И хотя его сильно тянуло домой, к Игле и сыновьям, выбор был очевиден. Много людей – это опасно. А Питер никогда не причинит им вреда. И своим спутникам тоже не позволит это сделать.
Пакс вернулся к дочери, которая всё ещё слушала ворон. Они теперь обсуждали какой-то амбар, у которого ураганом снесло крышу, и открылась целая гора кукурузы.
Мы уходим.
Домой?
Не сразу. Сперва в Широкую Долину.
Пакс уже рвался в путь, но дочери перед дорогой нужно было подкрепиться. И он повёл её вдоль берега, туда, где уловил густой черепаший запах.
Пакс показал дочери пахучее место в мягкой земле и стал рыть. Всего несколько дюймов вглубь, и вот он уже выгребает лапой несметное богатство – большую кладку кожистых черепашьих яиц. Пакс быстро набил себе живот и велел дочери есть сколько сможет.
Она покатала одно яйцо, а потом положила голову на лапы.
Пакс разбил кожистую скорлупу прямо у неё под носом, желток выплеснулся.
Лиска осторожно, недоверчиво лизнула, проглотила. Потянулась за вторым яйцом, разбила его сама и принялась радостно лакать. Потом ещё одно, и ещё, и ещё. Паксу стало легче: она уже два дня ничего не ела, но теперь её брюшко наконец округлилось.
Пора было идти.
Пакс оглядел прибрежный ил, потом сухую лесную подстилку над берегом, потом опять ил. Хоть и не хочется мочить лапы, но вода защитит их от опасностей.
И они пустились в путь по реке – то сквозь заросли тростника, то по галечным отмелям, а иногда заходили глубже в воду, и тогда река несла их сама. Они плыли по ней беззвучно, как рыбы.
24
Налетела гроза: внезапный залп твёрдых как пули градин перешёл в ливень с порывистым ветром. Но Питер показал Сэмюэлу и Джейд, как построить шалаш из кедрового лапника, и в этом шалаше они просидели скрючившись почти весь день, промокшие, но довольные: всё-таки не снаружи, не под хлещущими струями.
Когда наконец перестало лить, они переоделись в сухое и развели костёр из тростника, который Питер предусмотрительно наре́зал с утра и нёс с собой, обернув дождевиком.
Тростник сразу занялся, а вот дрова дымились и шипели, не желали разгораться. Но каким бы скудным ни был этот костерок, он всё же их взбодрил. Поев вяленого мяса с галетами, все трое уселись на одном бревне перед огнём.
Джейд достала книгу, а Питер и Сэмюэл начали от нечего делать обстругивать палочки. Но через минуту Питер заметил, что Сэмюэл уже отложил ножик и просто наблюдает.
– Отличный у тебя нож, – сказал Сэмюэл. – И ты здорово с ним управляешься.
– Я тут ни при чём, – возразил Питер, – дело только в ноже. Он очень старый, но и правда отличный.
Этот нож ему подарила Вола, и с тех пор Питер с ним почти не расставался. Нож был не только красив, с кленовой рукояткой и никелевыми вставками, но и хорош в деле: надёжно лежал в руке, точно и ровно входил в дерево.
– Вот, – сказал Питер, передавая нож Сэмюэлу. – Попробуй сам.
Взяв нож, Сэмюэл расплылся в улыбке, точно малыш рождественским утром, а Питер подумал: как легко и быстро, всего за неделю, они стали одной командой. И тут из рации донёсся сигнал.
Сэмюэл вскочил, забыв про нож.
– Оповещение о чрезвычайной ситуации. – Он достал рацию из рюкзака, вышел на открытое место и склонился над ней, вслушиваясь в треск.
Потом он убрал рацию и вернулся к огню.
– Работы у старой фабрики откладываются – минимум на неделю. Может, и на две. Паводком повредило плотину в верховье реки, и весь наш взвод перебрасывают туда.
– Нас тоже? – спросила Джейд.
– Нет, они уже вышли. Им некогда было нас дожидаться.
Джейд с Сэмюэлом переглянулись, и Питеру показалось, что между ними промелькнула какая-то тайна.
– И это значит… – проговорила Джейд, и уголки её губ приподнялись в улыбке.
