Энни попыталась успокоить дыхание. Менее сильная мать в этот момент уже ударилась бы в панику. Мать, чьи нервы не закалялись в течение почти тринадцати лет двумя шкодливыми маленькими мальчишками, могла бы уже превратиться в клубок отчаяния и нервов. Энни Бёртон стиснула зубы. Её мальчикам сейчас не нужна менее сильная мать. Им нужна она.
Она осмотрелась и заметила следы в грязи на той стороне ручья. Вот оно. Энни сделала глубокий вдох. Когда они будут в безопасности, она сможет закатить истерику и начать кричать и ругаться, а потом запереть их дома на миллион лет. Но сейчас Энни Бёртон будет сильной, она возьмёт себя в руки и пойдёт в Дикую Чащу.
Глава 11
– Подожди минутку. Мне надо в туалет, – пробормотал Тинн.
– Что такое туалет? – удивилась Фэйбл.
– Ванная комната, – пояснил Тинн.
Девочка посмотрела на него с недоумением.
– Не обращай внимания. Я схожу за деревом. Подождите меня секундочку.
Тинн зашёл за толстое дерево. Фэйбл заглянула с другой стороны.
– А что такое ванная комната?
– Эй, ну послушай. Мне нужно… ну, ты понимаешь… сходить.
Он кивнул головой вниз.
– Но мы ведь сказали, что пойдём вместе.
– ПОПИ́САТЬ! Мне надо попи́сать!
– А, понятно. Почему ты прячешься? Я не возражаю. Я тоже писаю. Все писают.
– А я возражаю. Я не хочу пи́сать у кого-то на виду.
– Я уверена, твой брат тоже не возражает. Вы ведь совершенно одинаковые, так ведь? И он наверняка видел, что у тебя там под одеждой. Можно я посмотрю, что там?
– Фу! Нет! Отойди!
Фэйбл пожала плечами и вернулась к Коулу.
– Странный какой-то у тебя брат.
Коул тоже пожал плечами.
– Нас называли и похуже.
– А как вас называют люди?
– Ну, в основном гоблинами.
– Почему люди называют вас гоблинами?
– Наверное, потому что мы они и есть. Или один из нас. Так говорят, во всяком случае. Поэтому-то нам и надо перебраться на ту сторону леса и найти гоблинскую орду. Один из нас – перевёртыш.
Коулу показалось странным произносить эти слова вслух таким тоном, как будто всё это было совершенно нормальным. Ему не приходилось прежде рассказывать об этой ситуации никому в городе. Они уже знали столько же, сколько и он сам. Как правило, Коул неумело пытался избегать этих разговоров, потому что они только смущали других детей.
– Здорово. И кто же из вас двоих? – спросила Фэйбл.
– Мы сами не в курсе, – признался Коул. – Известно только, что это один из нас.
– Как вы можете не знать, какие вы внутри?
– Ну, вот так. Как вообще кто-то может узнать, кто он? Один из нас – человек, а другой – гоблин. Это всё.
Фэйбл задумалась.
– Может, вы оба наполовину гоблины и наполовину люди. Тогда вы вместе – ровно один человек и ровно один гоблин.
– Нет, так не бывает.
– Бывает. Это называется математикой. Половина, плюс половина, ещё половина и ещё половина вместе дают два.
– Я знаю, что такое математика. Но человек устроен по-другому. Ты либо человек, либо нет.
– Глупости. Я – множество всего одновременно. Иногда я уставшая, взволнованная и голодная в одно и то же время.
– Это другое. Это – чувства.
Фэйбл откинулась на бревно.
– Тогда какое это чувство – быть гоблином?
Коул сделал глубокий вдох.
– Я не знаю. Думаю, чувство такое, что… – Он не договорил.
– Ты чувствуешь себя гоблином?
– Иногда, – вздохнул Коул. – Я не знаю!
Фэйбл с интересом наблюдала за выражением его лица.
– Это похоже вот на что, – попытался объяснить Коул. – Я не хочу создавать проблемы. Не то чтобы я делаю что-то специально. Как правило, нет. Ну, то есть иногда.
Он почувствовал, как его уши начали гореть, а слова неуклюже перекатывались во рту.
– Иногда у меня возникает идея, и в этот момент кажется, что это отличная идея, и я беру и делаю. Я даже не считаю, что делаю что-то плохое, пока не становится поздно. Но идея и правда была плохая. Практически всегда. И уже после я понимаю, что это была плохая идея, но я уже всё сделал и в следующий раз всё равно опять сделаю. И хуже всего то, что, когда я уже что-то натворил, я почти всегда знаю, что именно мне надо делать, чтобы получалось лучше, но вместо этого у меня появляется новая плохая идея, и я опять беру и делаю. Я совершенно не хочу всё переворачивать вверх дном. Просто я… как будто внутри меня сидит что-то, и оно хочет, чтобы всё… ну, как бы… выходило плохо.
