— Написал. Что дальше?
— А дальше ты сам. Краткая характеристика соперника. Краткая характеристика дебюта. Партия, анализ. Ключевые моменты. Ошибки каждой из сторон. Заключение. Я напишу примечания участника.
— Но…
— Ты пиши не для гроссмейстеров, не для мастеров, а для шахматистов максимум второго разряда, а лучше третьего. Гроссмейстеров мало, всяк считает себя крупнейшим знатоком. А третьеразрядников, и тех, кто просто любит шахматы, в стране миллионы. Им будет интересно, а ты напиши так, чтобы ещё и полезно было.
— Ты думаешь, это напечатают?
— Сначала в нашем «Молодом Коммунаре». Семнадцать туров — семнадцать подвалов. Газету будут искать по всей стране, копировать, переписывать. Потом издадут брошюрой в серии «Библиотечка начинающего шахматиста». А дальше видно будет. Разумеется, обязательны два условия: победное выступление на турнире, и хорошо написанный материал. Обзор игры неудачника никому не интересен. В любом случае, партию со Спасским наши опубликуют точно: когда черноземский шахматист обыгрывал экс-чемпиона, да ещё на чемпионате страны. Первый раз в истории! Пиши. И да, к тебе обязательно будут подходить и тренеры, и, думаю, сами гроссмейстеры. С вопросами. Ты эти вопросы записывай и вставляй в книгу. Кто, что, когда… Иногда вопросы важнее ответов.
— Уже подходят. Вернее… Ну, Аверкин, у нас с ним номер на двоих… Весь вечер меня пытал, что и как.
— Вот и славно. Ты отвечай, отвечай. Нам, комсомольцам, от своих скрывать нечего.
Я, конечно, лукавил. В том смысле, что Антону и в самом деле скрывать-то было особенно и нечего. Скажет честно, что я вдруг взял да стал играть в бисову силу, так кто ж ему поверит? А если и поверит, что проку в подобном знании?
— И да, договоримся сразу. Авторов двое, я и ты, гонорар пополам. Устраивает?
— Да я… Да я могу и совсем… без денег могу, то есть.
— Это ты не подумал. Импульсивный ответ. Деньги при социализме есть признание общественной значимости труда. Написание книги, да даже небольшой заметки — это труд, и труд непростой. Каждая копейка пахнет потом. Как любая трудовая копейка.
Пока Антон обдумывал и записывал, я считал поезда. На шестом поезде посмотрел на часы.
Времени ещё достаточно.
И мы поехали на Красную Площадь. Ну, а куда ещё можно поехать провинциалам в половину второго дня? Солнышко яркое, ветер слабый, башня Спасская, куранты кремлевские, звёзды рубиновые, мавзолей гранитный, место лобное.
И мы среди всего этого великолепия, как два муравья в сахарнице.
Я смотрел на площадь. Людей немного, а теней и вовсе две. Но какие тени! Огромные. Бродят по площади странным путем, будто небесные тела тёмной материи. И казалось мне, что этим теням сотни, нет, тысячи лет. Или больше. Они, эти тени, к людям ни добры, ни злы. Как молнии. Вулканы. Ураганы. Что урагану люди? Ничто. Для ураганов люди не существуют. А вот для людей ураганы очень даже существуют.
— Ты это… устал, что ли? Побледнел и не дышишь, — тронул за рукав меня Антон.
— Есть немножко.
— Тогда пойдем? Пока доберемся, там и отдохнуть можно, в Доме Железнодорожника.
— Пойдем, — согласился я.
Такси что-то не попадались. Надежнее и быстрее метро.