– Да, – подтвердил Сэмюэл. – Пока они не дошли сюда, мы свободны, так что…
Джейд прижала руки ко рту, словно не веря своему счастью.
Сэмюэл пожал плечами – почему бы и нет? – но вид у него тоже был совершенно счастливый.
– Что? – спросил Питер.
– После фабрики мы собирались просить несколько дней отпуска, – сказала Джейд, – чтобы поехать к моим и пожениться. Понимаешь, бабушка не очень здорова, поэтому мы не хотим с этим затягивать. А теперь… выходит, можно прямо сейчас! – Она посмотрела на Сэмюэла. – Или мы должны сначала доставить снаряжение на фабрику?
Сэмюэл помотал головой.
– Не-а. Опять же повезло: не придётся завтра проходить пороги.
Сэмюэл, как всегда, был немногословен, и Джейд, как всегда, объяснила:
– Это он про те пороги, что перед самой фабрикой. Там, на участке всего ярдов сто, река падает на полсотни футов, не меньше. Вот где по-настоящему опасно.
– Я знаю это место, – сказал Питер. – В детстве мы с ребятами бегали на эти пороги играть. Не так уж и страшно.
– Сейчас многое изменилось, – возразила Джейд. – Прошлой осенью взорвали мост выше фабрики – и сразу всё вокруг нарушилось. Да ещё дожди льют и льют. Вода уже поднялась на фут. – Джейд кивнула на реку, потом повернулась к Сэмюэлу. – Так что с нашим снаряжением?
– Нам приказано завтра утром сгрузить всё, что есть, на караульном посту – это у выезда на шоссе номер семь.
Джейд просияла.
– Так это же по пути! Можем целую неделю провести у моих, сделать всё по-человечески! – Она подёргала себя за грязные армейские штаны с кучей карманов. – Доберёмся до цивилизации – куплю себе в секонде настоящее платье! – Она хлопнула Питера по коленке. – И ты с нами, само собой. У моих бабушки с дедушкой большущий старый дом, места полно. Будешь почётным гостем на нашей свадьбе.
Питер отодвинулся и начал аккуратно заворачивать остатки галет, обдумывая приглашение. Хотя он уже знал, что́ ответит.
– Я не могу. – Он передал свёрток Джейд. – Нам не пора паковаться?
На лице её отразилось огорчение – как ему показалось, искреннее.
– Ну ладно тогда. Что поделать. Сэмюэл, спроси их по рации: может, они и Питера подхватят, когда приедут за вещами? Доставят его во взвод?
– Нет, не нужно, – сказал Питер. – Я лучше сразу пойду в мой старый дом, начну обживаться. Там же надо…
Джейд сощурила глаза.
Проболтался, понял он. Но было поздно.
– Сэмюэл, – позвала Джейд, не сводя глаз с Питера, – займёшься сборами? Мне нужно пару минут поговорить с нашим другом наедине.
Сэмюэл ушёл. Джейд молча смотрела на Питера, подняв брови. В тишине слышался гул порогов, далёкий, но зловещий. Питер отодвинулся подальше, уставился на спальные мешки. Может, сослаться на усталость, сказать, что болит голова…
– Обживаться, значит? – Джейд накрыла его руку своей, будто знала, что он надумал вскочить и убежать. – Теперь до меня дошло, – произнесла она тихо. – Я поняла, чего ты хочешь.
Рука её была спокойной, мягкой, неопасной – и в этом как раз таилась опасность. Но он не вскочил и не убежал.
– Чтобы никаких питомцев. И никакой Волы. Не возвращаться к ней, жить одному в опустевшем городке. Где тебе не о ком заботиться и некому заботиться о тебе, верно? И никто к тебе не проникнет. – В её глазах вспыхивали блики от костерка.
Питер не ответил. Конечно, именно так он и думал. Именно этого хотел.
– Не получится. Ты думаешь, это принесёт тебе покой и безопасность? Нет. Это тебя убьёт.
Он резко вскинул голову.
– Не в смысле что ты перестанешь дышать и всё такое. Но ты перестанешь жить – точнее, из твоей жизни уйдёт всё, что по-настоящему важно.
