М-да. Не сказать, что это какая-то сверхвыдающаяся ситуация, но я бы на месте Мел тоже не хотела замуж.

– Она боится не меньше тебя, – ответила я. – И, Даргел, сделаем вид, что я этого не слышала. Это не тот секрет, который стоит рассказывать даже сестре. Это очень личное.

– Очень личное. – Он кивнул. – Прости. Просто мы так давно не говорили о настоящем… о нас. О наших… о чем-то простом и земном. Я уже забыл, когда мы с тобой вот так общались – не о матери, не обо всяких шпионских играх и секретных экспериментах.

Я улыбнулась.

– Знаешь, я тоже скучаю по тем временам, когда я была просто я. Заканчивала ХГУ и мечтала танцевать на льду.

– Теперь ты мечтаешь написать сценарий, по которому все будут танцевать на льду?

Я приподняла брови.

– Это Торн рассказал. Мы немного поговорили о тебе.

Да-а-а. А еще говорят, что у женщин на языке ничего не держится. Хотя… мне вдруг стало интересно.

– И что он говорил по поводу того, что я хочу написать сценарий?

– Ничего. Просто то, что ты хочешь написать сценарий.

– Я имею в виду, какой у него при этом был вид? Голос, интонации?

Теперь уже брови приподнял Даргел.

– Мне нужно понять, считает ли он это моей очередной блажью.

– Почему бы тебе не спросить у него?

Если бы это было так просто.

Я так и вижу наш диалог: «Торн, что ты думаешь о моем желании написать сценарий для нового формата – аэрошоу, постановкой которого займется Джерман Гроу?» – «Я думаю, что тебе стоит сидеть в резиденции, Лаура, и откладывать яйца».

Нет, разумеется, так он не скажет, но больше всего я боялась, что смысл его ответа будет именно таким. Потому что это будет значить, что все, от чего я бежала, все еще в силе и что никаких перемен в отношениях между ним и мной нет и не может быть.

Говорить об этом Даргелу я, разумеется, не стала. Быстренько свернула разговор на то, что действительно пишу сценарий, хотя после возвращения из сна написала от силы две строчки, и пожелала ему быть уверенней в разговоре с Мел.

– Ты – не он, и она уже взрослая девочка, чтобы это понять, – сказала я.

Брат согласился. Для вида, потому что было заметно, как он волнуется, но обещал перезвонить и рассказать, как все прошло. В итоге сегодня вечером он делал предложение своей девушке, а я собиралась на встречу с драконами. На этот раз зачехляться пришлось не только в утепленный костюм и ботинки, но еще в маску-респиратор, не позволяющую легким превратиться в кусочки льда при вдохе.

Торн маску надевать не стал.

– Мой организм адаптируется к любым условиям холода, – произнес он. – Ледяное пламя.

Я не стала говорить, что мой организм, похоже, тоже это умеет, да и зачем? Проверять пределы своей выносливости не хотелось даже исходя из соображений собственной безопасности, не говоря уже о безопасности Льдинки. Помнится, в детстве я была совершенно безбашенной, и как-то мы с Рин решили попробовать высунуться за окно и сказать: «Р-р-р!!!» – как раз во время Ледяной волны.

– Ничего не случится, – уверяла меня Рин. – Главное при этом не дышать.

В общем, окно мы открыли, и я даже сказала: «Р-р-р!» Потом мне лечили обморожение слизистой глаз, а Ингрид ругалась на Рин и говорила, что никогда больше ноги ее не будет в нашем доме.

– Вашей девочке еще повезло, что она вообще не лишилась зрения, – сказала тогда врач.

Сейчас я понимала, что, возможно, тогда мне не просто повезло. Хотя повезло, наверное, но не так, как мы все решили.

– Очки. – Торн протянул мне защитные очки и проверил, что они сидят плотно.

А я в очередной раз вспомнила о Рин, о том, сколько мы с ней уже дружим.

И о своих словах: «Я не забуду о том, что вы для меня сделали».

Я сказала это в ночь перед отъездом в Рагран, когда мы с ней секретничали в доме ее родителей. То, что происходит между нами сейчас, а точнее, то, что не происходит, кажется противоестественным и диким. Мы же собирались танцевать друг у друга на свадьбах! Мы же знаем друг друга, как… как…

Ладно, сейчас думать об этом не стоит. Вот схожу к драконам, отпущу их поесть и в туалет, тогда и вернусь к этой теме. А пока…

Пока мы идем по уже полностью восстановленной и более чем жилой резиденции. По крайней мере, сейчас она не похожа на тот холодный бездушный дом, в котором я впервые оказалась здесь. Но даже в том доме у меня были друзья. Как так получилось, что сейчас их нет?

– Дораж Эмери здесь больше не работает? – озвучиваю я свою мысль, которую не решалась озвучить очень и очень долго.

– Нет.

– Почему?


– Он уволился после того, как ты уехала. После того как я отослал твоего отца. Высказал мне все, что обо мне думает, и уволился. Я не стал его задерживать.

Я поворачиваюсь к Торну:

– Ты не стал его задерживать?!

– Я тогда никого не задерживал. Мне хотелось избавиться от всего, что напоминало мне о тебе. От всех. Максимально. Мы пришли.