Сегодня как-то поперек всех рекомендаций получается. Тут и неурочный ранний обед, и метро, и, главное, интервью, которое требовало определенных ментальных усилий, отвлекая от предстоящей игры. Хотя наивно думать, что шахматист живет в сурдокамере на всем готовом. Его и без того отвлекают от предстоящей игры множество факторов. Важно уметь сконцентрироваться в нужный момент. Сам великий Ботвинник, бывало, готовился к игре под включенный радиоприемник, вырабатывая шумоустойчивость. Ведь есть и плюсы в событиях первой половины дня. На «Седьмом небе» было интересно, а чувство интересного стимулирует связи коры головного мозга, то есть развивает интеллект и память. Интервью есть непременная часть жизни публичного человека, а что врач, что композитор, что шахматист люди публичные, установленный факт. И с метро не всё так ясно. Подземелья недаром вызывают трепет у искателей приключений. Толщи породы прикрывают нас от недреманного ока небес, что, может, иногда и к лучшему. Монахи-философы искали в пещерах просветления, как ни странно это звучит. Искали — и находили. Вот и мне пришла идея книжечки для любителей шахмат, и Антон непременно её напишет. Если я сыграю хорошо — на моём примере.
Эскалатор вынес нас на поверхность. Неспешно пошли мы в Дом Железнодорожника. Уже от метро спрашивали лишний билетик. Популярность шахмат в Москве невероятная. В Туле билетиков не спрашивали, в Омске тоже. С другой стороны, проводись Чемпионат СССР в Туле, с экс и вицечемпионами, туляки выкроили бы время посмотреть на Таля и Смыслова, уверен.
Час пятнадцать до начала тура. Буфет, бутерброд с икрой «четыре в один», стакан чаю — и в читальный зал библиотеки. Взял несколько номеров «Крокодила» и развлекался самым простецким образом. Читал юморески, разглядывал карикатуры, дышал и даже подрёмывал. Приводил себя в полную боевую готовность. Освежился. Причесался. И пошёл на сцену.
Мое место опять было в первом ряду. Благодаря вчерашней победе. Из девяти партий шесть завершились вничью, а три — результативные. Вот победителей и поощрили. И публике, считается, интереснее смотреть на победителей.
Мой соперник — Александр Белявский. Мы с ним почти ровесники, он только на год старше меня, а уже успел поиграть и в нашей стране, и за рубежом, и даже стать чемпионом мира, пока среди юношей. Талант.
И руку первым подал.
Я играл, неспешно двигая пешки на позицию соперника. Так лава, извергнутая вулканом, наползает на город, стоящий на пути. Да, неспешно. Но неуклонно. Соперник играл умно, отражая натиск и даже пытаясь переходить в контратаку, но подобная игра пожирает время, и к двадцать пятому ходу он попал в цейтнот: на оставшиеся пятнадцать ходов у него осталось пять минут. В такой партии и в такой позиции этого мало. Он сражался, как Кутузов, но просрочил время.
Мы обменялись впечатлениями об игре. Позиция черных была чуть хуже, но ресурсы для защиты оставались. Другое дело, что у меня оставались ресурсы для атаки, и, на мой взгляд, я бы победил и при избытке времени соперника. Но табло не знает сослагательного наклонения. Два из двух — неплохо для старта.
Я не спешил совершенно. Вечер был свободен до одиночества. А тут какое-никакое, а дело. И я при деле.
Вернулся в читальный зал, тут крокодилы и полезли. То есть корреспонденты. Иных читателей, кроме меня, не было, и они, корреспонденты, вроде бы никому не мешали. Кроме меня, но я не в счет. Вежливо я отвечал на вопросы, вежливо оценил игру соперника — «было трудно», вежливо отказался делать прогнозы на завтра, я не гадалка. Тут удачно подошел Антон, и я скормил его корреспондентам — «вот мой тренер Антон Кудряшов, ему со стороны виднее, уверен, он найдет недостатки в моей игре», а сам — в буфет. За сладким. Восстанавливать энергетический баланс. Митохондрии требуют пропитания, им, митохондриям, без пропитания нельзя.
Спустя четверть часа ко мне присоединился и Антон. Судя по нему, общение с корреспондентами его радовало. Теперь вся страна узнает Антона. Для тренера это особенно важно — чтобы знали. И звали тренировать. В принципе. Сейчас-то нет, но потом… Каждый тренер мечтает стать Заслуженным Тренером СССР. В каждом солдатском ранце лежит маршальский жезл, ага. Тогда поля сражений должны быть усеяны этими жезлами. Что Бородино, что Ватерлоо, Верден, что Курская дуга или Сталинград. Миллионы жезлов валяются вперемешку с солдатскими костями.