Питер ногтем подцепил кору на бревне и оторвал длинную полоску, обдумывая услышанное. Честно говоря, если из его жизни уйдёт всё, что Джейд считает по-настоящему важным, ничего страшного не случится. Здесь, в лесу, он понял, что жизнь по большей части сводится к выживанию. Ты просто делаешь свою работу. Если жить одному, такого выживания будет вполне достаточно. Даже более чем. Здесь, в лесу, всё, что он делал, казалось простым и ясным. Здесь, в лесу, он так уставал, что, когда заползал в спальник, не оставалось ни времени, ни сил думать о том, что у него болит внутри. Он прекрасно сможет жить так и дальше.
– Только знаешь что? – добавила Джейд. – Кто-то всё равно пробьётся к тебе. Проскользнёт, как солнечный лучик. Скажет: заботься обо мне. Достаточно одной-единственной малюсенькой трещинки в твоей броне – и всё. Ты даже не заметишь.
Питер подумал о Воле – о том, как чуть было не позволил ей стать для него почти семьёй. И о том, как быстро он расслабился и утратил бдительность с этой парочкой.
Но теперь уж он будет начеку. Никто к нему не проскользнёт. Всё он заметит.
Джейд поднялась. Потянулась и широко раскинула руки, как будто хотела обнять весь лес.
– Завтра важный день. А впереди важная неделя – я выхожу замуж! Пойду-ка я посплю.
И она ушла. А Питер сидел на бревне, пока от костра не остались одни угольки и пока холод не пробрался к нему под джинсы и не стал покусывать за ноги. Он смотрел, как в небе одна за другой зажигались звёзды, а когда глаза привыкли к темноте, начал следить за летучими мышами, которые беззвучно носились над рекой, добывая пропитание. Под ногами у него суетились муравьи, растаскивали галетные крошки.
И внезапно в нём проснулась надежда – как будто эти маленькие существа, живущие своей обычной простой жизнью, показали ему, что и он может жить так же просто. Как будто это был знак.
Он наблюдал, как муравьи выстраиваются в цепочку, таща свои крошечные трофеи, как их вереница утекает в трещинку в дальнем конце бревна.
Значит, там внутри, прямо под ним, – муравейник. Камеры с яйцами, хлебный амбар, царская палата, где живёт матка: мёртвое бревно полно жизни. Одной-единственной малюсенькой трещинки оказалось достаточно. Бревно даже не заметило.
Пакс вернулся к дочери, которая всё ещё слушала ворон. Они теперь обсуждали какой-то амбар, у которого ураганом снесло крышу, и открылась целая гора кукурузы.
Мы уходим.
Домой?
Не сразу. Сперва в Широкую Долину.
Пакс уже рвался в путь, но дочери перед дорогой нужно было подкрепиться. И он повёл её вдоль берега, туда, где уловил густой черепаший запах.
Пакс показал дочери пахучее место в мягкой земле и стал рыть. Всего несколько дюймов вглубь, и вот он уже выгребает лапой несметное богатство – большую кладку кожистых черепашьих яиц. Пакс быстро набил себе живот и велел дочери есть сколько сможет.
Она покатала одно яйцо, а потом положила голову на лапы.
Пакс разбил кожистую скорлупу прямо у неё под носом, желток выплеснулся.
Лиска осторожно, недоверчиво лизнула, проглотила. Потянулась за вторым яйцом, разбила его сама и принялась радостно лакать. Потом ещё одно, и ещё, и ещё. Паксу стало легче: она уже два дня ничего не ела, но теперь её брюшко наконец округлилось.
Пора было идти.
Пакс оглядел прибрежный ил, потом сухую лесную подстилку над берегом, потом опять ил. Хоть и не хочется мочить лапы, но вода защитит их от опасностей.
И они пустились в путь по реке – то сквозь заросли тростника, то по галечным отмелям, а иногда заходили глубже в воду, и тогда река несла их сама. Они плыли по ней беззвучно, как рыбы.
24
Налетела гроза: внезапный залп твёрдых как пули градин перешёл в ливень с порывистым ветром. Но Питер показал Сэмюэлу и Джейд, как построить шалаш из кедрового лапника, и в этом шалаше они просидели скрючившись почти весь день, промокшие, но довольные: всё-таки не снаружи, не под хлещущими струями.
Когда наконец перестало лить, они переоделись в сухое и развели костёр из тростника, который Питер предусмотрительно наре́зал с утра и нёс с собой, обернув дождевиком.
