– Ферну Хэдфенгер держат на каких-то препаратах?
Мергхандары оттеснили толпу журналистов, но, разумеется, они ничего не могли сделать с вопросами, которые сыпались под вспышками камер. Роудхорн советовал не подпускать их к Айрлэнгер Харддарк, но не подпускать их было бы еще хуже, поэтому журналисты и операторы сейчас собрались на парковке, через которую он шел.
Как будто мало было того, что есть.
Как будто мало было того, что Лаура оказалась в сознании неизвестного психопата, который о ней знает. Причем знает о ней он давно, никто просто так, впервые оказавшись в сердце чужого разума, неспособен опознать того, кого видит впервые. Нет, эта тварь давно о ней знала, возможно, знала даже раньше меня.
– Ферн Ландерстерг!
– Ферн Ландерстерг…
– Ферн Ландерстерг…
– Вы получите все ответы на пресс-конференции. – Шагнувшая ко мне Одер выглядела холодной и собранной.
Отрезанная от вымораживающей стужи Хайрмарга защитным куполом парковка сейчас напоминала рагранский улей, но она не побоялась в него шагнуть.
– Ферн Ландерстерг.
– Спасибо, что приняла удар на себя, – произнес я, когда мы вошли в холл.
Одер кивнула.
– И спасибо, что остаешься со мной.
– Разве могло быть иначе?
Я улыбнулся. Улыбаться меня научила Лаура, она многому меня научила. В том числе открыто выражать свою благодарность тем, кто находится рядом со мной. Заявление за последние несколько дней написал не только Кадгар, мои кадры сыпались снежными комьями на пару с рейтингами. Сколько осталось до того, как все остальное обрушится лавиной, я не знал. Знал только, что сделаю все от меня зависящее, чтобы это остановить и чтобы защитить Лауру.
Потому что защитить ее я могу, только оставаясь на этом самом месте.
Я никогда не думал о власти как о чем-то, что можно использовать для себя, и вот сейчас я впервые думал о том, что только она поможет мне закрыть ее от всех, для кого она слишком ценная добыча или слишком опасное существо. А таких сейчас был весь мир. Интервью Солливер облетело соцсети чуть ли не быстрее, чем видео Лауры. Ее исчезновение заставило пламя взлететь до небес.
– Когда у меня пресс-конференция?
– Через полчаса. Это большее, что я смогла выбить. Вы сами понимаете, что в такой обстановке…
– Этого вполне достаточно, Одер.
Секретарь посмотрела на меня, но ничего не сказала. Мы разошлись: она вернулась на свое место, я прошел в кабинет. Списка вопросов, которые обычно присылали перед пресс-конференцией, как такового не было. Мне нужно было дать комментарии по поводу налета. Мне нужно было дать комментарии по поводу Лауры.
Сейчас я как никогда понимал, почему так долго держался в стороне от любых чувств. Потому что они действительно все осложняют. Потому что вместо того, чтобы думать о пресс-конференции, я думаю о том, что она сказала: я хочу помочь, я могу снова его найти. Я заставил ее пообещать, что она не станет даже пытаться, но не мог избавиться от мыслей, что связь всегда работает в две стороны.
Она не станет пытаться.
А он?
Что, если он вломится в ее сознание так же, как она вломилась в его сознание? Что, если Арден не успеет ничего сделать?
На этот счет у него был четкий приказ: сразу же отключать ее сознание, без разговоров.
– Я успею, – сказал Арден. – Ты можешь быть спокоен.
Не могу. Потому что я видел наработки Гранхарсена по нейросети. В основе ее было существо (именно этот термин использовал ныне покойный гений), которое обладает частицей глубоководного дракона и его силой. Только такой разум способен пропустить через себя всю мощь информации призыва драконов по всему миру и автономного управления ими.
То, что случилось в пустошах, было всего лишь экспериментом-демонстрацией, иртхан, которого «видела» Лаура, использовал себя как ретранслятор. Частично. Чтобы управлять драконами, их пламенем, мозговыми волнами, отдавать им приказы, ему понадобится другой ретранслятор. Тот, через который все это пойдет, потому что управлять такой мощью и одновременно пропускать через себя все это неспособно ни одно живое существо, сколь бы сильным оно ни было.
Ему понадобится тот, кто просто сгорит в процессе.
И я не мог избавиться от мысли, что налет и нападение на меня было всего лишь отвлекающим маневром, что ему просто нужно было установить связь.
С ней.
Коммуникатор пиликнул:
– Сэфл Роудхорн.
– Пусть войдет.
Роудхорн шагнул в кабинет: военную выправку ни с чем не спутаешь, подтянутый, как всегда, но уголки губ опущены, а лоб прорезали глубокие не по возрасту морщины.
– Никаких новостей о Солливер, – понимаю я.
– Она исчезла в слепой зоне. Ее флайс вышел из видимости камер, а в новую зону вошел уже без нее.
– Где он теперь?
– Сам флайс нашли на парковке супермаркета. На камерах дальше видно, что водитель перестал справляться с управлением и быстро снижался. До парковки он дотянул, где у него и случилось кровоизлияние в мозг.
Я перевел взгляд на ночной Хайрмарг.
Требовать что-то от Роудхорна – как я всегда требовал в таких обстоятельствах, выжимая из своих подчиненных максимум, смысла не было. Глядя на него, я понимал, что он и так сделает максимум. Но вряд ли из-за меня, из чувства долга или из-за военных привычек – приказ превыше всего, а ради нее. Если бы у меня было время, я бы с удовольствием задал ему вопрос, какого набла он сразу не рассказал мне, какая она. Лаура Хэдфенгер, которую он знал.