Тут пришел гонец из Оргкомитета. Фотографироваться для прессы. Победители тура должны выйти на сцену и, радостно улыбаясь, но сохраняя полную серьезность, попозировать.
Победителями были я, Карпов и Спасский. Я и Спасский по краям, Карпов в середине. Во избежание недоразумений.
От себя недоразумений я не ждал, но пусть.
А, тут не только фотокорреспонденты, тут и телевидение. Что ж, очень приятно. Телевизор в стране смотрят все. Телевизионщики сняли нас и бегом-бегом убежали, чтобы пленка попала в сегодняшнюю программу «Время».
А я поспешил домой. В «Минск». Нет, не телевизор посмотреть, хотя почему бы и не посмотреть. В сон клонит, и сильно клонит.
По пути раздавал автографы. Нет, не «паркером», газетная бумага, на которой издается турнирный бюллетень, для «паркера» грубовата. Специально купил шариковую ручку о четырёх цветах, ею и расписывался. Шесть раз, я считал.
Антон поймал такси, и мы поехали.
По дороге успел вздремнуть. Разрядились-таки аккумуляторы.
Глава 5
6 октября 1973 года, суббота
НОЧНЫЕ МАНЁВРЫ
Я не врач, и стану им ещё не скоро. Но один совет Михаилу Нехемьевичу я могу дать прямо сейчас, а именно — обратиться к врачу. Могу, но не дам: непрошенные советы воспринимаются нехорошо, и часто поступают от противного. Да Таль, думаю, лучше меня знает, что нездоров.
Ему бы сейчас в Железноводск. Седьмой стол и водичку «славяновскую», по полстакана за сорок минут до еды три раза в день. Ничего крепче. Водку, коньяк, виски — забыть. Подарить кому-нибудь.
А ещё он курит. Много. Сигарету за сигаретой. Я нарочно справлялся у главного судьи соревнования: запрета на курение во время турнира нет. Курите, кто хотите и сколько хотите. Пепельницы на столах для того и поставлены.
И курили многие. Вот в Туле почти не курили. И в Омске тоже. А здесь — хоть портянки вешай сушиться. Нет, и в самом деле приходила мысль прийти в сапогах, разуться и повесить портянки. Или противогаз прихватить. Как демонстрацию против курения. Ведь странно до изумления: разрешается курить во время спортивного состязания, да ещё в помещёнии, обкуривая некурящего соперника. Ботвинник, тот специально тренировался с курильщиками, чтобы привыкнуть к дыму. При всём уважении к Михаилу Моисеевичу, подобные тренировки испытывать на себе я решительно не хотел.
И потому, сделав ход, иду туда, где сигаретного дыма поменьше. Кружу по сцене, выискивая просветы в табачных облаках. И возвращаюсь назад. Смотреть на Таля и жутко, и интересно. Больной леопард всё леопард, зазеваешься — разорвёт моментально.
Я стараюсь не зевать. Играю предельно собранно, хотя собранности мешает сигаретный дым. Но что я, с дымом не справлюсь?
Справляюсь помаленьку.
Если Таль больной так играет, то как играет здоровый Таль?
Соперник пожертвовал пешку за инициативу. Я жертву принял. Пешка — это пешка, а инициатива сейчас есть, а через три хода её уже и нет.
Так и вышло. Я нашёл путь к разменам, и вскоре партия перешла в эндшпиль, а в эндшпиле моя лишняя пешка неизбежно превращалась в ферзя.
Дожидаться превращения Таль не стал. Остановил часы, пожал мне руку и закурил новую сигарету. Иностранные курит, «Мальборо».
Я спустился в зал. Лиса и Пантера уже ждали, подхватили под руки и повели к выходу, всем видом показывая — наш Чижик, наш. Смотреть — смотрите, а руки не протягивайте.
И — смотрели. Я неожиданно стал популярен. Хотя — почему неожиданно? После того, как Фишер с особым цинизмом разнес в пух и прах цвет советских шахмат, гордость болельщиков была уязвлена, и даже далекие от шахмат люди вздыхали: Фишер — сила, а эти так, пенсионеры на прогулке. Нужны молодые. Старикам Фишер не по зубам.