Фэйбл рассудительно кивнула.
– Так это гоблинское чувство или человеческое?
– Я не знаю. – Коул опустился на бревно рядом с ней. – Иногда я боюсь, что гоблинское. Я не хочу быть перевёртышем. Я не хочу, чтобы оказалось, что моя мама – на самом деле не моя мама.
Он потёр затылок и уставился на свои грязные башмаки.
– Но в другие моменты…
– В другие моменты что?
– В другие моменты я не боюсь. В другие моменты я хотел бы этого.
– Ты хотел бы быть гоблином?
– Вроде того. Немножко. М-м-м. Знаешь, ведь гоблины и должны творить всякие безобразия и затевать разные сумасшедшие приключения. Может быть, оказаться перевёртышем было бы не так уж и плохо.
– Но ты уже творишь безобразия как человеческий мальчик. Что будет по-другому для гоблина?
– Может, если бы я был гоблином, я не расстраивался бы из-за этого.
– Гоблины не расстраиваются из-за таких вещей?
– Я не знаю! Уф! Я только знаю, что люди, которые могли бы быть гоблинами, расстраиваются из-за таких вещей постоянно! Поэтому я думаю, что для всех было бы лучше, если бы я не был настоящим мальчиком.
Его плечи поникли.
– Есть ещё кое-что.
– Что именно?
Коул посмотрел на сосну. Его голос стал тише.
– Если я и есть тот, кто из другого мира, – проговорил он, – если я и есть гоблинский ребёнок, то Тинн уже не должен им быть. Я не очень-то хочу жить в какой-то дикой гоблинской орде. Даже когда я чувствую себя совсем уж по-хулигански. Я не хочу потерять моих маму и брата. Но Тинн… Я не хотел бы, чтоб это произошло с ним. Он не такой сильный, как я.
– Я думала, вы совершенно одинаковые.
– Только снаружи. А внутри…
Коул снова вздохнул, пытаясь подобрать слова.
– Тинн особенный. Он просто… просто лучше меня. Если всё самое плохое мы делаем из-за меня, то всё самое хорошее – из-за него. Он… хороший глубоко внутри. Даже когда я веду себя ужасно, он никогда не даёт мне попасть в беду одному. Он всегда исправляет мои ошибки. Если бы я мог за всю свою жизнь сделать только одну стоящую вещь, то это должна быть возможность Тинну оказаться настоящим мальчиком.
Фэйбл кивнула, но её брови были насуплены.
Она осмотрелась и заметила следы в грязи на той стороне ручья. Вот оно. Энни сделала глубокий вдох. Когда они будут в безопасности, она сможет закатить истерику и начать кричать и ругаться, а потом запереть их дома на миллион лет. Но сейчас Энни Бёртон будет сильной, она возьмёт себя в руки и пойдёт в Дикую Чащу.
Глава 11
– Подожди минутку. Мне надо в туалет, – пробормотал Тинн.
– Что такое туалет? – удивилась Фэйбл.
– Ванная комната, – пояснил Тинн.
Девочка посмотрела на него с недоумением.
– Не обращай внимания. Я схожу за деревом. Подождите меня секундочку.
Тинн зашёл за толстое дерево. Фэйбл заглянула с другой стороны.
– А что такое ванная комната?
– Эй, ну послушай. Мне нужно… ну, ты понимаешь… сходить.
Он кивнул головой вниз.
– Но мы ведь сказали, что пойдём вместе.
– ПОПИ́САТЬ! Мне надо попи́сать!
– А, понятно. Почему ты прячешься? Я не возражаю. Я тоже писаю. Все писают.
– А я возражаю. Я не хочу пи́сать у кого-то на виду.
– Я уверена, твой брат тоже не возражает. Вы ведь совершенно одинаковые, так ведь? И он наверняка видел, что у тебя там под одеждой. Можно я посмотрю, что там?
– Фу! Нет! Отойди!
Фэйбл пожала плечами и вернулась к Коулу.
– Странный какой-то у тебя брат.
Коул тоже пожал плечами.
– Нас называли и похуже.
– А как вас называют люди?
– Ну, в основном гоблинами.
– Почему люди называют вас гоблинами?
– Наверное, потому что мы они и есть. Или один из нас. Так говорят, во всяком случае. Поэтому-то нам и надо перебраться на ту сторону леса и найти гоблинскую орду. Один из нас – перевёртыш.
Коулу показалось странным произносить эти слова вслух таким тоном, как будто всё это было совершенно нормальным. Ему не приходилось прежде рассказывать об этой ситуации никому в городе. Они уже знали столько же, сколько и он сам. Как правило, Коул неумело пытался избегать этих разговоров, потому что они только смущали других детей.
