– Что изменилось сейчас?
Я внимательно посмотрела на него.
– Торн, в наших отношениях с самого начала все было запутано. Я не хотела за тебя выходить, но потом, когда я влюбилась в тебя, когда я по-настоящему готовилась к нашей помолвке, произошло то, что произошло. Ты закрылся от меня, когда я больше всего нуждалась в тебе, и, когда я пыталась с тобой хоть как-то поговорить, ты отгораживался от меня все сильнее. Сейчас я понимаю, почему ты это сделал, но тогда… ты ни слова не сказал о своем пламени. О том, что происходит с моим отцом. О том, что ты вообще думаешь по этому поводу. Поэтому все произошло так, как произошло. Я не считаю себя идеальной и не собираюсь говорить, что все это только на тебе… но первый раз, когда я увидела тебя с ней, я чуть не заморозила себя и Льдинку. Я сейчас говорю это не за тем, чтобы выставить какие-то претензии, я просто хочу, чтобы ты понял, что я чувствовала. И чувствую, когда слышу, что она от тебя беременна.
– Если тебе станет легче, когда я узнал, что ты сбежала с Эстфардхаром, я захотел свернуть ему шею.
Я покачала головой.
– Нет, мне не становится легче. Потому что я не сбегала с ним.
– Я знаю это. Сейчас. Но тогда я этого не знал.
Я вздохнула. Этот разговор все равно был зациклен на прошлом, а прошлое – очень странная штука. О нем можно бесконечно долго говорить, но исправить уже нельзя. Все, что можно исправить, находится здесь, в настоящем.
– Я безумно тебя ревновал к нему, – произнес Торн, крылья его носа дрогнули, а скулы обозначились резче. – Но мне проще было обвинить в этом тебя, чем задуматься о своих чувствах. Я не привык думать о своих чувствах, Лаура, потому что они разрушительны, и мне нельзя было их себе позволять.
– И как, помогло? – Я спросила это совершенно без сарказма. – Потому что мне – ни разу. Знаешь, как я справилась тогда, когда увидела тебя и Солливер? Впервые. Это был мой первый выброс пламени, и я собрала всю любовь, которая была во мне… всю любовь к этой девочке, к этой крохе, до появления которой еще так долго, и это помогло мне, ни разу не управлявшей пламенем, справиться с ним. Тогда я думала, что это ее пламя и что я просто успокоила ее, но сейчас… сейчас я поняла, что переключилась с отчаяния и боли на любовь. Попытайся я их запечатать, вероятнее всего, мы бы сейчас с тобой просто не разговаривали.
– Ты не училась контролю месяцами.
– Не училась, и я этому рада. Потому что для меня очень важно – чувствовать.
Он промолчал, поэтому я решила продолжить:
– Я не уверена, что у нас с тобой что-то получится, Торн. Но я уверена, что ты будешь чудесным отцом, если позволишь себе это чувство. Мы с тобой наделали столько всего, что я не представляю, как мы вообще можем сейчас разговаривать так. Единственное, что я знаю, – Льдинка будет счастлива, если у нее будет отец. И ради нее я готова попробовать начать все сначала. Без претензий из прошлого, только настоящее.
Тишина, которая воцарилась после этих слов, была достаточно долгой. Похоже, мы оба не могли произнести ни слова, потому что я еще не до конца верила в то, что только что сказала, а он… ну, судя по всему, он тоже не верил. Когда говоришь о чувствах, любая неуверенность ощущается в десять раз сильнее, как-то интуитивно. Особенно после того, что произошло.
Я помнила, как наше пламя сливалось у бассейна, сливалось или стремилось слиться. Я не до конца отдавала себе отчет, что за сущность обитает внутри меня (было бы странно, если бы отдавала, потому что понять ее пока не мог никто), но волю ей точно не собиралась давать. Сейчас мне как никогда важно было удержаться на своей человеческой составляющей, позволять именно ей принимать решение, отбросив все слияния пламени и притяжения звериных натур. Хотя, насколько я поняла, от этого уже никуда не денешься, но тем не менее.
– Ты делаешь это только ради нее? Ради нашей дочери?
– Пока да, – ответила честно. – Она для меня сейчас важнее всего.
Торн приподнялся, вытащил из-под себя одеяло и завернул меня в него.
– Это твой ответ? – спросила я. – Заткнись и спи?
– Мой ответ заключается в том, что я тебе уже сказал, Лаура.
И как прикажете это понимать?
– Это понимать так, что я сейчас с тобой, и, даже если ты будешь брыкаться, вопить и пытаться превратить меня в ледяную статую, спать мы будем вместе.
Опять.
Я опять это сделала.
– А можно как-нибудь настроить переключатель ментального вещания? – спросила я. – Чтобы ты не все мысли мои читал.
– Там есть что скрывать?
Торн Ландерстерг – ходячий морозильник.
Я подумала это мстительно, но Торн почему-то остался безмятежным. Видимо, алгоритм ментального передатчика пока что не работал или не существовал в принципе, что превращало некоторые моменты в проблему, как, например, сегодняшнее общение с Беном и Сэфлом.
– Общение с кем, Лаура?
Ой.
Хотя «ой» – это слабо сказано.
Я представила примороженную к постели себя и мысленно поползла в сторону выхода. Не знаю, считал ли Торн этот мыслеобраз или нет, потому что на самом деле я выпрямилась и села на постели.
– С Беном, – сказала, глядя ему в глаза.
