— …кого Регента? — переспросил Дэмиен, почувствовав, как сжался желудок.
— Говарт. Его выгнали из королевской стражи, потому что он был тем еще сукиным сыном. Но Регент держит его рядом. Не знаю, как Принц заполучил его на ринг, но он точно сделал все, чтобы разозлить своего дядю, — увидев выражение лица Дэмиена, он добавил: — Что, ты не знал, кто это был?
Нет. Он не знал. Отношение Дэмиена к Лорену изменилось: он начал презирать его еще больше. Очевидно, когда чудом его опьяненный наркотиком раб выиграл бой на ринге, Лорен получил для себя утешительный приз. Дэмиен же невольно приобрел нового врага, Говарта. Не просто врага; победа над Говартом могла быть расценена Регентом, как прямое неуважение. И Лорен, с определенным злым умыслом выбиравший противника для Дэмиена, несомненно, знал это.
Таков Виир, напомнил себе Дэмиен. Лорен мог разговаривать так, будто его растили в борделе, но у него был изощренный ум Виирийского придворного, привыкший к обману и двойной игре. И его мелкие интриги были опасны для тех, кто зависел от него настолько, насколько Дэмиен.
Поздним утром на следующий день в комнату вошел Радель, чтобы проследить за сопровождением Дэмиена в бани.
— Ты успешно выступил на ринге и даже выказал Принцу должное почтение. Это превосходно. И, как я посмотрю, ты не покалечил никого этим утром, очень хорошо, — сказал Радель.
Дэмиен переварил этот комплимент. Он спросил:
— Что это был за наркотик, которым ты меня накачал перед боем?
— Не было никакого наркотика, — произнес Радель с легким смятением.
— Там было что-то, — повторил Дэмиен. — Ты всыпал что-то в жаровни.
— Это был чалис, утонченное развлечение. В нем нет ничего дурного. Принц предположил, что это поможет тебе расслабиться в банях.
— И Принц сам указал, сколько добавить? — спросил Дэмиен.
— Да, — ответил Радель. — Больше обычного. Но ты крупный. Я бы о таком и не подумал, а он продумывает все до мелочей.
— Да, я заметил, — сказал Дэмиен.
Он думал, что все повторится, как в предыдущий день: его отведут в бани и подготовят для очередного грандиозного представления. Но конвоиры лишь помыли его, отвели обратно в комнату и принесли обед на подносе. Посещение бань в этот раз было приятнее, чем за день до этого. Не было чалиса, толпы стражников или навязчивой интимности; ему сделали роскошный массаж, сняв напряжение с плеч, бережно обходясь с его давнишними ушибами.
Когда день начал угасать и все еще ничего не произошло, Дэмиен почувствовал, как спало напряжение, он был почти разочарован, хотя это и было абсурдно. Лучше провести день, скучая на шелковых подушках, чем борясь на ринге. Может быть, ему просто нужна была возможность сражаться с чем-нибудь. Желательно, с невыносимым золотоволосым выскочкой.
Ничего не произошло ни во второй день, ни в третий, ни в четвертый, ни в пятый.
Время, проводимое в стенах изысканной тюрьмы, становилось тяжелым испытанием; единственное, что разнообразило его дни — ритуалы принятия утренних ванн и приемы пищи. Он использовал это время, чтобы запоминать все, что сможет. Стража у двери преднамеренно сменялась в разное время. Но стражники больше не относились к нему, как к предмету мебели, он даже запомнил несколько имен; бой на ринге кое-что изменил. Больше никто не нарушал приказ не входить в его комнату без особых указаний, но раз или два его конвоиры перекинулись с ним парой слов. Пара слов там, пара слов здесь. Над этим он и работал.
Его посещали слуги, которые приносили ему еду, выносили ночной горшок, зажигали потухшие факелы, взбивали подушки и меняли их, драили пол и проветривали комнату, но было невозможно завязать с кем-то из них дружеские отношения. Они, даже больше, чем стражники, повиновались приказу не разговаривать с ним. Или просто больше боялись Дэмиена. Однажды он поймал на себе испуганный взгляд и последовавшее за ним смущение. Это произошло, когда Дэмиен сидел, согнув ноги в коленях и прислонив голову к стене; он сжалился над мальчиком слугой, который пытался выполнять свою работу, прижавшись к двери, и сказал: «Не бойся. Цепь очень прочная».
