Ирби вернул событие в начальную точку, промотал изображение еще раз, меняя ракурсы. Досматривал уже через силу, щуря слезящиеся глаза. Слабым жестом смахнул все в сторону, погрузился в спокойный и прохладный полумрак. Пошлепал босыми ногами в санитарный бокс.

Из зеркала на него смотрели смертельно усталые глаза Жени Матиус, помощницы сенатора Майерса. Правда, самой Жени здесь давно уже не было, ее сознание практически растаяло между центрами удовольствия, навечно погрузившись в экстазийную кому. Ее хватало лишь на то, чтобы поддерживать жизнь в теле, пока рхеец отсутствовал.

Поэтому сейчас Ирби смотрел не на нее — на себя. Сквозь серую пелену радужки, сквозь блестящую черноту зрачка, он видел медленное всплытие из пустоты.

Или погружение в нее?

Должно быть, скоро ему придет закономерный конец. Каждый прыжок из тела в тело дается все сложнее и сложнее. Технология перемещения оцифровывает сознание вместе с памятью, бросает сквозь пространство пакет информации, который, как любой импульс, со временем теряет объем и скорость. И каждый такой прыжок что-то забирал — исчезали привычки, навыки, стирались воспоминания. Пусть медленно, пусть не полностью, но со временем это стало заметно. Ему давно уже пора было ложиться на реабилитацию.

Ирби невесело рассмеялся — какая, к черту, реабилитация? Он давно уже выбрал весь разумный ресурс. Он дольше любого агента Куба находился под прикрытием, чаще других менял тела и использовал маленькие, разбросанные по всей Метрополии транспондеры. У него после каждого «перехода» сознание просто разлетается на куски, с каждым разом его все труднее и труднее собрать. Не за горами тот миг, когда он просто не соберется, не выплывет.

В какой-то момент Ирби понял — и принял как факт, необратимость этих изменений. Песочный замок его личности рассыпался, ему уже ничто не могло помочь.

Но каждая победа имела свою цену. И Ирбы был готов эту цену заплатить.

Он стащил нижнее белье и полез в гигиеническую кабину. Включил тонизирующий душ.

Судя по таймеру, его сознание прыгало сквозь пространство почти четырнадцать часов. Это очень долго, это будет иметь последствия. К тому же, чтобы избежать обнаружение, пришлось расставлять транспондеры на максимальных удалениях, пряча в разном космическом мусоре. Любой кадет Куба знает, что чем длиннее прыжки, тем больше шансов на перехват. Только вот иначе с фабрики можно было вовсе не выбраться. И, раз уж он сейчас не плавает в виде «мозгов в банке» в каком-нибудь специзоляторе госбезопасности, значит, все прошло как надо.

Душ приятно холодил тело, острые струйки легко массировали затылок, шею и плечи, оставляя чуть заметный цветочный аромат. Ирби закрыл глаза, наслаждаясь моментом.

Он готовил эту операцию долго, вытачивая из грубого самородка идеи филигранный алмаз идеального плана. Такое смог бы провернуть только он, Ирби Юст Кааб, лучший агент Куба. В этой фразе не было бахвальства, лишь констатация заслуг. Хотя, гордиться и впрямь было чем.

Война расколола кажущееся монолитным общество Империи. Центр призывал страну к войне с коварным врагом, периферия не собирались служить пушечным мясом для далекой и сытой Метрополии. На многих производствах, расположенных как раз за пределами Солнечной системы, из-за дополнительной «фронтовой» нагрузки начали вспыхивать бунты — рабочие попросту не понимали, ради чего они должны работать сверхурочно. Опять же, исчезновение Императора, многозначительно молчание Квинта, паническое блеяние правительства. В среде военного сословия, фактического предоставленного самому себе, все чаще возникали разговоры о необходимости появления тирана — человека, способного вытащить страну из возникшего вакуума управления. Этому могли бы противостоять высшие чины из числа Старой Гвардии, однако, благодаря хитрым политическим интригам, их сместили со всех важных постов.

