— Вот ты, Оля, и заграницей побывала, а мне туда как попасть?
— Легко, — тут вмешалась Лиса. — Давай к нам в сельхозотряд. За лето заработаешь денег, и поедешь хоть в Чехословакию, хоть в Болгарию, хоть в ГэДэЭр. С путёвкой проблем не будет, обещаю.
Это она верно говорит. В прошлом году из сельхозотрядовцев сформировали группу для поездки в Болгарию, на море. В сентябре и поехали. В бархатный сезон. Когда остальные на картошке трудились. Ну, те кто не в стройотрядах. Путевка сто восемьдесят рубликов с брата, и на обмен по двести рублей. Можно меньше.
Желающие нашлись. На заработанные ехали, не на родительские. И это сразу видно. Вернулись в болгарских джинсах… Ещё и продавали — болгарские. С пользой, стало быть, съездили.
Пришёл, наконец, и преподаватель. С преподавателями на кафедре напряженно: на субботнике погиб Иван Корнеевич и ещё один, Голощанский. Это только с кафедры биохимии. Потому занятия нередко проходили для двух групп одновременно.
А сегодня занятие вел доцент кафедры, Аркадий Иосифович. Видно, больше некому — семинары он у нас прежде не вёл.
Вошел, поздоровался, и начал занятие с места в карьер. Спрашивал пройденный материал. Мол, хочет разобраться, как мы усваиваем важнейшую из дисциплин.
Но только спрашивал он всё больше Ольгу, Надежду и меня. Видно, «Панночка» поразила в самое сердце не только студентов, но и преподов. Вот он, Аркадий Иосифович, кандидат наук, над докторской работает, доцент кафедры, а у него только «Москвич». А у студентки — «троечка». А у студента — и вовсе «ЗИМ». Как не погонять их по предмету.
Да не на тех нарвался.
Биохимию, как и прочие науки, мы здорово подтянули. То есть и прежде знали хорошо, но, купив в Вене среди прочих «Биохимию» Вендта и Штрюмеля, изучили её от корки до корки. Эффективное мышление, да. Я подозреваю следующее: знания, они не вперемешку идут. Знания на русском откладываются в одном месте, а на немецком — в другом. Отсюда получается объёмность, стереоэффект. Знаешь глубже, и не только знаешь, но и понимаешь. На немецком даже думаешь немного по другому. Ну да, мы, читая по-немецки, или по-английски, не переводим на русский. К этому нас ещё в школе приучили. И, на определенном уровне владения языка, это становится естественным.
Ну, и то, что у нас один учебник на троих, стало плюсом, а не минусом — обычно мы втроем и занимаемся.
И не только биохимией, разумеется.
Теперь же, слушая наши ответы, Аркадий Иосифович сначала держался, а потом начал спрашивать, откуда мы это взяли. В учебнике этого нет, и в лекциях нам этого не давали.
Учебник — гордость института, поскольку написан профессором нашей кафедры, Александром Александровичем Котовым. Не только написан, но и рекомендован в качестве учебного пособия в вузах. Но издан он был в шестьдесят восьмом. Со всеми вытекающими особенностями. Вроде бы Котов готовит новое издание, дополненное современными данными, но готовить можно долго… А в книге Венда и Шрюмеля данные свеженькие, прямо из печки. Ну, и подача материалов у немцев строгая, без седьмой воды на киселе.
В ответах это чувствуется. Хотя отвечаем мы на семинарских занятиях, конечно, на родном языке. На русском.
Ольга и ответила доценту, что при подготовке использовался учебник такой-то, вышел в свет в декабре семьдесят третьего года в издательстве Вальтер де Гройтер.
А где вы её нашли?
В магазине, вестимо. В Вене. Нашли и купили.
А посмотреть можно?
С собой мы её не носим. Дома у Чижика лежит.
Тут вступил я.
Да, принести можно. На ночь? Конечно. На выходные — ну, пожалуй. Но вообще-то, если очень нужно, я могу привезти экземпляр для кафедры. Через три недели буду в Дортмунде, там и куплю.
В Дортмунде?
В июне будет открытое первенство Германии по шахматам, и я — приглашенный гроссмейстер. Западной Германии, да.