Неудачные попытки выудить информацию у Раделя встречались с сопротивлением и заканчивались наставническими лекциями.
Говарт, говорил Радель, никогда не был поощряем Регентом. С чего Дэмиен это взял? Регент оставил Говарта при себе из какого-то обязательства перед его семьей. Почему Дэмиен спрашивает о нем? Разве Дэмиен забыл, что он здесь только для того, чтобы делать то, что ему велят? Нет нужды задавать лишние вопросы. Нет необходимости заботиться о том, что происходит во дворце. Он должен выбросить из головы все, кроме мысли, что он здесь для того, чтобы дарить удовольствие Принцу, который через десять месяцев станет Королем.
Теперь Дэмиен запомнил, как надо говорить.
***
На шестой день, когда походы в бани стали абсолютной рутиной, он не ждал ничего необычного. Но неожиданно в рутине произошли некоторые изменения. Его повязка была снята за пределами бань, а не внутри. Оценивающий взгляд Раделя остановился на нем, как на выставленном на продажу товаре. Были ли подходящие для этого условия? Да, были.
Дэмиен почувствовал, как с него снимают оковы. Здесь, снаружи.
Радель коротко бросил:
— Сегодня в банях ты прислуживаешь.
— Прислуживаю? — переспросил Дэмиен. Это слово вызвало в воображении изогнутые ниши, их предназначение, переплетенные тела выгравированных фигур.
Времени, чтобы все обдумать или задать вопросы, не было. Так же как на ринг, его втолкнули в открытые двери бани. Стражники вышли, закрыли двери снаружи и превратились в едва различимые тени за резными узорами.
Он не знал, чего ожидать. Возможно, развратную сцену, похожую на то, с чем он встретился на ринге. Возможно, питомцев, нежащихся здесь и там, обнаженных и окутанных паром. Возможно, живую картину: движущиеся тела, стоны, всплески воды.
На самом же деле в банях не было никого, кроме одного человека.
Нетронутый паром, одетый от шеи до кончиков пальцев, он стоял в том месте, где мылись рабы перед тем, как их пускали в основные бани. Когда Дэмиен разглядел, кто это, то невольно дотронулся до своего золотого ошейника, не в состоянии поверить, что сейчас он не связан и что они находятся наедине.
Лорен прислонился плечами к стене из плитки. Он рассматривал Дэмиена из-под золотистых ресниц со знакомым выражением неприязни на лице.
— Так мой раб такой застенчивый на арене. Разве ты не трахал мальчиков в Акиэлосе?
— Я вполне цивилизован. Прежде чем насиловать кого-то, я сначала проверяю, сломался ли уже у него голос, — ответил Дэмиен.
Лорен улыбнулся.
— Ты сражался при Марласе?
Дэмиен никак не отреагировал на наигранную улыбку. Диалог продолжался на лезвии ножа.
Он ответил:
— Да.
— Скольких ты убил?
— Я не знаю.
— Потерял счет? — произнесено любезно, как обычно интересуются о погоде. Лорен продолжил: — Варвар не будет трахать мальчиков, он предпочтет подождать несколько лет и будет использовать меч вместо своего члена.
Дэмиен вспыхнул:
— Это была война. Потери терпели обе стороны.
— Ах, да. Мы убили немного ваших. Я хотел бы убить больше, но мой дядя был необъяснимо милосерден с паразитами. Ты уже встречал его.
Лорен напоминал одну из тех фигур объемной фрески на двери, только он был бело-золотым, а не серебряным. Дэмиен взглянул на него, и в голове пронеслась мысль: в этом месте ты накачал меня наркотиком.
— Ты ждал шесть дней, чтобы поговорить со мной о твоем дяде? — спросил Дэмиен.
Лорен переменил положение и удобнее прислонился к стене.