Впрочем, о смене действующей власти задумались не только военные — несколько сенаторов с растущим интересом поглядывали на пустующий Солнечный трон. И уже тут в игре активно участвовал Ирби, совершая то, на что у многих просто не хватило бы пороха.

Естественно, все во славу Рхеи!

И здесь крайне удачно пришлась к месту комиссия Квинта по отдаленным секторам — планировалось, что личное появление госчиновников подобного ранга должно отрезвляюще повлиять на местные администрации, занявшие предательские для Империи выжидающие позиции. Вместе с членами Квинта в комиссию входили и сенаторы от проверяемых секторов, в том числе Майерс и Аладьев.

За месяц до прилета комиссии Ирби прибыл в сектор Триггер Коди, растянутый вдоль созвездия Гончих Псов. Здесь располагались крупнейшие «блуждающие» фабрики сразу нескольких корпораций, специализирующихся на создании топливных кристаллов и импульсного вооружения. Огромные производственные платформы методично разбирали на материалы так и не зародившиеся звездные системы, жадно поглощая ресурсы Вселенной.

Найти недовольных условиями работы фабричных оказалось делом не хитрым, сложнее было довести ситуацию до точки кипения. Причем, чтобы «вскипело» в нужный момент, не раньше, не позже. И чтобы администрация фабрики не пронюхала о готовящемся бунте, иначе могла попросту закрыть фабрику на время прилета высоких гостей.

На Пови Шангра Ирби вышел сам, тщательно изучив личности глав профсоюзов. На фоне остальных лидеров рабочих мнений, типа того же Рыка, Пови казался настоящим интеллигентом — спокойный, вдумчивый, эрудированный. На этом Ирби, опытнейший вербовщик, его и подцепил, сыграв на несоответствии потенциала Пови его нынешнему положению. Шангр действительно ощущал этот изъян, считая, что такому специалисту, как он, не место в подобной дыре! И, конечно, Ирби пообещал ему место в Метрополии, если Пови сможет доказать комиссии всю серьезность намерений, а также соответствующую «политическую гибкость». Для чего следовало заявить о себе посредством масштабной акции неповиновения, во главе которой встанут главы профсоюзов, а, следовательно, и Пови тоже.

Конечно, Ирби мог бы просто захватить оболочку Пови, но его могли запросто раскрыть до начала операции. К тому же, Ирби необходимо было часто и подолгу отлучаться, чтобы подготовить линию транпсондеров и разместить на корпусе фабрики импульсные блокировщики. Где в это время прятать безвольное тело? А если его обнаружат?

Нет, здесь мог помочь только действующий по указке доброволец. И даже нейрошунт Ирби установил в голову Пови в самый последний момент, когда уже назад пути не было.

Потом потянулись дни томительного ожидания. Ирби по несколько раз проверял расположение всех транспондеров, сотни раз прокручивал в голове возможные варианты развития событий. Тайком проверял заложенную под фабричные цеха взрывчатку, стараясь маскировать ее все лучше и лучше.

Моментом истины стал прилет группы госбезопасности, проверяющей сектор перед прибытием комиссии. Они не нашли ничего, спрятанного рхейцем.

Однако, были опасения, что безопасники могли сделать вид, будто ничего не нашли. И тогда Ирби попал бы прямиком в их ловушку.

Накануне прибытия комиссии Пови поднял на собрании глав профсоюзов вопрос о бессрочной стачке — фабрике в очередной раз подняли план производства, ничего толком не сообщив о повышении зарплат. Собрание приняло нужное решение, и на следующий день начался протест, переросший в бунт с подрывами платформ и разбитыми головами.

Иначе Йена Гарнагу было бы не заинтересовать происходящим.

