– Может быть, расскажу как-нибудь потом, – ответил он. – Не сегодня. Или не расскажу. История такая, не для посторонних ушей.

Иллюзия близости лопнула, как радужный мыльный пузырь, оставив от красивых переливов лишь грязное мокрое пятно. Я для него все такая же чужая. То, что он рядом и держит меня под руку, ничего не изменило. Я замолчала и отвернулась. Глупой идеей было пойти с ним на обед. Ничего хорошего из этого не получится.

– Штеффи, не обижайся, – мягко сказал Руди. – Я не могу пока рассказать. Не потому, что ты посторонняя, а потому, что ты – это ты. Но скоро, совсем скоро, все изменится. А пока постарайся мне просто поверить и не обижаться.

Его слова меня удивили. По ним выходило, что он мог бы рассказать другому, к примеру Регине, но не мне. Или я его неправильно поняла?

– Я не обижаюсь. Не хочешь рассказывать – не говори.

– Обижаешься, – ответил Рудольф. – Я это вижу. Дело не в том, что я не хочу. Просто я сделал большую глупость, которую исправить никак нельзя. И рассказать тебе о ней не могу. По-хорошему, мне нельзя и сейчас быть здесь, но я посчитал повод достаточно веским, чтобы поговорить с тобой.

К моему удивлению, смотрел он виновато, но его слова были слишком туманными, чтобы объяснить что-то. Мне опять показалось, что я для него что-то значу. Что рано или поздно он расскажет, где был все это время, и все у нас сложится. День, вроде бы пасмурный и мрачный, неожиданно расцвел всеми красками лета, хотя на дворе была весна. Но весна – прекрасное время года, просто удивительное. Я улыбнулась Рудольфу, сама не знаю почему. Он открыл передо мной дверь, и мы оказались в маленьком ресторанчике. Надо же, я и не заметила, как мы до него дошли. Заведение было не столь помпезным, как то, где я вчера обедала с Лоренцом, и без незнакомых слов в книжечке со списком предлагаемых блюд, так что я справилась с заказом. Есть мне почему-то не хотелось, я все ждала, когда Рудольф скажет, ради чего он меня сюда пригласил. Но он не торопился.

– Как тебе в Академии? – спросил он. – Нравится?

– Нравится, – ответила я.

– Больше не жалеешь, что не попала на ткацкую фабрику?

Он беззлобно усмехнулся. Видно, вспомнил, как я переживала, что устроилась на работу в косметический магазин по рекомендации знакомой, а не пошла на ткацкую фабрику, куда нас отправляли из приюта, когда мы достигали совершеннолетия.

– Не знаю, – ответила я. – В Академию я бы и из фабрики попала, ведь так? И тогда Сабина и Петер были бы живы.

– Возможно, – задумчиво сказал он, – а возможно, и нет. Хофмайстер не из тех, кто свидетелей оставляет. Думаю, Сабина в любом случае была приговорена. Как сообщница она его устраивала – возможно, и как любовница. Но делиться с ней он не стал бы.

– Его так и не поймали? – зачем-то спросила я, хотя от отца знала, что нет.

– Поймаем, – зло сказал Рудольф, – рано или поздно поймаем, будь уверена. Никуда он не денется.

Лицо у него стало жестким, по скулам заходили желваки, лоб прорезала складка, возникшая между насупленными бровями. За какой-то миг Рудольф переменился: теперь он казался много старше и серьезней. Похоже, идея поймать Эдди не давала ему спокойно жить и стала навязчивой. Я сочла за лучшее больше не говорить про бывшего компаньона моей тети, которому удалось уйти от наказания. Рудольф зло щурился в окно. Не знаю, что он там хотел высмотреть, но думаю, если бы на улице внезапно появился Эдди, уйти ему уже не удалось бы. Мой спутник был готов к аресту преступника в любой момент и при любых условиях.

Когда дело дошло до десерта, Рудольф, так никого и не высмотрев в окне, перевел взгляд на меня. От неожиданности я попыталась проглотить кусочек вафли, даже ее не разжевав, – пришлось спешно запивать чаем. Вафля провалилась глубже, царапая горло, и полностью испортила мне удовольствие от обеда.

– Какие у тебя отношения с тем курсантом? – неожиданно спросил Рудольф.

– Это не твое дело, – ответила я.

Остаток вафли потерял для меня всякую привлекательность. Разговор пошел о том, о чем мне говорить не хотелось. Ни говорить, ни вспоминать. Я выразительно посмотрела на Рудольфа, пытаясь ему это внушить. Но он не желал униматься.

– Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя с ним не может быть ничего серьезного? – спросил он.

– Почему ты так в этом уверен?

– Он тебе не подходит.

– Надо же, как у вас много общего. Он уверен, что мне не подходишь ты, – язвительно сказала я. – И что сам он как раз очень даже подходит.