— Мой дядя уехал в Честиллон. Он охотится на кабанов. Ему нравится преследовать. И убивать тоже. Поездка занимает день, после чего он и его свита на пять ночей останутся в старом имении. Его подданные знают, что лучше в это время не беспокоить его посланиями из дворца. Я ждал шесть дней, чтобы мы могли побыть наедине.
Эти милые голубые глаза смотрели прямо на него. Но, если убрать всю слащавость, это была угроза.
— Наедине, с твоей стражей прямо за дверью, — сказал Дэмиен.
— Ты снова собираешься жаловаться, что у тебя нет возможности дать сдачи? — спросил Лорен. Голос стал еще слаще. — Не беспокойся, я не причиню тебе вреда, не будь на то веской причины.
— Разве я выгляжу обеспокоенным? — спросил Дэмиен.
— Ты выглядел слегка возбужденным, — сказал Лорен, — на ринге. Мне больше нравилось, когда ты стоял на четвереньках. Как дворняжка. Думаешь, я потерплю наглость? Попробуй, проверь мое терпение.
Дэмиен стоял молча; он чувствовал на своей коже пар. Еще он чувствовал опасность. Он слышал себя. Ни один из солдат не посмел бы так говорить с принцем. Раб пал бы ниц, едва увидев, что Лорен находится в комнате.
— Хочешь, я скажу, что тебе понравилось? — спросил Лорен.
— Там не было ничего, что бы мне понравилось.
— Ты лжешь. Тебе понравилось опрокинуть и избить того мужчину, и тебе нравилось, что он не смог подняться. Ты был бы рад причинить вред мне, не так ли? Очень тяжело себя контролировать? Твоя маленькая речь о честной игре обманула меня так же, как и твоя демонстрация повиновения. Ты рассчитал со всей своей природной сообразительностью, что это представит тебя как цивилизованным, так и послушным. Но единственное, в чем ты хорош, это драка.
— Ты здесь для того, чтобы втянуть меня еще в одну? — спросил Дэмиен изменившимся голосом, будто поднявшимся у него изнутри.
Лорен оттолкнулся от стены.
— Я не собираюсь валяться в свинарнике со свиньями, — холодно произнес Лорен. — Я здесь, чтобы принять ванну. Я сказал что-то удивительное? Подойди сюда.
Это было произнесено за мгновение до того, как Дэмиен решил, что может подчиниться. В тот момент, когда он только вошел в комнату, он обдумал возможность одолеть Лорена силой и тут же отмел ее. Он не выберется из дворца живым, если причинит вред Наследному Принцу Виира или даже убьет его. Эта мысль пришла не без сожаления.
Он подошел и встал в двух шагах от Лорена. К своему удивлению, на лице Лорена, кроме неприязни, Дэмиен обнаружил что-то вроде самодовольства. Он ждал показной смелости. Конечно, за дверью стояла стража, готовая примчаться по первому зову Принца, разрубая мечами все на своем пути, но не было гарантий, что Дэмиен не сорвется и не убьет Лорена до того, как это произойдет. Другой мог бы. Другой мог бы решить, что неминуемая расплата — публичные истязания, заканчивающиеся отрубленной головой на шесте — стоила удовольствия свернуть Лорену шею.
— Раздевайся, — приказал Лорен.
Нагота никогда не беспокоила Дэмиена. Теперь же он знал, что она осуждаема и запрещена в Виирийском дворянстве. Но даже если Виирийские обычаи и затрагивали его, все, что можно было увидеть, уже было показано, очень публично. Расстегнув одежду, он дал ей упасть. Он не был уверен, зачем все это нужно. Если только это чувство и не было целью.
— Раздень меня, — сказал Лорен.
Чувство усилилось. Он не обратил внимания и шагнул вперед.
Незнакомая одежда вынудила его приостановиться. Лорен вытянул холодную властную руку, повернул ладонь кверху, указывая, где следует начинать. Тонкие тугие шнурки на внутренней стороне запястья Лорена тянулись почти до середины предплечья и были такого же темно-синего цвета, как и все одеяние. Расшнуровка заняла несколько минут; шнурки были маленькие, туго переплетались, и Дэмиен был вынужден вытягивать каждый по отдельности, чувствуя, как скользит шнурок, проходя через петельки.