И новые герои ждать не заставили. Сначала появился Анатолий Карпов, а теперь ещё и я. Сегодняшняя победа — пятая подряд. Журналисты тут же вспомнили Омск, где на чемпионате России я сыграл со стопроцентным результатом. Тулу упоминали вскользь, всё же уровень зонального турнира первенства России несопоставим с турниром сегодняшним. Но тоже звучало: не знает поражений!
Девушки, Надежда и Ольга, тоже притягивали взгляды. Москва встречает по одёжке, а одёжка вышла выдающаяся: они пошили костюмы в военном стиле. Лиса — много красного, сразу вспоминаются красные мундиры Её Величества королевы Англии. А у Пантеры доминировал чёрный цвет, и, в сочетании с чёрным беретом, на ум шла морская пехота. Но не только одежда, конечно. То ли повлияли занятия в милицейской группе, то ли успехи в учебе и общественной работе, то ли иные причины, но выглядели они абсолютно уверенными в себе. Ну, и молодость, конечно, и внешность. В восемнадцать лет все принцессы. А Лиса и Пантера особенно.
Я тоже не выпадаю из ансамбля: смокинг, галстук-бабочка, просто денди лондонский. Или, говоря проще, недоросль. До получения институтского диплома все мы, студенты, недоросли. Некоторым образом. За исключением тех, кто выбрал путёвку в жизнь, как барон Шифферс. Так Яша уже и не студент.
У выхода нас ждала «Волга» телевизионщиков. Я с девушками сел сзади, Антон — спереди, я сказал «мы готовы», и — поехали. Восемь вечера, в Москве стемнело, и отсюда, из салона автомобиля, город казался уютным и немного загадочным. Эх, жаль, что нет со мною «ЗИМа». Хотя я бы точно заблудился. Москва огромна.
Башня представлялась мне колдовской. С Брюсом в вышине, обозревающим пределы московского царства.
Нас быстро провели в студию, привели в телевизионный вид (меня причесали, попудрили, прошлись щеточкой по смокингу и поправили бабочку) и усадили под яркие и жаркие прожектора. Ведущий представил меня, а уж я — мою команду: Надежда Бочарова, Ольга Стельбова — физическая и психологическая подготовка, медицинский контроль, Антон Кудряшов — тренер-секундант.
Завязался разговор. Темы согласовали ещё днем, когда договаривались о моем участии в передаче, посвященной чемпионату по шахматам. Ну, как договаривались — поставили в известность. Телевизионщикам кажется, что появиться на экране — такое счастье, от которого в здравом уме не отказываются, а в уме нездравом — и подавно не отказываются. Я согласился, но с условием: буду не только я, но и моя команда. Коллектив. А коллектив для телевидения — это святое.
Наконец, всё закончилось. Передача пойдет сразу после программы «Время», так что мы успеем посмотреть её в гостинице.
Но мы в гостиницу не спешили, а поехали в «Прагу». Московское руководство «Динамо» после третей победы взяло надо мной шефство, и теперь попасть в ресторан мне легко. Не во всякий, но в тот, где имелись динамовцы — а бывших динамовцев не бывает.
В «Праге», в ореховом зале, мы провели почти два часа. Не слишком мало, и не очень много. Поговорили о том, о сём, о третьем и четвёртом.
Лиса и Пантера в Москве не ради меня. Ладно, не только ради меня. У них и свои дела есть. Надежду послали на комсомольскую конференцию, посвященную возрастающей вовлеченности студентов в сельскохозяйственные работы. А у Ольги — совещание молодых писателей. Эти мероприятия начнутся в понедельник, но они приехали заранее, вчера. Потому что есть свободное время. Занятия в институте начнутся пятнадцатого октября, а сейчас Черноземск на сельхозработах. В полях. Под снегом и дождем: в четверг в нашей области выпал снег. Правда, быстро растаял. Научные институты, учебные институты, просто конторы, тресты и конструкторские бюро — все бьются за урожай по мере сил и возможностей.
А мы тут лососину лопаем. Кофе по-венски пьём. Веселимся и ликуем. Будто и не комсомольцы, а дореволюционная молодёжь буржуазного происхождения.