Вот, значит, как? Полтора года он обо мне не вспоминал, а увидел, что кто-то другой мной заинтересовался, – сразу пытается отвадить? Самому не нужна, но и другому не отдам…

– Я не шучу, – недовольно сказал Рудольф. – Тебе не следует с ним встречаться. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Ты так уверен? – Я встала из-за стола и небрежно бросила салфетку на стул. – В отличие от тебя, помолвку он мне предлагает не фальшивую. Или ты считаешь, что я его недостойна? Что единственное, для чего я гожусь, – изображать твою невесту в дурацком представлении для Хофмайстера? А в перерывах между этим хоронить себя заживо среди баночек с косметикой в магазине тети?

– Я этого не говорил и не думал даже.

– Твои слова понять по-другому нельзя, – возразила я. – Рудольф, у тебя нет никакого права указывать мне, что я должна или не должна делать. Не лезь в мою жизнь. Вот из этого точно ничего хорошего не выйдет.

– Штеффи, ты не понимаешь, – тоскливо протянул он.

– И не хочу понимать. Прощай.

Я подумала, что стою здесь слишком долго, словно пытаюсь перед ним в чем-то оправдаться. Я сказала все, что считала нужным, больше от меня он ничего не услышит. Я злилась. Злилась на него. На себя. На себя – больше. Мне не следовало с ним идти и вообще разговаривать. Все равно ничего из того, что мне так хотелось услышать, он не сказал. Я не должна встречаться с Лоренцом, видите ли. Да я не только буду с ним встречаться, я браслет у него возьму, когда он вернется со сборов. И пусть Рудольф дает свои ценные советы кому-нибудь другому. Все, больше мы с ним никогда не увидимся.

– До свидания, Штефани.

Его слова донеслись до меня, когда я была уже у двери. Но я не обернулась. Как сказала бы Регина, последняя страница нашего романа перелистнулась и книжка захлопнулась. Пришло время другого романа.





Глава 10





До конца недели я упорно пыталась не думать о Рудольфе. Получалось плохо. Встреча с ним разбередила в душе что-то, для чего я никак не могла подобрать подходящее слово. Любовь ли это была или просто уязвленное самолюбие отвергнутой женщины? Кто знает? Я – точно нет. Возможно, если бы не поцелуй Лоренца, я не восприняла бы случившееся так остро. Не было бы этого мучительного сожаления о несбывшемся, этого желания повторить поцелуй с другим, мне недоступным.

Я прокручивала в голове разговор с Рудольфом снова и снова. Иногда казалось, что за его словами стоит что-то большее, чем я услышала, но потом я вновь убеждала себя, что занимаюсь самообманом. Если бы стояло большее, то оно подтверждалось бы чем-то, кроме слов, которые можно было по-разному толковать. Я ходила на занятия, старательно записывала, делала все, что нужно, но душой была очень далека от Академии. Хотелось изменений. Хоть каких-нибудь. Чтобы меня перестала выматывать монотонность и внутренняя тоска. Чтобы спал этот непонятный полог, отделяющий меня от нормальной жизни с ее радостями. Но ничего не менялось, разве что Регина стала проводить с Моникой времени еще больше, пытаясь хоть как-то разбавить для соседки горечь от отъезда Вернера. Та была безутешна, жалела ее теперь вся группа, хотя курсант должен был приехать чуть больше чем через неделю, живой, здоровый и все так же в нее влюбленный. Ведь если, как уверяла меня Регина, у них настоящая любовь, то за две недели она пройти не может. Моника же убивалась, словно разлука длилась вечно и конца ей не было. Занималась она и раньше через силу, а теперь даже не хотела создавать видимость, ходила, вцепившись в Регинину руку, и причитала о несправедливости жизни. В результате с подругой за всю неделю поговорить мне так и не удалось, вот и сейчас мы лишь помахали на прощание друг другу, и я пошла домой.

В торговом зале было оживленно, но моя помощь не требовалась. Тетушка осуществила свою затею нанять еще двух продавщиц. И уже несколько дней девушки работали попарно. Новенькая выглядела уверенной, бойко отвечала на вопросы, Анна лишь изредка поглядывала в ее сторону, проверяя, справляется ли та. Но ее подруге помощь не требовалась, она была счастлива получить это место и теперь делала все, чтобы остаться здесь после испытательного срока. Я их не стала отвлекать, сразу прошла наверх. Тетя сидела в крошечной комнатке, ею гордо именуемой кабинетом, и что-то сосредоточенно подсчитывала. При моем появлении отвлеклась, отложила бумаги и спросила:

– Внизу справляются или мне нужно спуститься?

– Нет. Я бы там задержалась, если бы была необходимость. Но они вдвоем прекрасно успевают.

– Да, подруга Анны оказалась очень расторопной иноритой, – согласилась тетя Маргарета. – Она уже имела представление о работе – приходила в магазин и раньше.

Артефакт вызова в торговый зал издал противный зудящий звук, тем самым оборвав наш разговор.

– Наверное, очередной личный заказ, – с легким недовольством сказала тетя. – Многовато их стало в последнее время. Уже и высокая цена не отпугивает.

– Подними ее еще, – со смехом предложила я. – Может быть, передумает кто-нибудь.