Лорен опустил одну руку вместе с развязанными шнурками и протянул другую.
В Акиэлосе одежда была аскетично простой и акцентировала внимание на красоте тела. Виирийская одежда, напротив, была плотной, сшитой, чтобы закрывать и прятать, ее сложность не преследовала особых целей, кроме как создавать трудности при раздевании. Методичная расшнуровка заставила Дэмиена с презрением подумать о том, что Виирийским любовникам приходится на полчаса приостанавливать свою страсть, чтобы раздеться. Похоже, все происходящее в этой стране было заранее обдуманно и бесчувственно, даже занятия любовью. Но нет, он вспомнил похоть на ринге. Питомцы одевались по-другому, демонстрируя доступность, а красноволосый питомец расшнуровывал лишь ту часть одеяния своего господина, которая мешала его намерениям.
Когда все разнообразные шнурки были развязаны, он стянул одежду; обнаружилось, что это только верхний слой. Под ним была надета простая белая рубашка (также зашнурованная), которую до этого не было видно. Рубашка, штаны, сапоги. Дэмиен засомневался.
Золотистые брови изогнулись.
— Я должен ждать из-за скромности слуги?
Дэмиен встал на колени. Нужно снять сапоги; затем штаны. Дэмиен отступил назад, когда это было сделано. Рубашка (уже расшнурованная) легко соскользнула, обнажая плечо. Лорен сам стянул ее через голову. Больше на нем ничего не было. Твердая неприязнь Дэмиена к Лорену предупредила его обычную реакцию на хорошо сложенное тело. Если бы не это, он попал бы в затруднительное положение. Лорен смотрелся очень гармонично: его тело было так же удивительно изящно, как и лицо. Он был сложен легче, чем Дэмиен, но его тело не выглядело мальчишеским. Напротив, он обладал прекрасной пропорциональной мускулатурой молодого мужчины в преддверии совершеннолетия, будто предназначенной для легкой атлетики или позирования для скульптур. И он был светлый. Кожа была настолько светлой, что походила на девичью, гладкая и без изъянов, с полоской золотистого пушка, тянущегося вниз от его пупка.
— Говарт. Его выгнали из королевской стражи, потому что он был тем еще сукиным сыном. Но Регент держит его рядом. Не знаю, как Принц заполучил его на ринг, но он точно сделал все, чтобы разозлить своего дядю, — увидев выражение лица Дэмиена, он добавил: — Что, ты не знал, кто это был?
Нет. Он не знал. Отношение Дэмиена к Лорену изменилось: он начал презирать его еще больше. Очевидно, когда чудом его опьяненный наркотиком раб выиграл бой на ринге, Лорен получил для себя утешительный приз. Дэмиен же невольно приобрел нового врага, Говарта. Не просто врага; победа над Говартом могла быть расценена Регентом, как прямое неуважение. И Лорен, с определенным злым умыслом выбиравший противника для Дэмиена, несомненно, знал это.
Таков Виир, напомнил себе Дэмиен. Лорен мог разговаривать так, будто его растили в борделе, но у него был изощренный ум Виирийского придворного, привыкший к обману и двойной игре. И его мелкие интриги были опасны для тех, кто зависел от него настолько, насколько Дэмиен.
Поздним утром на следующий день в комнату вошел Радель, чтобы проследить за сопровождением Дэмиена в бани.
— Ты успешно выступил на ринге и даже выказал Принцу должное почтение. Это превосходно. И, как я посмотрю, ты не покалечил никого этим утром, очень хорошо, — сказал Радель.
Дэмиен переварил этот комплимент. Он спросил:
— Что это был за наркотик, которым ты меня накачал перед боем?
— Не было никакого наркотика, — произнес Радель с легким смятением.
— Там было что-то, — повторил Дэмиен. — Ты всыпал что-то в жаровни.
— Это был чалис, утонченное развлечение. В нем нет ничего дурного. Принц предположил, что это поможет тебе расслабиться в банях.
— И Принц сам указал, сколько добавить? — спросил Дэмиен.
— Да, — ответил Радель. — Больше обычного. Но ты крупный. Я бы о таком и не подумал, а он продумывает все до мелочей.