Тростник сразу занялся, а вот дрова дымились и шипели, не желали разгораться. Но каким бы скудным ни был этот костерок, он всё же их взбодрил. Поев вяленого мяса с галетами, все трое уселись на одном бревне перед огнём.
Джейд достала книгу, а Питер и Сэмюэл начали от нечего делать обстругивать палочки. Но через минуту Питер заметил, что Сэмюэл уже отложил ножик и просто наблюдает.
– Отличный у тебя нож, – сказал Сэмюэл. – И ты здорово с ним управляешься.
– Я тут ни при чём, – возразил Питер, – дело только в ноже. Он очень старый, но и правда отличный.
Этот нож ему подарила Вола, и с тех пор Питер с ним почти не расставался. Нож был не только красив, с кленовой рукояткой и никелевыми вставками, но и хорош в деле: надёжно лежал в руке, точно и ровно входил в дерево.
– Вот, – сказал Питер, передавая нож Сэмюэлу. – Попробуй сам.
Взяв нож, Сэмюэл расплылся в улыбке, точно малыш рождественским утром, а Питер подумал: как легко и быстро, всего за неделю, они стали одной командой. И тут из рации донёсся сигнал.
Сэмюэл вскочил, забыв про нож.
– Оповещение о чрезвычайной ситуации. – Он достал рацию из рюкзака, вышел на открытое место и склонился над ней, вслушиваясь в треск.
Потом он убрал рацию и вернулся к огню.
– Работы у старой фабрики откладываются – минимум на неделю. Может, и на две. Паводком повредило плотину в верховье реки, и весь наш взвод перебрасывают туда.
– Нас тоже? – спросила Джейд.
– Нет, они уже вышли. Им некогда было нас дожидаться.
Джейд с Сэмюэлом переглянулись, и Питеру показалось, что между ними промелькнула какая-то тайна.
– И это значит… – проговорила Джейд, и уголки её губ приподнялись в улыбке.
– Да, – подтвердил Сэмюэл. – Пока они не дошли сюда, мы свободны, так что…
Джейд прижала руки ко рту, словно не веря своему счастью.
Сэмюэл пожал плечами – почему бы и нет? – но вид у него тоже был совершенно счастливый.
– Что? – спросил Питер.
– После фабрики мы собирались просить несколько дней отпуска, – сказала Джейд, – чтобы поехать к моим и пожениться. Понимаешь, бабушка не очень здорова, поэтому мы не хотим с этим затягивать. А теперь… выходит, можно прямо сейчас! – Она посмотрела на Сэмюэла. – Или мы должны сначала доставить снаряжение на фабрику?
Сэмюэл помотал головой.
– Не-а. Опять же повезло: не придётся завтра проходить пороги.
Сэмюэл, как всегда, был немногословен, и Джейд, как всегда, объяснила:
– Это он про те пороги, что перед самой фабрикой. Там, на участке всего ярдов сто, река падает на полсотни футов, не меньше. Вот где по-настоящему опасно.
– Я знаю это место, – сказал Питер. – В детстве мы с ребятами бегали на эти пороги играть. Не так уж и страшно.
– Сейчас многое изменилось, – возразила Джейд. – Прошлой осенью взорвали мост выше фабрики – и сразу всё вокруг нарушилось. Да ещё дожди льют и льют. Вода уже поднялась на фут. – Джейд кивнула на реку, потом повернулась к Сэмюэлу. – Так что с нашим снаряжением?
– Нам приказано завтра утром сгрузить всё, что есть, на караульном посту – это у выезда на шоссе номер семь.
Джейд просияла.
– Так это же по пути! Можем целую неделю провести у моих, сделать всё по-человечески! – Она подёргала себя за грязные армейские штаны с кучей карманов. – Доберёмся до цивилизации – куплю себе в секонде настоящее платье! – Она хлопнула Питера по коленке. – И ты с нами, само собой. У моих бабушки с дедушкой большущий старый дом, места полно. Будешь почётным гостем на нашей свадьбе.
Питер отодвинулся и начал аккуратно заворачивать остатки галет, обдумывая приглашение. Хотя он уже знал, что́ ответит.
– Я не могу. – Он передал свёрток Джейд. – Нам не пора паковаться?
