Потому что ни одна женщина не могла быть со мной после того, как со мной была Лаура.

Когда-нибудь я ей об этом скажу.

Когда-нибудь, но не сейчас, когда мир вокруг меня превращается хаос.

Лаура молчит и смотрит на меня, глаза абсолютно сухие, но есть кое-что еще. Я чувствую ее как себя, именно сейчас, хотя до парности нам далеко. Не уверен, что это когда-либо случится, но, если это случится, я даже не представляю, как это будет, если сейчас – так.

– Я не знаю, что сказать, – произносит она наконец.

– Значит, не говори ничего.

Я убираю прядь волос с ее лица, а потом усилием воли поднимаюсь и ухожу в гардеробную. Ее успели оформить, теперь здесь и запасные костюмы, и все прочее. Защитные чехлы для чешуи тоже, но они мне больше не нужны. Сама мысль об этом кажется странной.

Небольшой отдел гардероба выделен для Лауры – некоторые пакеты она так и оставила нетронутыми, почему-то от этого становится невыносимо холодно.

– Тебе нужно разобрать вещи, – говорю я, когда возвращаюсь в комнату, на ходу застегивая запонки.

– Это твоя комната, Торн. И я хочу сама покупать себе вещи.

– А я хочу, чтобы тебе было комфортно.

– Значит, у меня будет отдельная комната?

Пожалуй, нам стоило прекратить этот разговор, когда я ушел в гардеробную. Проблема в том, что, когда бы мы ни остановились, если есть что-то еще (а оно есть), оно вылезет в самый неподходящий момент. Как, например, сейчас.

– Если ты этого хочешь.

– Хочу.

– Ты же понимаешь, что в той комнате все равно буду я?

– И вторая кровать.

Невыносимая женщина.

– Ты будешь переодеваться, Лаура?

– В смысле?

– В смысле, пойдешь в душ, или мне нести тебя на анализы на руках?

– Ты разве не поедешь… – Она делает паузу. – К ней?

– Поеду. После того как Арден проведет все тесты.

– До вечера это подождет. – Она поднимается и подходит ко мне. – Правда, Торн. Давай оставим это до вечера.

Какое-то время мы молча смотрим друг на друга, а потом я киваю.

Лаура закусывает губу, и, когда я уже почти выхожу из комнаты, до меня доносится:

– Я на твоей стороне, Торн. Если для тебя это важно.

Я оборачиваюсь, в два шага преодолеваю разделяющее нас расстояние и целую ее в губы. Это то, что надо было сделать вместо всех этих разговоров, это то, что дает мне силы больше, чем любые слова. Даже больше, чем ее последнее замечание, хотя без него не случилось бы этого поцелуя.

Достойным противником этого чувства может быть разве что ее молчание – когда я сказал: «Вы с Солливер абсолютно разные. Начать хотя бы с того, что она меня не любит», – и Лаура не стала возражать.

С этой мыслью я отрываюсь от ее губ, припухших и горящих – совершенно, невыносимо одуряюще горящих от моих ласк, и говорю:

– Никаких. Лишних. Кроватей.

После чего выхожу из комнаты, на ходу набирая Роудхорна. Пусть обстоятельствами выкидыша Солливер занимается он.



Солливер Ригхарн

История с Лаурой Хэдфенгер начала набирать обороты сразу после оборота, как бы по-идиотски это ни звучало. Но с той самой минуты, как она шагнула из телепорта, история перестала быть историей и стала большой проблемой. Возможно, изначально она недооценила эту девицу из-за того, что привыкла иметь дело с самыми разными представительницами женского пола. От трепетных виари, хлопающих глазками, до самых прожженных и циничных соблазнительниц. Еще одна проблема заключалась в том, что с Хэдфенгер она изначально ошиблась. Эти виарячьи глаза, которые делала эта проститутка, могли обмануть кого угодно, но ее, Солливер, не должны были обмануть! И все-таки ей это удалось.

Хэдфенгер держалась рядом с Торном так, будто он ей совсем не нужен, но если это еще можно было списать на обходной маневр и попытку соблазнения через недоступность, то как она от него шарахалась – вряд ли. Почему она изначально недооценила эту ларрку, так это из-за ее идиотского побега в Рагран, а после в Аронгару. Нельзя, ну просто нельзя, обладая хотя бы зачатками мозгов, так себя вести!

Похоже, в зачатках мозга были участки, которые очень хорошо работали на то, как обвести вокруг пальца даже такого, как Торнгер Ландерстерг. Да наблы с ним, с Ландерстергом, ей удалось обвести вокруг пальца даже ее, Солливер. Пожалуй, этого она не могла ей простить больше всего.

Изначально она собиралась оказаться в резиденции и сделать все так, чтобы Хэдфенгер обвинили в потере ее ребенка. Как ни крути, этот вариант был просто идеален, да что там, он был блестящим! При мысли о том, что воплотить его не удастся, Солливер готова была швыряться вещами, но был в этом, разумеется, и один плюс. Оказываться рядом с Хэдфенгер, чья сила, мягко говоря, неуправляема, уже не придется. По крайней мере ей.


Вчера вечером Крейд сказал, что ждать больше нельзя, поскольку к Хэдфенгер приезжал Роудхорн. Что бы они там ни обсуждали, это действительно было очень и очень паршиво, особенно после всех Торновых ночевок рядом с этой девицей.