— Да, я заметил, — сказал Дэмиен.
Он думал, что все повторится, как в предыдущий день: его отведут в бани и подготовят для очередного грандиозного представления. Но конвоиры лишь помыли его, отвели обратно в комнату и принесли обед на подносе. Посещение бань в этот раз было приятнее, чем за день до этого. Не было чалиса, толпы стражников или навязчивой интимности; ему сделали роскошный массаж, сняв напряжение с плеч, бережно обходясь с его давнишними ушибами.
Когда день начал угасать и все еще ничего не произошло, Дэмиен почувствовал, как спало напряжение, он был почти разочарован, хотя это и было абсурдно. Лучше провести день, скучая на шелковых подушках, чем борясь на ринге. Может быть, ему просто нужна была возможность сражаться с чем-нибудь. Желательно, с невыносимым золотоволосым выскочкой.
Ничего не произошло ни во второй день, ни в третий, ни в четвертый, ни в пятый.
Время, проводимое в стенах изысканной тюрьмы, становилось тяжелым испытанием; единственное, что разнообразило его дни — ритуалы принятия утренних ванн и приемы пищи. Он использовал это время, чтобы запоминать все, что сможет. Стража у двери преднамеренно сменялась в разное время. Но стражники больше не относились к нему, как к предмету мебели, он даже запомнил несколько имен; бой на ринге кое-что изменил. Больше никто не нарушал приказ не входить в его комнату без особых указаний, но раз или два его конвоиры перекинулись с ним парой слов. Пара слов там, пара слов здесь. Над этим он и работал.
Его посещали слуги, которые приносили ему еду, выносили ночной горшок, зажигали потухшие факелы, взбивали подушки и меняли их, драили пол и проветривали комнату, но было невозможно завязать с кем-то из них дружеские отношения. Они, даже больше, чем стражники, повиновались приказу не разговаривать с ним. Или просто больше боялись Дэмиена. Однажды он поймал на себе испуганный взгляд и последовавшее за ним смущение. Это произошло, когда Дэмиен сидел, согнув ноги в коленях и прислонив голову к стене; он сжалился над мальчиком слугой, который пытался выполнять свою работу, прижавшись к двери, и сказал: «Не бойся. Цепь очень прочная».
Неудачные попытки выудить информацию у Раделя встречались с сопротивлением и заканчивались наставническими лекциями.
Говарт, говорил Радель, никогда не был поощряем Регентом. С чего Дэмиен это взял? Регент оставил Говарта при себе из какого-то обязательства перед его семьей. Почему Дэмиен спрашивает о нем? Разве Дэмиен забыл, что он здесь только для того, чтобы делать то, что ему велят? Нет нужды задавать лишние вопросы. Нет необходимости заботиться о том, что происходит во дворце. Он должен выбросить из головы все, кроме мысли, что он здесь для того, чтобы дарить удовольствие Принцу, который через десять месяцев станет Королем.
Теперь Дэмиен запомнил, как надо говорить.
***
На шестой день, когда походы в бани стали абсолютной рутиной, он не ждал ничего необычного. Но неожиданно в рутине произошли некоторые изменения. Его повязка была снята за пределами бань, а не внутри. Оценивающий взгляд Раделя остановился на нем, как на выставленном на продажу товаре. Были ли подходящие для этого условия? Да, были.
Дэмиен почувствовал, как с него снимают оковы. Здесь, снаружи.
Радель коротко бросил:
— Сегодня в банях ты прислуживаешь.
— Прислуживаю? — переспросил Дэмиен. Это слово вызвало в воображении изогнутые ниши, их предназначение, переплетенные тела выгравированных фигур.
Времени, чтобы все обдумать или задать вопросы, не было. Так же как на ринг, его втолкнули в открытые двери бани. Стражники вышли, закрыли двери снаружи и превратились в едва различимые тени за резными узорами.
Он не знал, чего ожидать. Возможно, развратную сцену, похожую на то, с чем он встретился на ринге. Возможно, питомцев, нежащихся здесь и там, обнаженных и окутанных паром. Возможно, живую картину: движущиеся тела, стоны, всплески воды.