– Ничего не хочешь мне рассказать?
– А что я, по-твоему, сейчас делаю? – поинтересовалась я. – Бен написал мне через какой-то защищенный протокол… или как это называется, я не сильна в компьютерных штучках.
– Зачем?
Тот факт, что мы все еще разговаривали, внушал надежду. Потому что вот это совершенно точно было неожиданно: как минимум меня должны были обрычать и разом обвинить в неблагодарности, в строительстве маленького мирка с помощью другого подрядчика и вообще раскатать ровным слоем по психологической поверхности.
– Затем, что он считает, что я здесь в опасности.
– Как считаешь ты сама, Лаура?
Как я считаю сама? Понятия не имею. Учитывая, сколько всего произошло – начиная от Эллегрин и заканчивая тем, что вообще творилось со мной…
– Что насчет Эллегрин?
Я закатила глаза.
– Торн, тебе не кажется, что это как подглядывать за мной в душе?
– В душе я за тобой подглядывал только потому, что ты разрешила. К слову, здесь все в точности так же. Если бы ты не хотела, чтобы я считывал твои мысли, я бы не смог этого сделать. Знаешь, как работает телепатическая связь в парах?
– Я знаю только то, что мы не пара. – Это заставило меня здорово напрячься.
– Все верно, но пока пара не образуется, прямая телепатическая связь между драконом и драконицей невозможна. Образование пары означает абсолютное доверие. Это значит, что ты мне доверяешь. Настолько, что позволяешь слышать свои мысли.
Сказала бы я, кто тебе доверяет. Но не хочу обижать свою вторую суть.
– Правильно, не надо ее обижать. Лучше расскажи, чем тебя опять напугал Эстфардхар.
– Тебя точно не подменили? – уточнила я.
– Если бы меня подменили, ты бы это заметила.
– Ну вот я и заметила, – хмыкнула. – Нормальный Торн Ландерстерг обычно рычит в такие моменты.
– Хочешь, чтобы я рычал? – Его зрачки подозрительно дернулись, а я вдруг поняла, что это – тот самый пресловутый контроль, о котором мы говорили.
Дракон меня задери, я и не заметила, он даже в лице не изменился! Точнее, изменился, приобрел тот самый вид, когда кажется, что ничего не происходит. То есть вообще. В игре Торн Ландерстерг и ледяная скала: найди десять отличий – даже парочки не наберется.
– Нет, – сказала я, – не хочу. И раз уж она тебе доверяет… мы говорили о том, что Эллегрин в опасности, и Арден тоже.
Торн прищурился.
– Всего-то. Как скоро ты собиралась мне об этом рассказать, Лаура?
– Если честно, не собиралась. Арден говорит, что у тебя в службе безопасности большой… – Я задумалась, как бы это получше охарактеризовать, но потом не стала комментировать. – В общем, он считает, что чем меньше ты знаешь, тем лучше.
– Я его обратно посажу, – с милой улыбкой сообщил Торн.
Ладно, улыбка не была милой, она больше напоминала драконий оскал перед тем, как пустошь превратится в каток под дыханием ледяного пламени.
– Не посадишь, – напомнила я. – Он тебе нужен.
– Я вас вместе посажу, – сообщил Торн, и вот совершенно непонятно было, шутит он сейчас или говорит правду. – Обеспечу всей необходимой аппаратурой, всеми препаратами и посажу. Может, хоть так мозги на место встанут.
– У кого? – решила уточнить я, чтобы знать, обижаться мне или нет.
– У вашего тандема. Или правильнее будет сказать – трио?
– Нет, Бен случайно появился, – призналась я. – Но Ардена шантажируют жизнью Эллегрин, поэтому вряд ли он тебе что-нибудь скажет.
– Рассказывай, Лаура.
Вот это уже прозвучало знакомо. Рычаще и с теми самыми интонациями, от которых позвоночник изнутри покрывается тонкой ледяной корочкой. Или не очень тонкой, но в данном случае я почему-то чувствовала, что эта сила направлена не на меня. Даже стройные ряды мурашек не пошли на парад, возникли – и решили, что им лень. А я вздохнула и начала рассказывать. Все. Начиная с того, с чем ко мне пришел Арден (кстати, теперь было понятно, почему он говорил не рассказывать Торну, точнее, еще понятнее – и почему он говорил об угрозе моей жизни, потому что хотел меня предупредить о том, что наверняка знал), заканчивая тем, что сегодня мне выдал Бен, и тем, что я выдала Сэфлу.
Когда у меня закончились слова, я встала и пошла за водой, а когда вернулась, Торн по-прежнему, прищурившись, смотрел в одну точку. Я даже начала думать, что он завис, когда Дракон номер один поднял голову и посмотрел на меня в упор.
Так, что я чуть не поперхнулась водичкой.
– То, что с моей службой безопасности что-то не так, я понял, когда приехал за тобой, Лаура.
– Ты хотел сказать, прилетел. – Я попыталась переключить его внимание.
– Но вот чего я понять не могу, так это с какой радости ты решила молчать об этом. Ардена я еще предположительно могу понять – хотя не могу, но это детали. А ты?
– Между нами не было особого доверия, насколько ты помнишь, – ответила я. – Сегодня не считается, сегодня вообще странный день.
– Дело не в доверии. Когда речь заходит о службе безопасности страны, дело касается уже не только нас двоих, как ты понимаешь. Ты же это понимаешь?
Я обхватила себя руками.