– Я забыла свой нож.

– Твой нож. – Он, прищурившись, изучает мое лицо. – Тот самый, которым ты меня порезала?

– Ой, да ладно! – Я начинаю отстукивать ногой ритм по ковру. – Я едва задела тебя!

– Ты забыла свой нож. И что с того?

Я издаю стон.

– Мне он нужен. Я… не могу без него уснуть.

Мэддок на секунду замирает, потом хватает меня за запястье, затаскивает в свою комнату и быстро закрывает дверь.

– Что за…

– Наверх ты не пойдешь. Будешь спать здесь.

– Черт, нет! Только не это!

Он заполняет мое пространство, его грудь тяжело вздымается над моей.

– Либо ты будешь спать здесь со мной, либо в своей комнате одна, без ножа.

– Черт, ладно. Хорошо.

Я падаю на кровать, и Мэддок тянется выключить свет, но, увидев панику на моем лице, останавливается.

Он ничего не говорит и не задает вопросов, но достает свой мобильник, включает экран, ставит телефон на комод и только тогда гасит свет.

Мобильник вместо ночника.

Мэддок забирается на кровать рядом со мной, но остается на своей половине.

Через несколько минут я переворачиваюсь к нему лицом. Его глаза открыты, и он смотрит на меня.

– Почему ты не вернулся на вечеринку?

– Я думал, ты устала, – недовольно отвечает Мэддок.

– Я не сплю без своего ножа.

– А еще без музыки и фонарика.

Я пожимаю плечами на подушке, игнорируя тот факт, что он запомнил эти детали с той ночи, когда пробрался в мою комнату.

– Если Мейбл найдет нож, то заберет его.

– И если она его заберет, я его найду, возьму и уйду.

Мэддок смотрит мне в глаза.

– Вот так, значит?

– Вот так. Меня отправили туда, не оставив мне выбора. Если я почувствую, что больше не смогу защитить себя, то сбегу.

– Ты говоришь так, как будто то место, откуда ты приехала, намного лучше.

– А ты говоришь так, словно знаешь, как я жила, но на самом деле и понятия не имеешь. Может, ты и прочел мое личное дело, но там всего лишь слова, которые придумал какой-то образованный человек, чтобы все это выглядело так, будто он делает свою работу. Реальность невозможно напечатать на бланке и скрепить печатью.

– Значит, было хуже…

– Грязный трейлер, потаскуха-мать, мерзкие мужики и бои, благодаря которым я могла поесть или выпустить пар. Я спала на трибунах, только чтобы не слышать, как взрослый мужчина случайно выдыхает мое имя вместо имени моей матери, которая потом избивает меня, потому что… ну ты понимаешь, «нельзя быть красивой такой».

Мэддок резко садится на кровати, и я привстаю на локтях.

– Продолжай.

– Я просыпалась от того, что надо мной нависал какой-то незнакомый мужик, держа руку в штанах, а моя мать тем временем готовила ему кофе с тем, что осталось от вчерашнего ужина.

– Твой нож.

– Эту историю я расскажу как-нибудь в другой раз, здоровяк.


– Расскажи сейчас, – требует он.

– Нет. – Я ложусь обратно на матрас, а он бросает на меня сердитый взгляд. – Теперь твоя очередь рассказать мне что-нибудь о себе. Но что-то подсказывает мне, что ты не очень любишь делиться, так что давай уже закончим этот сеанс психотерапии.

Мэддок проводит рукой по волосам и, снова устроившись на подушке, смотрит в потолок.

– Столько всего, и ты все равно собираешься вернуться.

– У меня нет выбора, в отличие от тебя, так что да. Но это пока. Потом уже не придется.

– Тебе и сейчас не обязательно возвращаться.

– Мне семнадцать. Я не хочу заниматься проституцией, чтобы зарабатывать на жизнь, а без документов мне не получить нормальную работу. Так что я дождусь, когда смогу получить водительские права, а потом оставлю эту жизнь и начну новую. Буду сама по себе. И мне не нужно будет подчиняться чужому влиянию или мнению, принимать помощь посторонних.

– Значит, таков твой план. Плыть по течению, пока не сможешь сбежать?

– Я бы не стала называть это побегом. – Я вдруг перехожу на шепот. – Это выживание.

– Это глупо.

– Может быть. – Я зеваю. – Но пока это лучший вариант.

Мэддок облизывает губы.

– Засыпай, Рэйвен. Здесь ты в безопасности.

Я устало усмехаюсь.

– Так не бывает, здоровяк.

Его зеленые глаза вглядываются в мое лицо, и в них вспыхивает нечто, что я даже не могу назвать.

– Закрывай глаза.

Я делаю как мне сказано. Не обязательно верить ему, но я уже здесь, так что катись оно все к чертям собачьим. Я делала глупости похуже, чем ложиться в кровать с полузнакомым человеком.





* * *


Теплая ладонь скользит по моему бедру и заставляет меня проснуться. Мое тело тут же напрягается. Но через секунду я осознаю, что лежу в постели Мэддока, а не на грязном диване в трейлерном парке.

Его рука останавливается на вершине моего бедра, его пальцы впиваются в мою кожу, а затем он вздыхает. В животе разливается тепло, когда его горячее дыхание обдувает мою щеку и горло.

Стараясь не шевелиться, я смотрю на него.

Черт, он спит. Вот дерьмо.

Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь придумать, как лучше всего поступить.

Первая мысль – бежать, ведь мужчина прикасается ко мне без разрешения, но мое сердце бьется ровно, дыхание спокойное. И внутренний голос не приказывает мне убираться отсюда ко всем чертям.

Именно по этой причине я и решаю, что это просто необходимо – когда начинаешь привыкать к хорошему, обязательно случается какая-нибудь лажа.

Я ерзаю на матрасе, пытаясь выползти из кровати и вернуться к себе, но его глаза распахиваются, и Мэддок ловит мой взгляд.

– Что ты делаешь?

– Что ты делаешь? – Я округляю глаза, и он напрягается.

Я сжимаю мышцы бедра, и он опускает взгляд.

Но руку не убирает.

Закрыв свои чертовы глаза, он говорит мне:

– Спи.

– Я не спала. – Это, конечно, ложь.

– Еще как спала, Рэйвен.