На самом же деле в банях не было никого, кроме одного человека.
Нетронутый паром, одетый от шеи до кончиков пальцев, он стоял в том месте, где мылись рабы перед тем, как их пускали в основные бани. Когда Дэмиен разглядел, кто это, то невольно дотронулся до своего золотого ошейника, не в состоянии поверить, что сейчас он не связан и что они находятся наедине.
Лорен прислонился плечами к стене из плитки. Он рассматривал Дэмиена из-под золотистых ресниц со знакомым выражением неприязни на лице.
— Так мой раб такой застенчивый на арене. Разве ты не трахал мальчиков в Акиэлосе?
— Я вполне цивилизован. Прежде чем насиловать кого-то, я сначала проверяю, сломался ли уже у него голос, — ответил Дэмиен.
Лорен улыбнулся.
— Ты сражался при Марласе?
Дэмиен никак не отреагировал на наигранную улыбку. Диалог продолжался на лезвии ножа.
Он ответил:
— Да.
— Скольких ты убил?
— Я не знаю.
— Потерял счет? — произнесено любезно, как обычно интересуются о погоде. Лорен продолжил: — Варвар не будет трахать мальчиков, он предпочтет подождать несколько лет и будет использовать меч вместо своего члена.
Дэмиен вспыхнул:
— Это была война. Потери терпели обе стороны.
— Ах, да. Мы убили немного ваших. Я хотел бы убить больше, но мой дядя был необъяснимо милосерден с паразитами. Ты уже встречал его.
Лорен напоминал одну из тех фигур объемной фрески на двери, только он был бело-золотым, а не серебряным. Дэмиен взглянул на него, и в голове пронеслась мысль: в этом месте ты накачал меня наркотиком.
— Ты ждал шесть дней, чтобы поговорить со мной о твоем дяде? — спросил Дэмиен.
Лорен переменил положение и удобнее прислонился к стене.
— Мой дядя уехал в Честиллон. Он охотится на кабанов. Ему нравится преследовать. И убивать тоже. Поездка занимает день, после чего он и его свита на пять ночей останутся в старом имении. Его подданные знают, что лучше в это время не беспокоить его посланиями из дворца. Я ждал шесть дней, чтобы мы могли побыть наедине.
Эти милые голубые глаза смотрели прямо на него. Но, если убрать всю слащавость, это была угроза.
— Наедине, с твоей стражей прямо за дверью, — сказал Дэмиен.
— Ты снова собираешься жаловаться, что у тебя нет возможности дать сдачи? — спросил Лорен. Голос стал еще слаще. — Не беспокойся, я не причиню тебе вреда, не будь на то веской причины.
— Разве я выгляжу обеспокоенным? — спросил Дэмиен.
— Ты выглядел слегка возбужденным, — сказал Лорен, — на ринге. Мне больше нравилось, когда ты стоял на четвереньках. Как дворняжка. Думаешь, я потерплю наглость? Попробуй, проверь мое терпение.
Дэмиен стоял молча; он чувствовал на своей коже пар. Еще он чувствовал опасность. Он слышал себя. Ни один из солдат не посмел бы так говорить с принцем. Раб пал бы ниц, едва увидев, что Лорен находится в комнате.
— Хочешь, я скажу, что тебе понравилось? — спросил Лорен.
— Там не было ничего, что бы мне понравилось.
— Ты лжешь. Тебе понравилось опрокинуть и избить того мужчину, и тебе нравилось, что он не смог подняться. Ты был бы рад причинить вред мне, не так ли? Очень тяжело себя контролировать? Твоя маленькая речь о честной игре обманула меня так же, как и твоя демонстрация повиновения. Ты рассчитал со всей своей природной сообразительностью, что это представит тебя как цивилизованным, так и послушным. Но единственное, в чем ты хорош, это драка.
— Ты здесь для того, чтобы втянуть меня еще в одну? — спросил Дэмиен изменившимся голосом, будто поднявшимся у него изнутри.
Лорен оттолкнулся от стены.
— Я не собираюсь валяться в свинарнике со свиньями, — холодно произнес Лорен. — Я здесь, чтобы принять ванну. Я сказал что-то удивительное? Подойди сюда.