Хотя сдается мне, в тот момент я бы его не послушал.
– Хорошо. Держи меня в курсе.
– Это еще не все.
Последний раз, когда мергхандар в резиденции произнес: «Это еще не все», ничего хорошего за этими словами не последовало. Тем не менее сейчас я молча посмотрел на Роудхорна.
– Я нашел следы тех исследований, точнее, следы корпорации, проводившей клинические испытания препарата, в которых принимала участие мать Лауры. В Рагране.
– Каким образом?
Сэфл Роудхорн приближается и садится.
– Двадцать два года назад Оррис Хэдфенгер впервые пришла на консультацию по поводу участия в клинических испытаниях. Они с мужем ознакомились с договором, какое-то время она находилась под наблюдением врачей центра, только после этого ее допустили к первой фазе. У нее взяли все анализы, и она не была беременна. Впоследствии, когда начались испытания, они даже не сразу выяснили, что она в положении. Но вот что интересно: именно после этого начинаются странности. Спонсирование исследований с офшорных счетов и прочие незаконные действия. В частности, только начинающее набирать обороты исследование быстро сворачивает программу, выплачивая участникам полную стоимость, чтобы не было никаких претензий. У Оррис Хэдфенгер проявляются побочные эффекты, но никто из участвующих в программе больше не обращается к врачам с какими-либо симптомами недомогания.
– Ты хочешь сказать, что дело было именно в беременности?
– Я хочу сказать, что ее беременность кого-то очень сильно заинтересовала. У Оррис Хэдфенгер стояла спираль, потому что во время клинических испытаний она не могла принимать гормональные – это могло повлиять на результаты, исказить их. Тем не менее она забеременела.
– И она была единственной, у кого был побочный эффект.
– Это не самое странное. Тот, кто вышел на Хэдфенгера, чтобы забрать Оррис в коме и «помочь» ей, официально не существует. Какое-то время они действительно содержали ее в Ферверне, а потом… Вот здесь начинается самое интересное. Все исчезают: и Оррис, и представитель компании, якобы проводившей клинические исследования, и весь персонал. Официально их всех переводят в другой город, а на деле все люди стираются и растворяются, как будто их и не было.
– Это очень похоже не теорию заговора.
– Но это и есть заговор. Оррис забрал кто-то, кому она была нужна, точнее, кому нужна была ее кровь. Для чего-то. После этого все данные исчезли, я бы не нашел выход на Рагран, если бы не Эстфардхар.
Вот теперь меня обжигает яростью.
Настолько сильной, что, как мне кажется, я давно бы должен был уже с нею справиться, но нет. Имя Эстфардхара по-прежнему действует на меня как раннарская трава на драконов.
– Что, прости? – уточняю я.
Вместо ответа Сэфл подает мне планшет. На нем – платежные документы за закрытый ВИП-телепорт для медицинской транспортировки: женщина в коме, сопровождающий ее якобы супруг, медицинский персонал и оборудование. Оплата с офшорного счета. С того же самого (рядом представлены документы по финансированию), с которого переводили гонорар за участие в исследованиях.
– Это Оррис Хэдфенгер?
– Это наверняка Оррис Хэдфенгер. Я провел все проверки: записи с камер уничтожены, они точно так же растворились в Рагране, как до этого в Хайрмарге.
– Странно, что записей с отправляющей стороны тоже нет, – говорю я.
Хотя в целом не странно. Если принимать во внимание тот факт, что кто-то очень близкий к власти все подчищал. Например, находясь под влиянием Гранхарсена. Эту мысль перебивает Роудхорн своим комментарием:
– Этой информации тоже не должно было быть. Сделка, разумеется, была незаконной и осуществлялась вне официального графика отправки и работы телепорта. В этом оказались замешаны ведущий техник ВИП-зала, два портпроводника и дежурный администратор. Между ними и должны были поделить эту сумму.
– Но воспользоваться ею они не успели.
– Совершенно верно.
– Тогда каким образом вы ее вытащили?
– Это инициатива Эстфардхара. Он искал все, что так или иначе покажется странным в период, когда предположительно исчезла мать Лауры. Окно достаточно небольшое, если учесть, что они заметали следы и вряд ли оставили бы ее надолго в Ферверне. Смерть сразу нескольких сотрудников телепорта показалась ему подозрительной. Особенно смерть тех, кто выходил в одну смену.
– И он решил посмотреть в этом направлении?
– Да. У техника осталась дочь, которая предоставила ему доступ к старым вещам отца. На его ноутбуке обнаружилась локальная копия этой оплаты. Он смотрел именно Рагран, потому что приказ отчима по поводу устранения Лауры показался ему…
– Как ты вышел на Эстфардхара? – перебил его я. – И зачем?
– Он сам на меня вышел. Я посчитал, что мне нужна информация, – не моргнув, произнес Роудхорн. – Что источник, в котором я уверен, вполне подойдет.
– Ты считаешь Эстфардхара надежным источником? После всего, что он сделал? После исчезновения того, кто его воспитал?
– При всем уважении, ферн Ландерстерг, он не сделал ничего, что могло бы навредить Лауре. Я дружил с ним какое-то время, но ничего личного в этом нет. Если бы меня попросили дать ему краткую характеристику, я бы сказал так: характер – отстой, но это самый большой его недостаток.