– Куда уж выше, – вздохнула она и начала спускаться по лестнице.

Я зашла в нашу кухоньку, но есть не хотелось, так что я просто взяла чашку с повышающим внимание отваром, который приготовила еще утром, перед уходом в Академию, к себе в комнату. Я успела сделать несколько глотков, когда вернулась запыхавшаяся тетя.

– Штеффи, это к тебе, – глотая второпях окончания, сказала она. – Лорд Лоренц.

Сюрприз был не очень приятным. А прямо сказать – совсем неприятным. Не то у меня было состояние, чтобы с ним разговаривать. Да и не должен был он сейчас здесь находиться, или армейская дисциплина на лордов не распространяется?

– У него сборы еще не закончились, – проворчала я. – Тетя, скажи ему, что меня нет. Что ушла, а ты не заметила. Не хочу с ним встречаться.

– Это его отец.

Теперь только я заметила, что тетя не запыхалась, а напугана. На щеках горели алые пятна, руки нервно сжимали одна другую, а глаза были круглые, как у фарфоровой куклы, и готовые пролить слезы. Отцу Николаса удалось произвести на нее впечатление, и похоже, она больше не будет считать курсанта подходящей для меня партией. Все это пронеслось в моей голове за единый миг, а потом страх пришел уже ко мне.

– Зачем он пришел?

– Хочет с тобой поговорить. И вид у него… – тетя пыталась подобрать нужное слово, но так и не смогла, поэтому просто сказала: – Он нам всех покупательниц распугает.

Оттягивать неприятный – а никаким другим он быть не мог – разговор не было никакого смысла. Если лорд решил со мной встретиться, он своего добьется, не посмотрит, что я не хочу с ним беседовать. Его сына чужие нежелания не заботили. Тетю я попросила не спускаться – только переволнуется, а со здоровьем у нее и так не очень хорошо.

Лорда Лоренца я рассмотрела, не выходя в торговый зал, – через нашу полупрозрачную дверь. Был он грузен, но не толст, скорее – внушителен. Богатый камзол облегал фигуру, скрадывая ее недостатки, которые при лишнем весе непременно должны быть. Дар у него был много меньше, чем у сына, почти как мой, так что военным магом в отставке быть он не мог, да и просто военным тоже. Не тот у него вид, по которому мужчины, носившие военную форму, сразу выделяются из толпы, даже если они в гражданском. Но на его лице оставила отпечаток привычка приказывать. На праздного бездельника он не похож, так что, скорее всего, работает в каком-нибудь столичном ведомстве. И еще было очень заметно, что он испытывает неловкость от того, что находится в магазине, торгующем столь специфическим товаром. Он постоянно косил глазами на вновь входящих, не иначе как опасаясь встретить знакомых дам, которые могут подумать – о ужас! – что он пришел сюда за покупками.

– Добрый день, лорд Лоренц, вы хотели меня видеть?

Улыбаться я ему не стала – покупать он у нас ничего не собирался, а показывать ему свое расположение мне было не нужно. Не заинтересована я в нем. Ни в лорде, ни в его расположении, ни в его сыне.

– Добрый день. Вы – инорита Ройтер? – он оценивающе на меня посмотрел.

– Да, это я.

– Я хотел с вами поговорить, – тон его не допускал никаких возражений.

– Прошу вас.

Я указала ему в сторону уголка для клиентов. Мягкие кресла, низкий столик – все подходило для непринужденной беседы. Можно еще попросить принести чай. Но лорду Лоренцу мое предложение по вкусу не пришлось. Он оттянул тугой воротник, недовольно поворочал головой и процедил:

– Не здесь.

– А где?

– В дом вы меня не хотите пригласить, инорита Ройтер? – спросил он с каким-то подтекстом, понятным лишь ему одному.

– Извините, лорд Лоренц, но нет, – твердо ответила я.

Приглашать в жилую часть дома лорда, пришедшего с непонятными целями, я не собиралась. Да и не так это просто – пришлось бы перенастраивать защиту, что сейчас пропускала лишь тетю, меня, папу и Регину, а изменения требовали времени и магической энергии. И все только потому, что ему не понравились кресла для покупателей в торговом зале.

– Такое неуважение к представителю семьи, в которую вы собираетесь войти? – голос его сочился ядом, не хуже чем у гадюки в серпентарии, когда у нее сцеживали этот полезный ингредиент.

– Я собираюсь войти? Впервые об этом слышу, – резко ответила я.

Николас говорил о браслете, но я сочла это прихотью, не стоящей внимания, а оказалось, он сообщил своим родным. Только что сообщил? Лорд Лоренц хотел что-то сказать, но заметил, что те несколько покупательниц, что были в торговом зале, потеряли всякий интерес к косметике. Теперь их жадное любопытство было направлено в нашу сторону. Пахло скандалом и свежими сплетнями. Разве с этим может сравниться аромат лучших духов?

– Инорита Ройтер, здесь недалеко есть приличное кафе. Мы можем там поговорить за чашечкой чая, если уж вы столь негостеприимны. Как вам мое предложение?