– Здорово. И кто же из вас двоих? – спросила Фэйбл.
– Мы сами не в курсе, – признался Коул. – Известно только, что это один из нас.
– Как вы можете не знать, какие вы внутри?
– Ну, вот так. Как вообще кто-то может узнать, кто он? Один из нас – человек, а другой – гоблин. Это всё.
Фэйбл задумалась.
– Может, вы оба наполовину гоблины и наполовину люди. Тогда вы вместе – ровно один человек и ровно один гоблин.
– Нет, так не бывает.
– Бывает. Это называется математикой. Половина, плюс половина, ещё половина и ещё половина вместе дают два.
– Я знаю, что такое математика. Но человек устроен по-другому. Ты либо человек, либо нет.
– Глупости. Я – множество всего одновременно. Иногда я уставшая, взволнованная и голодная в одно и то же время.
– Это другое. Это – чувства.
Фэйбл откинулась на бревно.
– Тогда какое это чувство – быть гоблином?
Коул сделал глубокий вдох.
– Я не знаю. Думаю, чувство такое, что… – Он не договорил.
– Ты чувствуешь себя гоблином?
– Иногда, – вздохнул Коул. – Я не знаю!
Фэйбл с интересом наблюдала за выражением его лица.
– Это похоже вот на что, – попытался объяснить Коул. – Я не хочу создавать проблемы. Не то чтобы я делаю что-то специально. Как правило, нет. Ну, то есть иногда.
Он почувствовал, как его уши начали гореть, а слова неуклюже перекатывались во рту.
– Иногда у меня возникает идея, и в этот момент кажется, что это отличная идея, и я беру и делаю. Я даже не считаю, что делаю что-то плохое, пока не становится поздно. Но идея и правда была плохая. Практически всегда. И уже после я понимаю, что это была плохая идея, но я уже всё сделал и в следующий раз всё равно опять сделаю. И хуже всего то, что, когда я уже что-то натворил, я почти всегда знаю, что именно мне надо делать, чтобы получалось лучше, но вместо этого у меня появляется новая плохая идея, и я опять беру и делаю. Я совершенно не хочу всё переворачивать вверх дном. Просто я… как будто внутри меня сидит что-то, и оно хочет, чтобы всё… ну, как бы… выходило плохо.
Фэйбл рассудительно кивнула.
– Так это гоблинское чувство или человеческое?
– Я не знаю. – Коул опустился на бревно рядом с ней. – Иногда я боюсь, что гоблинское. Я не хочу быть перевёртышем. Я не хочу, чтобы оказалось, что моя мама – на самом деле не моя мама.
Он потёр затылок и уставился на свои грязные башмаки.
– Но в другие моменты…
– В другие моменты что?
– В другие моменты я не боюсь. В другие моменты я хотел бы этого.
– Ты хотел бы быть гоблином?
– Вроде того. Немножко. М-м-м. Знаешь, ведь гоблины и должны творить всякие безобразия и затевать разные сумасшедшие приключения. Может быть, оказаться перевёртышем было бы не так уж и плохо.
– Но ты уже творишь безобразия как человеческий мальчик. Что будет по-другому для гоблина?
– Может, если бы я был гоблином, я не расстраивался бы из-за этого.
– Гоблины не расстраиваются из-за таких вещей?
– Я не знаю! Уф! Я только знаю, что люди, которые могли бы быть гоблинами, расстраиваются из-за таких вещей постоянно! Поэтому я думаю, что для всех было бы лучше, если бы я не был настоящим мальчиком.
Его плечи поникли.
– Есть ещё кое-что.
– Что именно?
Коул посмотрел на сосну. Его голос стал тише.
– Если я и есть тот, кто из другого мира, – проговорил он, – если я и есть гоблинский ребёнок, то Тинн уже не должен им быть. Я не очень-то хочу жить в какой-то дикой гоблинской орде. Даже когда я чувствую себя совсем уж по-хулигански. Я не хочу потерять моих маму и брата. Но Тинн… Я не хотел бы, чтоб это произошло с ним. Он не такой сильный, как я.
– Я думала, вы совершенно одинаковые.
– Только снаружи. А внутри…
Коул снова вздохнул, пытаясь подобрать слова.
– Тинн особенный. Он просто… просто лучше меня. Если всё самое плохое мы делаем из-за меня, то всё самое хорошее – из-за него. Он… хороший глубоко внутри. Даже когда я веду себя ужасно, он никогда не даёт мне попасть в беду одному. Он всегда исправляет мои ошибки. Если бы я мог за всю свою жизнь сделать только одну стоящую вещь, то это должна быть возможность Тинну оказаться настоящим мальчиком.
Фэйбл кивнула, но её брови были насуплены.