Хорошо, потом решим, — и доцент перешел к теме занятия. И, рассказывая, всё поглядывал на нас. Опасается, что мы знаем больше.
Может, и больше. Но не обязательно лучше. Знания — лишь часть требуемого. Знание без мышления — начётничество. Ну, а мыслить Аркадий Иосифович умел.
Я так предполагаю.
И ещё предполагаю, что о плате за учебник он и не заикнется. А в Австрии я отдал за него восемьсот шиллингов. Дороже фирменного джинсового костюма. Иными словами, рублей триста по товарному курсу. За одну книгу.
Ну да пусть. Впредь буду умнее — покупать сразу две книги. Одну для нас, другую для кафедры. Той, другой, третьей.
И, думаю, все будут считать, что зачеты и отметки нам ставят по блату. А то, что мы знаем предмет — кого это волнует, да и кто, кроме преподавателей, может оценить?
Но как сказала Пантера, жить с оглядкой на завистников не стоит. Камуфляжный костюм помогает слиться с местностью, но я предпочитаю классический смокинг.
Глава 23
26 мая 1974 года, воскресенье
ФАНТОМНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
— Ты, Миша, должен мне проиграть. Сдавайся ходу на тридцатом, тридцать первом. Можешь фигуру подставить, или как сам решишь.
— Не понял.
— Чего тут непонятного. Ты. Мне. Должен. Проиграть!
— Нана Георгиевна, вы, часом, меня ни с кем не спутали?
Дело было утром, дело было в Дортмунде. На открытом чемпионате Федеративной Республики Германии.
Вообще-то сейчас здесь проходит шахматный фестиваль. Конкурсы, турниры для любителей, турнир по швейцарской системе для мастеров и кандидатов, и, вершина — круговой турнир на двенадцать персон. Шестеро — лучшие игроки Западной Германии, и шестеро приглашенных участников. Гроссмейстеры из Венгрии, Югославии, Румынии, Италии и двое — от Советского Союза. Собственно, гроссмейстером от СССР был только я, и то ещё не утвержденным ФИДЕ, формальное утверждение звания будет на июньской сессии, через две недели. Второй участник от нашей страны, вернее, участница — это международный мастер Нана Георгиевна Гулиа. Чемпионка мира. Среди женщин, естественно.
Вчера было открытие Фестиваля и жеребьевка турнира. Первый тур свел меня с Гулиа. И вот сейчас, за час до игры, она требует, чтобы я ей проиграл.
Однако и замашки у чемпионки. Интересно, много ли партий она выиграла вот так — требуя? Или не выиграла, но свела вничью?
Словно услышав мои мысли, чемпионка сказала:
— Хорошо. Поскольку мы играем в первом туре, я согласна на ничью.
Ничья — это половинка очка. Как знать, может, эта половинка вместо полноценной единички будет стоить первого места?
— Нана Георгиевна, я вас безмерно уважаю, и потому не могу оскорбить ни договорной ничьей, ни, тем более, сдачей партии. Не знаю, какие у вас планы на турнир, но я и с вами, и со всеми остальными буду играть настолько хорошо, насколько сумею. Чего и вам желаю. Удастся меня победить — что ж, так тому и быть. Будет ничья — значит, будет. Но я постараюсь выиграть. Уж поверьте.
Чемпионка посмотрела на меня, словно на говорящую свинью, которая вдруг не захотела идти под нож.
— Ты что… Ты что о себе думаешь?
— И ещё, Нана Георгиевна. Я понимаю, возраст дает неоспоримые привилегии, но я бы попросил мне не тыкать. Вы мне не мама.
Чемпионка сверкнула черными очами и проговорила что-то вроде «гхоришвили». Когда женщине едва за тридцать намекают, что она в возрасте — тут она и зарезать может.
Шучу.
— Нет, нет и нет, калбатоно Нана, — сказал я. — Вы мне не мама.