Дальнейшее было делом техники. Когда Ирби вонзил жало «пробойника» в мозг госчиновника, Гарнага был еще жив. И, возможно, его бы даже вытащили, проведя долгую операцию по восстановлению утраченных тканей. Однако вживленный нейрочип сыграл со своим хозяином злую шутку — посчитав угрозу жизни реальной, он попытался перебросить сознание Гарнаги на катер, в оболочку клона. Однако, предусмотрительно расставленные Ирби импульсные блокировщики попросту развеяли направленный информационный пучок.

Тело Пови Шангра еще остывало на грязном полу, а то, что осталось от личности члена Квинта Йена Гарнаги уже разлеталось в разные стороны космоса бессвязными клочками информации.

Важным было и то, что гибель чиновника зафиксировали медийные дроны, теперь госбезопасности, при всем желании, не вышло бы утаить случившееся на фабрике. Это означало, что вскоре в Квинте объявят о вакансии. И тогда Ирби, возможно, станет еще на шаг ближе к Императору.

Ближе на шаг, достаточный, чтобы нанести решающий удар, после которого Империя уже не оправится.



* * *

— Сборище трусливых идиотов, — сенатор Майерс даже не беспокоился, что его слышат окружающие. — Смотри, Демид, это вот — цвет нации.

Брови политика мученически поднялись, он подбородком указал на блестящую и разноцветную толпу. Поднял треугольный бокал с тяжелым темным напитком, сделал глоток.

Благотворительный вечер в поддержку воинов Империи, сражающихся с коварным и подлым Содружеством, устроили светские активисты при поддержке сенаторской группы, частью которой был и Майерс. Помимо официальной программы с выступлениями и сбором денег, для большинства присутствующих это была хорошая возможность решить свои вопросы, поговорить со старыми компаньонами, обзавестись новыми знакомствами. Поэтому «хрустальная» полусфера центрального зала станции была забита политиками, коммерсантами, медийными лицами и, конечно же, военными — как приглашенными героями войны, так и высшими чинами.

Как обычно, Ирби сопровождал Майерса и Аладьева в оболочке Жени Матиус, имел на этом мероприятии свои интересы, помимо прочего, слушая, подмечая и оценивая.

Демид Аладьев, с момента получения сенаторского значка приобретший вальяжную неторопливость, а также привычку смотреть на всех чуть задрав подбородок, сказал, иронично улыбаясь:

— Здесь у многих остались активы в зоне боевых действий. Вон тот, в бордовом, Мозэ Оливейра. У него два конвоя с каюрскими деликатесами застряли в Четвертой Протее. Обещал за помощь хорошо отблагодарить.


— Знаю, — отмахнулся Майерс. — Не вздумай связываться с ним, Демид, этот Мозэ та еще крыса. На словах готов за услугу отдаться прямо на этом столе, а на деле делает все возможное, чтобы не возвращать долги. В прошлый раз моим людям пришлось его на другом конце галактики искать, объяснять, что папу обманывать не хорошо. Как видишь, больше ко мне не подходит.

Сенатор на секунду задумался, его полные губы тронула улыбка:

— Знаешь что, — вдруг сказал он. — Отправь-ка его к Власову.

Демид удивленно вскинул бровь:

— К Власову? К «адмиралу-все-пропало»?

— Именно, — кивнул Майерс. — Этот трус в погонах отлично умеет пускать пыль в глаза, а потом портить все, к чему прикасается. Думаю, господин Мозэ будет очень расстроен, когда его конвой неожиданно заведут на минные поля, или перебросят в захваченные рхейцами сектора.

— Господин Майерс, — деликатно влез в разговор Ирби, тронув сенатора за рукав. — Сюда идет адмирал Астафьев.

— А это уже совсем другой гвоздь, — прокомментировал вполголоса Майерс, тут же громко обращаясь к подходящему человеку. — Добрый вечер, адмирал!