Это было произнесено за мгновение до того, как Дэмиен решил, что может подчиниться. В тот момент, когда он только вошел в комнату, он обдумал возможность одолеть Лорена силой и тут же отмел ее. Он не выберется из дворца живым, если причинит вред Наследному Принцу Виира или даже убьет его. Эта мысль пришла не без сожаления.
Он подошел и встал в двух шагах от Лорена. К своему удивлению, на лице Лорена, кроме неприязни, Дэмиен обнаружил что-то вроде самодовольства. Он ждал показной смелости. Конечно, за дверью стояла стража, готовая примчаться по первому зову Принца, разрубая мечами все на своем пути, но не было гарантий, что Дэмиен не сорвется и не убьет Лорена до того, как это произойдет. Другой мог бы. Другой мог бы решить, что неминуемая расплата — публичные истязания, заканчивающиеся отрубленной головой на шесте — стоила удовольствия свернуть Лорену шею.
— Раздевайся, — приказал Лорен.
Нагота никогда не беспокоила Дэмиена. Теперь же он знал, что она осуждаема и запрещена в Виирийском дворянстве. Но даже если Виирийские обычаи и затрагивали его, все, что можно было увидеть, уже было показано, очень публично. Расстегнув одежду, он дал ей упасть. Он не был уверен, зачем все это нужно. Если только это чувство и не было целью.
— Раздень меня, — сказал Лорен.
Чувство усилилось. Он не обратил внимания и шагнул вперед.
Незнакомая одежда вынудила его приостановиться. Лорен вытянул холодную властную руку, повернул ладонь кверху, указывая, где следует начинать. Тонкие тугие шнурки на внутренней стороне запястья Лорена тянулись почти до середины предплечья и были такого же темно-синего цвета, как и все одеяние. Расшнуровка заняла несколько минут; шнурки были маленькие, туго переплетались, и Дэмиен был вынужден вытягивать каждый по отдельности, чувствуя, как скользит шнурок, проходя через петельки.
Лорен опустил одну руку вместе с развязанными шнурками и протянул другую.
В Акиэлосе одежда была аскетично простой и акцентировала внимание на красоте тела. Виирийская одежда, напротив, была плотной, сшитой, чтобы закрывать и прятать, ее сложность не преследовала особых целей, кроме как создавать трудности при раздевании. Методичная расшнуровка заставила Дэмиена с презрением подумать о том, что Виирийским любовникам приходится на полчаса приостанавливать свою страсть, чтобы раздеться. Похоже, все происходящее в этой стране было заранее обдуманно и бесчувственно, даже занятия любовью. Но нет, он вспомнил похоть на ринге. Питомцы одевались по-другому, демонстрируя доступность, а красноволосый питомец расшнуровывал лишь ту часть одеяния своего господина, которая мешала его намерениям.
Когда все разнообразные шнурки были развязаны, он стянул одежду; обнаружилось, что это только верхний слой. Под ним была надета простая белая рубашка (также зашнурованная), которую до этого не было видно. Рубашка, штаны, сапоги. Дэмиен засомневался.
Золотистые брови изогнулись.
— Я должен ждать из-за скромности слуги?
Дэмиен встал на колени. Нужно снять сапоги; затем штаны. Дэмиен отступил назад, когда это было сделано. Рубашка (уже расшнурованная) легко соскользнула, обнажая плечо. Лорен сам стянул ее через голову. Больше на нем ничего не было. Твердая неприязнь Дэмиена к Лорену предупредила его обычную реакцию на хорошо сложенное тело. Если бы не это, он попал бы в затруднительное положение. Лорен смотрелся очень гармонично: его тело было так же удивительно изящно, как и лицо. Он был сложен легче, чем Дэмиен, но его тело не выглядело мальчишеским. Напротив, он обладал прекрасной пропорциональной мускулатурой молодого мужчины в преддверии совершеннолетия, будто предназначенной для легкой атлетики или позирования для скульптур. И он был светлый. Кожа была настолько светлой, что походила на девичью, гладкая и без изъянов, с полоской золотистого пушка, тянущегося вниз от его пупка.