Мы и правда стоим перед выходом на дорожки к парку. Что ни говори, а мысли о Рин и разговор о Дораже здорово мне помогли, потому что сейчас сердце неожиданно проваливается в пятки: через стекло я вижу исполинские очертания мощных, яростных зверей. Снежные драконы окружают резиденцию, и по сравнению с ними я кажусь просто крохотной. Несмотря на то что я два дня обнималась с Верражем и Гринни, на то, что драконенок еще подрос, сейчас я чувствую себя ходячим снеком.

Стоит мне об этом подумать, как Торн берет мою руку в свою.

Двери распахиваются, и мы вместе шагаем в ледяную пасть.

Драконов здесь десятки. Большинство из них сидят или лежат, несколько кружат над резиденцией, и то, что называется моим сердцем, медленно проваливается в трусы и ниже, звякая как пустынная ледяшка где-то на уровне пяток.

– Если я сейчас упаду в обморок, они меня сожрут или тебя? – спрашиваю у Торна.

У меня микрофон, у него наушник, потому что в такой амуниции очень сложно общаться без микрофона.

– Давай не будем это проверять, – произносит он, и, судя по интонациям, я его здорово повеселила. – Представь, что это я. Просто меня много.

Да мне тебя одного много.

Я прикусываю язык, хотя просто это подумала, и поворачиваюсь к нему. По лицу Торна непонятно, слышит ли он мои мысли или нет. Во время наших обследований он говорил, что телепатически я с ним больше не общалась, но кто знает, как оно включается или выключается. Как, а главное – когда. В прошлый раз включилось в самый неподходящий момент.

– И что мне теперь делать? – спрашиваю я, когда взгляды драконов обращаются к нам. Те, кто парил над резиденцией, снижаются и садятся за спинами своих собратьев. Или сосестер, я не проверяла.

– Для начала тебе надо успокоиться.

Хорошо ему говорить.

Торнгер Ландерстерг явно чувствует себя в своей стихии, потому что от него не исходит ни малейшего напряжения, а вот от драконов – исходит, еще как. Особенно напрягается один, сидящий ближе всех.

– Лидер, – комментирует Торн.

– Какой-то он нервный.

– Он чувствует конкуренцию.

– Меня?!

– Меня. Самка не может быть конкурентом, даже если она сильнее.

А вот это, между прочим, обидно! Не думала я, что драконы такие шовинисты. С виду приличные звери, а туда же.

Из-за марева Ледяной волны непонятно, излучают драконы пламя или нет, но воздух зыбкий, дрожащий. Никогда бы не подумала, что могу ощущать столько неукротимой силы вокруг и остаться на ногах. Их мощь потрясает, объединенная, она словно вливается в меня, заставляя каждую клеточку тела вибрировать. Если бы моя человеческая часть способна была отделяться от того, что в меня закачали, она бы с визгом убежала и забилась в самый дальний угол этой резиденции, но сейчас… я действительно чувствую себя странно. От втекающей в меня силы страх испаряется, я вижу перед собой громадных, опасных зверей, суперхищников, но не боюсь. Каждый шаг перестает восприниматься как шаг в пропасть, я просто иду. Точнее, мы с Торном идем. Шумное дыхание, струйки ледяного пламени, вырывающиеся через ноздри, мне больше не кажутся угрозой.

Должно быть, я впала в некое подобие транса, потому что сейчас меня словно связало нитями с каждым из них. Или со всеми вместе?

– Нам нужен лидер, – произносит Торн. – Я могу отдать ему приказ. Могу подавить силой, но это будет не то. Они пришли к тебе.

– Я их не звала, – выдыхаю я.

И вдруг понимаю, что звала. Каким-то шестым, седьмым или восьмым чувством, до сегодняшнего дня мне недоступным. Я слышу отголосок своего крика в каждом из них, но это точно не человеческий крик. Это звучание отражается во мне, усиленное десятикратно… стократно. Я содрогаюсь от его силы и понимаю, что они возвращают мне мои чувства. Мое отчаяние.

Как это получилось, я не знаю.

Знаю только, что мне действительно нужно их всех отпустить.

Пальцы непроизвольно сжимаются, и Торн в ответ сжимает мою ладонь. Из-за плотного слоя терморукавиц я не могу почувствовать это прикосновение так, как хотела бы, но сейчас оно придает мне уверенности.

Я ему доверяю.

Это тоже странное чувство, но оно рождается в самой глубине моего существа. Не как осознанное решение, а как что-то совершенно невероятное, инстинктивное, первобытное. Именно поэтому, когда мы останавливаемся перед массивным зверем, чья грудь раскрывается, как меха, втягивая в себя за раз даже не представляю сколько воздуха, я спокойна. Насколько вообще можно быть спокойной рядом с драконом.

Некстати вспоминается детский стишок: «Не бойся ты холода, бойся дракона, один взмах крылом – и летишь ты с балкона». В данном случае я полечу скорее в бассейн, но суть остается примерно та же.

– Не забывай моргать, когда смотришь ему в глаза. Это знак того, что ты не собираешься нападать.

Зверь очень красивый. Чешуя – что-то среднее по цвету между металлом и снегом, броней растеклась по мощному корпусу. Ноздри раскрывались и стягивались, точно так же раскрывались и стягивались зрачки. Веки чуть опустились и снова поднялись – взгляд сияющих пламенем голубых глаз прокатился по мне как поток ледяных искр.

– Как мне… с ним общаться?

– Просто дай ему понять, что все хорошо.