Адмирал Глеб Астафьев, облаченный в белоснежный китель со скромной орденской планкой, был человеком массивным во всех смыслах. Один из четырех командиров легендарной Старой Гвардии, он, тем не менее, в период становления Суратова, оказался одним из самых принципиальных его критиков. Вместе с тем, первым вызвался для участия в Аджайском конфликте, где воевал лихо и победоносно, потом дослужился до командующего объединенных штабов Имперских армии и флота. Пару лет назад, когда определенные властные силы, в том числе и сенатор Майерс, начали убирать с руководящих постов представителей Старой Гвардии, Астафьеву было сделано вполне конкретное предложение — отставка, или почетная, но бесперспективная должность командующего миротворческой группировкой в пределах Евро-Африканского Халифата. Астафьев выбрал второе и за короткий срок сделал невозможное — принудил к миру ряд радикальных группировок, считавшихся до этого непримиримыми, а на остальных нагнал священного ужаса перед силой Имперского флота.

В настоящий момент адмирал Астафьев вновь был отозван в объединенный штаб, возглавлял один из фронтов. И, судя по общению с Майерсом, о роли сенатора в своей судьбе не догадывался.

— Здравствуй, Феликс, — Астафьев пожал руку сенатору, потом Аладьеву, коротко кивнул Ирби. — Ты выполнил мою просьбу?

— Не так быстро, мой друг, — покачал головой Майерс. — Переговоры с Высшими это не пальцами щелкнуть.

— А ты пощелкай, Феликс, — адмирал был напорист и прямолинеен. — Как-никак, вопрос государственной важности. У вас же есть с ними постоянная контактная группа?

— Делаю, что могу, — Майерс улыбнулся своей фирменной улыбкой, от которой у чиновников помельче начинали трястись ноги.

Но не у адмирала.

— Это хорошо, что хоть кто-то работает, — Астафьев не заметил сарказма. — А то у меня стойкое ощущение, что выборы в Квинт для сенаторского корпуса куда важнее победы в войне. Со смерти Гарнаги еще и недели не прошло, а двери Ветеранского Союза закрываться не успевают от агитаторов.

— Господин адмирал, — неожиданно заявил о себе Демид. — Возможно, я вам смогу быть полезен?

Ирби от досады чуть не скривился, заметив, что и Майерс не одобряет реплику новоиспеченного политика — адмирал был не лучшей кандидатурой для пробы сил молодого политика.

Астафьев пристально посмотрел на Демида, сухо спросил:

— Господин Блинов, насколько помню?

— Аладьев, — улыбка медленно покинула лицо молодого политика. — Моя фамилия — Аладьев.

— Это прекрасно, — утвердительно заключил адмирал. — Я запомню. Дело в том, сенатор, что на передовой гибнет наш флот.

— Это я знаю…

— Наши парни вцепились зубами в каждый квадрат вакуума, — не обращая внимания на Демида, продолжил Астафьев. — Фронтовые системы выглядят так, словно там шел снегопад из обломков и мертвецов. Зато враг вот уже два месяца не может продвинуться вперед ни на один гребанный парсек. Но вот неделю назад их звездолеты вдруг начали значительно обходить наши в скорости и маневренности. При изучении разбитых образцов было найдено новое капсульное оборудование без маркировок, явно не рхейского производства. Поэтому необходимо, сенатор Аладьев, взять Высших за грудки и потребовать от них объяснений. Потребовать, чтобы они прекратили уничтожать граждан Империи, снабжая нашего врага недоступной нам технологией. Я могу рассчитывать на вас в этом вопросе, сенатор?

Во время своей тирады адмирал остался таким же невозмутимым, в то время, как Аладьев молча багровел. Молодой, амбициозный политик не привык к такому обращению, но еще не набрался достаточно авторитета, чтобы поставить на место такую глыбу, как Глеб Астафьев. Поэтому он пару раз моргнул, практически сквозь зубы проговорил:

— Я посмотрю, что можно с этим сделать.