«Нам нужно их опередить, – сказал Крейд, – я займусь Роудхорном. Хэдфенгер на тебе».

Под «Хэдфенгер на тебе» он, конечно, понимал выкидыш, потому что это была только первая часть плана. Вторую уже предстояло осуществить ему, а точнее, одному из мергхандаров, но Солливер все равно не находила себе места.

Торн просто помешался на ней. Хотя «помешался» – это даже не то слово.

Он совершенно, окончательно и безоговорочно свихнулся на этой Хэдфенгер, потому что до ее появления с ним можно было нормально общаться (относительно, разумеется), а после…

Ух, как же она сожалела, что рагранским спецслужбам, или кто там еще за ней охотился, не удалось довести начатое до конца! Скольких проблем можно было бы избежать, если бы Хэдфенгер со своим выродком навсегда сгинула в Аронгаре!

Глубоко вздохнув, она сжала и разжала кулаки. Обхватила себя руками.

Еще и с этой ненавистной койки не встанешь, потому что мало ли что – Крейд сказал, что, когда Роудхорн так близок к делам Торна, записи с камер могут попасть к нему. Приходилось лежать и изображать несчастную виари, лишившуюся (тьфу на всех, кто так считает) самого главного в своей жизни.

Было бы можно, блеванула бы. Как наблова Хэдфенгер.

«Что ты собираешься делать с Роудхорном?» – спросила она у Крейда.

«Это мое дело».

«Это наше общее дело. Я имею право знать».

«Все, что непосредственно касается тебя, ты знаешь. Остальное узнаешь вместе со всеми».

Раньше он никогда не осмелился бы говорить с ней в таком тоне. Все потому, что сейчас (временно) она от него зависела. По-хорошему, выйти бы на того, на кого работает Крейд – на того, кому все это выгодно, и поговорить уже с ним. Солливер привыкла общаться с самыми разными мужчинами, и практика всегда показывала, что общаться с драконятами – себе дороже. Лучше сразу искать дракона, который за ними стоит.

Что ж, это все на будущее, а пока придется терпеть. Потому что все это зашло слишком далеко.

Дверь открылась настолько внезапно, что Солливер не успела подготовиться. Ударившись о взгляд Торна, поспешно отвернулась, но то, что он мог видеть и почувствовать, – пусть видит и чувствует. Это действительно предназначается ему и его ларрке Хэдфенгер, странно было бы, если бы при виде его она пускала ментальные радужные пузыри.

– Солливер. – Он прошел в палату и остановился у окна. Положил букет на тумбочку.

Она едва успела зацепить краем глаза цветы и испытала сильнейшее желание затолкать их ему в задницу. Так чтобы одни бутоны торчали.

– Что? Принес мне цветы и думаешь, что все будет замечательно, Торн?

Изначально Солливер хотела выбрать другую линию поведения, но правила актерской импровизации гласят: если выход сорвался, сделай так, чтобы все поверили, что это запланировано.

– Нет. Разумеется, я так не думаю.

– Я тебя ненавижу.

– Справедливо.

– Справедливо?! – Она вскинула голову. – Справедливо было тащить сюда Лауру Хэдфенгер, а от меня отворачиваться – только потому, что я – не она?! Справедливо было заставлять меня переживать все то, что я пережила?! Справедливо было…

Ее голос дрогнул.

– Лишать меня ребенка?! – выкрикнула она, и ее голос звеняще врезался в стены. – Я ненавижу тебя, Торн Ландерстерг, и я жалею о том дне, когда вообще вошла в твой кабинет. Спорим, она тоже об этом жалеет?

– Ты переходишь границы, Солливер.

– Нет, это ты перешел границы. Когда притащил ее в нашу резиденцию, когда валял ее по коврику для дракона и когда просто… – Она сжала и разжала пальцы. – Меня от тебя тошнит. Убирайся и забери свой веник. Надеюсь, у твоих идиотов из службы безопасности хватит мозгов не пускать ко мне журналистов, потому что именно сейчас, Торн, я не уверена, что готова молчать!

Она отвернулась и закрыла глаза.

Сердце бешено колотилось, колотилось, не сбавляя ритма и не отпуская – всеми обрушившимися на нее чувствами.

– Я с радостью расторгну помолвку с тобой. – Резко распахнув глаза, Солливер села на постели. – Для начала забери это.

Она стянула кольцо и швырнула в него.

– Только сейчас сделай милость, избавь меня от своего общества. Если мы будем общаться через твою пресс-службу и наших адвокатов, так будет даже лучше.

Какое-то время он молча смотрел на нее, потом развернулся и направился к двери. Стоило ей закрыться, Солливер откинулась на подушки. Все прошло не так, как она планировала, но все прошло даже лучше. Изначальное спокойствие теперь казалось совершенно невыгодной позицией, а такое отчаяние… что же, лучше она не придумала бы, даже если бы разрабатывала этот план пару недель.

Все прошло отлично, а скоро станет еще лучше.

Тогда почему внутри все клокочет – по-прежнему?! Почему по-прежнему хочется что-нибудь разбить?!

Она развернулась, схватила букет и запустила им в дверь. Следом отправился стакан с недопитой водой, который разлетелся осколками.