Калботони Нана хотела дать мне оплеуху, даже замахнулась. Но передумала. Может быть потому, что публики было мало: мы сидели в уголке вестибюля отеля Рэдиссон, в радиусе слышимости никого не было, да это как-то и не беспокоило чемпионку. Даже странно. Все-таки договорная партия — это не то, о чем толкуют на виду. Но другого случая просто не будет. Идти ко мне в номер? Для грузинской женщины это неприемлемо. Вот и поймала в вестибюле, когда я выходил погулять перед партией. Тут рядом парк, отчего ж не погулять?
— Вы не рыцарь, Чижик. Совсем не рыцарь! — с каким-то свистом сказала она. Не гневная ли астма начинается?
— Однозначно, калбатоно Нана. И не претендую, — и я пошел к выходу.
В Дортмунд я приехал без команды. Им всем учиться нужно, у них сессия, и вообще. Да и второй раз за полгода выезд в капстрану — не слишком ли, сказали мне. Нужно меру знать. Какая стране польза от таких поездок?
Это они намекали на то, что я, вместо того, чтобы нести выигранную за победу валюту в посольство, получая взамен чеки для «Березки», трачу её на себя и свою команду.
Только намекали, поскольку что ещё они могли? Да, я потратил деньги. Свои деньги. И что?
После демарша Спасского, когда он все призовые за матч с Фишером, а это около ста тысяч долларов, положил в западный банк на своё имя, мои пять тысяч марок или около того были пустяком. Кроме того, я поддержал газету австрийских коммунистов — и подпиской, и, того больше, шахматными материалами. И продолжаю поддерживать. «Фольксштимме» полностью разделяла политику КПСС, была в СССР на хорошем счету, и написанное редакцией благодарственное письмо в Спорткомитет (это я намекнул во время отвальной, где была допита вся оставшаяся у нас водка) оценили высоко: молодцы!
А всё-таки команду со мной выпускать не спешили. Понятно. Австрия — это страна нейтральная, а Федеративная Республика Германии — ударный кулак НАТО. Тут пять раз подумать нужно.
Достигнутые высоты становятся равнинами. Необходимо поднимать собственный авторитет. Победить в одном турнире, это, конечно, хорошо, победить в двух гораздо лучше, а в трёх ещё лучше. Победить и укрепить рейтинг заодно. Тогда мне сделают ещё шаг навстречу. Сейчас для меня каждый победный турнир открывает горизонты. А турнир, сыгранный неважно, их закрывает. Захлопывает. Буду где-нибудь в серёдке — ну, и хватит Чижику за границу летать. Другим пусть уступит это право. Орлам и соколам.
И тут — оп-ля! Нана Георгиевна требует подарить ей партию. Ну, или хотя бы разделить. На худой конец.
Нет, будь это на финише, и будь у меня первое место в кармане, ничью можно было бы и подарить. По крайней мере, подумать об этом. Но не по требованию. Однозначно. В общем, перебьётся. Хотя я уверен, что по возвращении она будет жаловаться во все инстанции. Но этим в конечном итоге она уронит не меня, а себя. Над ней смеяться будут.
Но это потом.
Я гулял по парку, что находился совсем рядом с отелем. Вообще, турнир организован крайне компактно во всех смыслах: живем, столуемся и играем в «Рэдиссоне». Времени на разъезды нет. Одиннадцать туров за двенадцать дней. Единственный выходной. Если не доиграл партию, доигрываешь утром следующего дня. А в шестнадцать часов будь любезен играть следующую партию. То есть всё очень и очень напряженно. Времени на музеи, посещение достопримечательностей и ячеек компартии нет. Тем более, что нет и девочек, которые здорово организовали всё это в Вене.
Ничего. Непременно поедем осенью. В сентябре. Все на картошку, а мы куда-нибудь в Испанию. Там будет интересный турнир, в Испании. В сентябре. Но для того, чтобы меня испанцы пригласили, а наши отпустили, непременно нужно показать отличную игру.
Ну, и покажу.
Вот только подышу немецким воздухом.
Воздух был недурён — парк большой, деревья, кусты, трава. На траве валялись немчики, и поодиночке, и парочками, и целыми семьями. Загорали, читали газеты, просто наслаждались покоем. Конец мая выдался жарким. Сейчас, в начале четвёртого, зной сошёл, и народ потянуло на природу.