Я спотыкаюсь об эту мысль, потому что нить между мной и драконами рвется. Ее скручивает ментальная сила, ледяная и мощная, а потом удар раздирает сознание в клочья, выбрасывая назад, как младенца от матери с перерубленной пуповиной. Под носом горячо, горячо на губах.
Кровь.
Наблов Торн Ландерстерг!
Злость вспыхивает с такой силой, что в висках тут же взрывается боль. Последствия ментального удара, или что бы то ни было еще, но меня колотит от ярости. Вскакивая с кресла, я ору, переворачивая мониторы, разбивая их один за другим, один за другим, один за другим! Осколки летят мне в лицо, с шипением рвутся провода, на последних видео – улетающие в пустошь драконы, Торн Ландерстерг со своей армией, мини-армии правителей других мегаполисов.
Здесь столько ненависти, злобы и тьмы, что я почти теряюсь в этой мерзости, когда вдруг мои не мои руки замирают поверх стола. Прямо на осколках.
До боли впиваются в кожу обломки того, что совсем недавно было техникой.
Лаура Хэдфенгер.
Слышу в сознании свистящий шепот.
Лаура Хэдфенгер.
Мое имя! Щупальца тьмы тянутся ко мне, оплетая сознание, вливаясь в него. С криком шарахаюсь назад, сбрасывая с себя эту дрянь, разрывая эту непонятную связь, открываю глаза, рывком сажусь на постели. Рядом по-прежнему Арден, его ассистенты-медики, мергхандары: все напряжены. Напряжены настолько, что, кажется, воздух стал плотным, как во время сильной жары и влажности.
– Налет закончился, – говорю я.
Все еще пытаясь прийти в себя после того, что увидела. После того, что случилось.
– Я знаю. – Теперь Арден смотрит на меня иначе. – Мне сообщили пару минут назад. Вопрос в том, откуда об этом знаешь ты.
С Торном все в порядке.
Я думаю об этом, цепляясь за покрывало.
С Торном все в порядке…
– Я была там.
– С Торном?
– Нет. С тем, кто все это устроил. Он наблюдал за всем через мониторы… И он совершенно безумен.
Я даже до сих пор чувствую это безумие, вибрирующее в каждой клеточке тела, но как на безумную сейчас на меня смотрит Арден.
Я бы на его месте тоже смотрела так же.
– Ты хочешь сказать, что ты подключалась к сознанию того, кто устроил налет?
– Именно это я и хочу сказать.
– И он сейчас, – взгляд Ардена становится ледяным, даже поразительно, как ему это удается с его цветом глаз, – может точно так же быть в твоем сознании?
– Не может. Я вышвырнула его! – Я почти кричу. – Не смотрите на меня так! Я не представляю, как это происходит!
– Тихо. Тихо. – Арден кивает своим ассистентам, и те отступают. – Лаура, нам нужно провести кое-какие тесты.
– Проводите все, что считаете нужным.
Ко мне цепляют датчики. Мозговая активность. Давление. Берут кровь. Посылают какие-то импульсы, считывают какие-то показатели. Арден отрывается от планшета, только чтобы взглянуть на меня пару раз, зато его ассистент (тот, что не носится с анализаторами и не загружает данные в систему) не сводит с меня глаз. Мергхандары тоже не сводят с меня глаз, а я сижу, уставившись в одну точку.
Как такое возможно?
Сначала Торн… но если с Торном я могу хоть как-то объяснить это слияние, то с этим…
От осознания того, где я только что побывала, становится холодно.
Он не просто хотел уничтожить всех этих драконов, он делал им больно. Вскрывал их сознание, разгонял сердца, заставляя сосуды внутри них просто рваться, как тонкие нити. Он ненавидел их.
Он ненавидит иртханов.
И Торна… Он хотел убить Торна. Но не смог.
Именно его сила, сила его сознания разорвала ментальную связь с драконами, вышвырнула этого гада за пределы сознания зверей и его извращенных возможностей.
Ловлю себя на том, что у меня дрожат пальцы, и обхватываю себя руками. Сначала начинает ругаться аппаратура, потом врачи. «Ругаться», конечно, это сильно сказано, мне читают целую лекцию по поводу точности измерений и важности того, что мы сейчас делаем, и даже без помощи Ардена. Что касается его, иртхан неотрывно следит за датчиком мозговой активности и какой-то еще линией на мониторе. Приходится осторожно положить руки на колени и стараться не двигаться.
Поэтому, когда открывается дверь, я даже не сразу вскидываю голову.
Поднимаю глаза.
У вошедшего Торна заострившиеся черты лица и резко обозначившиеся скулы, взгляд – жесткий, хищный и настолько болезненно-тяжелый, что сцепленные пальцы размыкаются сами собой. Я срываюсь с постели под вопли датчиков и не совсем цензурный комментарий Ардена, подлетаю к своему дракону и обнимаю его.
Чувствую сильные руки на своей талии, прижимаюсь к Торну и слышу отрывистое:
– Что здесь происходит?
– Здесь еще веселее, чем в пустошах, Торн. – Голос Ардена.
Ненадолго воцаряется напряженная тишина, меня осторожно отодвигают в сторону, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть, что происходит. Мергхандары проходят мимо нас, следом за ними за дверь выходят врачи, и мы остаемся втроем.
Только тогда главный врач Ферверна произносит:
– Похоже, что у нас активирована действующая нейросеть.