— Да, — кивнул адмирал, не сводя с него глаз. — Вы уж посмотрите, сенатор. А я скажу ребятам на передовой, что за них тут будут бороться до конца.

— Глеб, — Майерс позволил себе легонько похлопать адмирала по спине. — Это наша общая проблема и мы ее решим, это тебе я обещаю. Ты меня знаешь давно, я слов на ветер не бросаю. Кстати, Ветеранский Союз получил новые катера, скромный подарок от благодарных сограждан?

Адмирал, по совместительству, являлся главой Ветеранского Союза, довольно влиятельной общественной организации ветеранов вооруженных сил Империи. Эта, достаточно многочисленная организация, не раз оказывала поддержку разным политикам, но в последнее время ее плотно подмял под себя Майерс, одаривая всевозможными подарками и услугами. Невзирая на то, что традиционно членов Квинта Император назначал лично, его нынешнее длительное отсутствие давало немало поводов для спекуляций. Некоторые из которых предполагали выборы в Квинт достойного человека из числа сенаторов. И не предусмотреть такое развитие событий было бы, по меньшей мере, недальновидно.

— Да, катера очень хорошие, — Астафьев кивнул. — И своевременные. Хорошо, когда сограждане помнят на чьих плечах стоит Империя.

— Кстати, о крепком фундаменте и надежных тылах, — лицо Майерса озарила добродушная улыбка. — Как супруга? Дети? Олегу уже сколько, двадцать?

Адмирал расцвел, полностью повернулся к сенатору. Семья и дети, выращенные для военной карьеры, были его слабостью.

Ирби, заскучав, решил пройтись по залу. Взял с подноса услужливо появившегося синтетического официанта бокал с вином, неторопливо пошагал мимо собравшихся гостей. Некоторые обращали на него внимание — Женя Матиус успела примелькаться в свите Майерса. Кто-то просто кивал, кто-то салютовал бокалом. Ирби отвечал тем же, сохраняя, впрочем, официальное выражение лица.

Собравшихся на приеме действительно было много. Некоторые стояли обособленными группками, громко смеясь и обмениваясь колкостями, кто-то предпочитал потягивать напитки в одиночестве, поглядывая на остальных со стороны. Кто-то, как Ирби, курсировал по залу, от сцены с музыкантами, до полукруглого балкона с диванами, выискивая знакомых, разглядывая гостей и вслушиваясь в разговоры. Впрочем, времена, когда вот так, мимоходом, можно было услышать что-то важное, подслушать чей-то секрет, давно уже канули в лету — по-настоящему важные разговоры велись под покровом звуковых подавителей и всевозможных глушилок. Ирби периодически попадал в зоны таких шумовых барьеров, когда вдруг вместо голосов начинала играть приятная, но навязчивая мелодия.

Зато слухов и пустой болтовни наслушался вдоволь. Основной темой, конечно же, была смерть Йена Гарнаги, а также, все с этим связанное — пустующее кресло Квинта, реакция властей, ход расследования. Но даже последнее не очень цепляло Ирби, в основном он слышал либо глубокомысленные размышления, либо повторение уже слышанных версий — политическая деятельность, могущественные враги, агенты Рхеи. Почти никто не верил в то, что Гарнагу убил обычный работяга Пови Шангр, всем хотелось оперировать теориями заговора.

Пусть это и было близко к истине.

Сам же Ирби довольно крепко держал руку на пульсе, активировав практически всех близких к госбезопасности информаторов. Несмотря на то, что расследование велось в очень закрытом формате, по косвенным признакам он смог понять, что ищейки в тупике. Да, им удалось найти блокирующее оборудование на посадочной платформе фабрики. Удалось даже обнаружить пару сгоревших транспондеров, но и только. Возможно, вскоре они наткнутся на дрейфующий катер с холодным мертвецом внутри, у которого от перенапряжения в голове взорвался приемный шунт. Все следы укажут на деятельность аджаев-радиан, в связях с которыми и подозревался тот человек в катере.