На лице её отразилось огорчение – как ему показалось, искреннее.
– Ну ладно тогда. Что поделать. Сэмюэл, спроси их по рации: может, они и Питера подхватят, когда приедут за вещами? Доставят его во взвод?
– Нет, не нужно, – сказал Питер. – Я лучше сразу пойду в мой старый дом, начну обживаться. Там же надо…
Джейд сощурила глаза.
Проболтался, понял он. Но было поздно.
– Сэмюэл, – позвала Джейд, не сводя глаз с Питера, – займёшься сборами? Мне нужно пару минут поговорить с нашим другом наедине.
Сэмюэл ушёл. Джейд молча смотрела на Питера, подняв брови. В тишине слышался гул порогов, далёкий, но зловещий. Питер отодвинулся подальше, уставился на спальные мешки. Может, сослаться на усталость, сказать, что болит голова…
– Обживаться, значит? – Джейд накрыла его руку своей, будто знала, что он надумал вскочить и убежать. – Теперь до меня дошло, – произнесла она тихо. – Я поняла, чего ты хочешь.
Рука её была спокойной, мягкой, неопасной – и в этом как раз таилась опасность. Но он не вскочил и не убежал.
– Чтобы никаких питомцев. И никакой Волы. Не возвращаться к ней, жить одному в опустевшем городке. Где тебе не о ком заботиться и некому заботиться о тебе, верно? И никто к тебе не проникнет. – В её глазах вспыхивали блики от костерка.
Питер не ответил. Конечно, именно так он и думал. Именно этого хотел.
– Не получится. Ты думаешь, это принесёт тебе покой и безопасность? Нет. Это тебя убьёт.
Он резко вскинул голову.
– Не в смысле что ты перестанешь дышать и всё такое. Но ты перестанешь жить – точнее, из твоей жизни уйдёт всё, что по-настоящему важно.
Питер ногтем подцепил кору на бревне и оторвал длинную полоску, обдумывая услышанное. Честно говоря, если из его жизни уйдёт всё, что Джейд считает по-настоящему важным, ничего страшного не случится. Здесь, в лесу, он понял, что жизнь по большей части сводится к выживанию. Ты просто делаешь свою работу. Если жить одному, такого выживания будет вполне достаточно. Даже более чем. Здесь, в лесу, всё, что он делал, казалось простым и ясным. Здесь, в лесу, он так уставал, что, когда заползал в спальник, не оставалось ни времени, ни сил думать о том, что у него болит внутри. Он прекрасно сможет жить так и дальше.
– Только знаешь что? – добавила Джейд. – Кто-то всё равно пробьётся к тебе. Проскользнёт, как солнечный лучик. Скажет: заботься обо мне. Достаточно одной-единственной малюсенькой трещинки в твоей броне – и всё. Ты даже не заметишь.
Питер подумал о Воле – о том, как чуть было не позволил ей стать для него почти семьёй. И о том, как быстро он расслабился и утратил бдительность с этой парочкой.
Но теперь уж он будет начеку. Никто к нему не проскользнёт. Всё он заметит.
Джейд поднялась. Потянулась и широко раскинула руки, как будто хотела обнять весь лес.
– Завтра важный день. А впереди важная неделя – я выхожу замуж! Пойду-ка я посплю.
И она ушла. А Питер сидел на бревне, пока от костра не остались одни угольки и пока холод не пробрался к нему под джинсы и не стал покусывать за ноги. Он смотрел, как в небе одна за другой зажигались звёзды, а когда глаза привыкли к темноте, начал следить за летучими мышами, которые беззвучно носились над рекой, добывая пропитание. Под ногами у него суетились муравьи, растаскивали галетные крошки.
И внезапно в нём проснулась надежда – как будто эти маленькие существа, живущие своей обычной простой жизнью, показали ему, что и он может жить так же просто. Как будто это был знак.
Он наблюдал, как муравьи выстраиваются в цепочку, таща свои крошечные трофеи, как их вереница утекает в трещинку в дальнем конце бревна.
Значит, там внутри, прямо под ним, – муравейник. Камеры с яйцами, хлебный амбар, царская палата, где живёт матка: мёртвое бревно полно жизни. Одной-единственной малюсенькой трещинки оказалось достаточно. Бревно даже не заметило.