Глава 21
Если кто-нибудь скажет еще хоть одно непонятное слово, при этом не глядя на меня, я обижусь и уйду. Мне прямо так и хочется сказать этим двоим, но я прекрасно понимаю, что сейчас не до шуток. Совершенно точно не до шуток.
– Арден, оставь нас, пожалуйста, – просит Торн.
Это настолько странно, что он не говорит ему «пойдем поговорим» или что-то вроде, а именно его просит выйти, что я даже на миг теряюсь в собственных мыслях. Когда нахожусь, мы уже остались одни, но я по-прежнему в руках Торна.
– Расскажешь? – спрашивает он.
Я перевожу взгляд на закрывшуюся дверь:
– Я думала, что…
– Я хочу, чтобы мне рассказала ты, – говорит он.
Неожиданно судорожно втягивает воздух, словно пытается мной надышаться, а потом тянет меня за собой к креслу и усаживает к себе на колени. У него в глазах все те чувства, которые я только что прожила: боль, ярость, бессилие, смерть драконов. Эти чувства делают его черты острее, глаза – холоднее, четко обозначают морщинки между нахмуренными бровями. Меня так и тянет разгладить их пальцами, вместо этого я вздыхаю и начинаю рассказ. С той самой минуты, когда я даже толком не поняла, что уже ловила чувства, уже была с ним в флайсе, и до той самой, когда я оказалась в черном безумии, живущем только ненавистью и чужой болью. Торн слушает внимательно, не перебивает. Когда я на миг замолкаю, наливает в стакан воды и протягивает мне, а после снова обнимает.
Я договариваю – про то, что знаю про смерть драконов, про то, что это чудовище хотело их убить.
– Мне показалось, что драконы были всего лишь ловушкой. Что он хотел добраться до тебя.
Не просто хотел. Добрался.
Я этого не произношу, но уже от самой этой мысли – мороз по коже. Не только по коже, я до сих пор помню обвивающую позвоночник змею ненависти, от которой покрыться инеем изнутри можно быстрее, чем если глубоко вдохнуть во время Ледяной волны. Поэтому я просто говорю:
– Ты его выбил из сознания драконов. Я это почувствовала. Он окончательно взбесился, он ненавидит тебя, Торн. Почему-то он тебя ненавидит.
– Для ненависти не нужен повод. Некоторым. – Торн сейчас смотрел в одну точку, а морщина между бровями обозначилась сильнее.
– Нет, он… думал именно про тебя. Причем когда он думал про тебя… – Я поежилась и вздохнула. – Торн, что такое нейросеть?
Он перевел взгляд на меня, и морщина удивительным образом разгладилась.
– В древности пустынные шаманы вливали себе кровь драконов, чтобы перенять их черты. Их возможности. Их силу. В тот момент, когда все остальные люди жили под землей, шаманы вышли на поверхность, в пещеры, и драконы пришли к ним. Первых людей драконы признали достойными, чтобы отдать им свою кровь и частицу своего пламени. Ни одно из первых вливаний не было насильственным.
Теперь настала моя очередь слушать, и я слушала в точности так же, как раньше он. Молча. Не перебивая. Не задавая вопросов.
– Разумеется, кровь драконы отдавали не всем. И то, что поначалу было добровольным сотрудничеством, потом превратилось в охоту и попытки всеми силами завладеть пламенем, способным обратить человека в зверя. Поначалу это даже не считалось зазорным – до тех пор, пока драконы не начали мстить. Если приходили забрать кровь и убивали одного из них, они нападали на селение вновь обретшего силу. В нашей истории много такого, о чем предпочитают не рассказывать. Особенно людям. Особенно сейчас. Тем не менее именно в те времена стало понятно, что драконы обладают единым сознанием, каким-то образом их память за счет общего поля пламени была как своеобразная база данных. Они по всему миру узнавали убийц своих сородичей. И если те оказывались в пустоши…
Торн недоговорил, явно давая понять, что ничего хорошего их не ждало.
– Впоследствии это стало распространяться в том числе и на их наследников, и на их внуков, из поколения в поколение. Сейчас это уже научно доказанный факт: единая память драконов. Это не то же самое, что ментальная связь в паре, когда дракон и драконица чувствуют друг друга на расстоянии, ближе всего это действительно к базе данных, к некоему информаторию, откуда в любой момент можно выдернуть ненависть и любовь, убийство дракона или его спасение.
– Ого. Мы у них все посчитаны, – все-таки не выдержала я. Только сейчас почувствовала, что мои брови сами собой приподнялись.
– Можно и так сказать. Но если существует база данных, ее можно взломать. В данном случае – на ментальном уровне. Наработками на эту тему занимался Индерхард Гранхарсен. Тот, кто взломал сознание правящего Ферверна несколько лет назад. Индерхард Гранхарсен вливал себе кровь глубоководных драконов, и именно поэтому он сошел с ума. Глубоководные – единственные, кто не подчиняется ментальным приказам, они же единственные, кто никогда не делился пламенем с людьми добровольно. Их пламя настолько сильное, что сводит с ума. Человеку его выдержать нереально.
– А… – У меня почему-то пересохли губы. – Иртхану, кажется, тоже.
– Тоже. Как бы там ни было, Индерхард был безумным гением. Безумным, но гением. Будучи помешанным на информационных технологиях, он разработал экспериментальную схему живой нейросети. Проще говоря, возможность разом получить власть над сознанием всех драконов через общее инфополе. Для этого нужна была кровь глубоководного дракона и ретранслятор. Или кровь глубоководного дракона в ретрансляторе. То есть то, что способно выдержать такую силу передачи.