Я приподняла его голову:
– В этой постели только один вампир. Ты вот так собрался не давать мне спать?
– Мечтал об этом с первой минуты, как тебя увидел.
Когда я выгнулась навстречу его губам, он решительно уложил меня на спину, пригвоздив обе руки к подушке, и покачал головой:
– Никакой спешки, помнишь?
Я привыкла утолять желание без проволочек и особых эмоциональных сложностей. Как спортсменка, проводящая много времени с другими спортсменами, я хорошо знала свое тело вместе с его потребностями, и кто-то всегда помогал мне удовлетворять их. Мои связи нельзя было назвать случайными, но почти все мои партнеры относились к ним так же просто, как и я. После нескольких страстных свиданий мы, как ни в чем не бывало возвращались к дружеским отношениям.
Мэтью давал мне понять, что те времена ушли безвозвратно и простого прямолинейного секса у нас не будет. Поскольку другого я не знала – с тем же успехом могла бы быть и девственницей. Чувства к нему переплетались с физическими реакциями и затягивались под его губами и пальцами в хитрые мучительные узлы.
– Времени у нас столько, сколько нужно, – повторял он, поглаживая мне руки с нежной внутренней стороны, пока тело не напряглось, охваченное любовью и физическим желанием.
Мэтью изучал меня с дотошностью картографа, высадившегося на неизвестный берег. Я порывалась ответить тем же, но одна его рука все так же прижимала мои запястья к подушкам. Когда я начинала жаловаться на такое неравенство, он затыкал мне рот весьма эффективным способом. Холодные пальцы прокрались между бедрами в последнюю неисследованную область.
– Мэтью, – выдохнула я, – это как-то не похоже на «жениха в мешке».
– Ну, мы же во Франции.
Глаза у него лукаво блестели. Мэтью отпустил мои руки, резонно полагая, что я больше не стану увертываться. Я тут же притянула его к себе. От затяжных поцелуев мои ноги раскрылись, как переплет книги, и наконец дразнящая пляска его пальцев вызвала во всем теле дрожь. Мэтью дал ей уняться. Когда сердце чуть успокоилось и я набралась сил посмотреть на него, он был доволен, как наевшийся сливок кот.
– Что историк скажет теперь?
– В специальной литературе это выглядело иначе. – Я дотронулась до его губ. – Если эмиши занимаются ночью такими делами, неудивительно, что телевизоры им не нужны.
Он самодовольно хмыкнул:
– Может, поспишь теперь?
– Ну уж нет. – Я опрокинула его на спину. Он, заложив руки за голову, смотрел на меня с той же ухмылочкой. – Теперь моя очередь.
Я исследовала его не менее тщательно, чем он меня. Вскоре мое внимание привлекла метка в виде белого треугольника на бедре. Присмотревшись, я обнаружила на груди другие странные знаки – одни напоминали снежинки, другие крестики. Все они таились глубоко под кожей и потому не сразу бросались в глаза.
– Что это, Мэтью? – Я потрогала особенно крупную снежинку под левой ключицей.
– Шрам. – Он вытянул шею, чтобы посмотреть. – Этот от меча. На Столетней войне, что ли, – не помню уже.
Я скользнула повыше, согревая его собой.
– Шрам, говоришь? Повернись-ка.
Он, постанывая от удовольствия, лег на живот.
– Ох, Мэтью.
Мои худшие опасения подтвердились: на спине и на ногах я нашла десятки, если не сотни отметин.
– Что? – Он повернул голову, увидел мое лицо и сел. – Ничего страшного, mon coeur[56]. Всего лишь выносливое вампирское тело.
– Их так много!
Вот еще один шрам, у плеча.
– Вампира, как я уже говорил, убить трудно, но разных созданий отчего-то так и тянет попробовать.
– Тебе было больно?
– Ты знаешь, что я испытываю удовольствие, значит и боль тоже. Но все быстро зажило.
– Почему я их раньше не видела?
– Смотреть нужно пристально, при верном освещении. Тебе неприятно это зрелище?
– Шрамы? Нет, что ты! Просто очень хочется добраться до тех, кто тебя ими наградил.
Тело Мэтью, как и «Ашмол-782», представляло собой палимпсест – под гладкой поверхностью скрывалось богатое прошлое. Я содрогнулась при мысли обо всех тех войнах, на которых сражался Мэтью, как явных, так и тайных.
– Довольно тебе воевать! – Мой голос дрожал от гнева и жалости. – Хватит!
– Ты немного опоздала, Диана. Я воин.
– Нет! Ты ученый.
– Воином я был дольше, и убить меня трудно – вот тебе доказательство. – Шрамы, как свидетельство его несокрушимости, и впрямь успокаивали. – И почти все мои противники давно умерли, так что успокойся.
– Чем же тогда прикажешь заняться?
Я натянула простыню на голову, как палатку. Какое-то время тишину нарушали только редкие вздохи Мэтью и треск поленьев в камине, а потом раздался его счастливый стон. Я прижалась к вампиру, закинула на него ногу. Он посмотрел на меня, прикрыв один глаз:
– Вот, значит, чему теперь учат в Оксфорде?
– Магия. Я от рождения знала, как тебя осчастливить.
Я инстинктивно чувствовала, где и как прикоснуться к нему, когда быть нежной и когда дать волю страсти.
– Ну, если магия, то я еще больше рад провести остаток своих дней с колдуньей, – промурлыкал он.
– Моих дней, ты хочешь сказать.
Мэтью подозрительно притих. Я приподнялась, чтобы видеть его лицо.
– Сегодня я чувствую себя на все тридцать семь – а на будущий год мне, боюсь, исполнится тридцать восемь.
– Не понимаю, о чем ты.
Он прижался подбородком к моей макушке:
– Больше тысячи лет я жил вне времени, но после нашей встречи стал замечать его ход. Вампиру легко забыть о таких вещах. Вот почему Изабо так одержима газетами – ей нужно знать, что вокруг нее, неизменной, что-то постоянно меняется.
– Раньше ты этого не испытывал?
– Несколько раз, мимолетно. В бою, например, – когда боялся, что могу умереть.
– Значит, это чувство возникает не только из-за любви. – От всех этих разговоров о войне и о смерти мне становилось не по себе.
– Моя жизнь обрела начало, середину и конец. Все минувшее было лишь вступлением. Теперь у меня есть ты. Когда-нибудь ты уйдешь, и моя жизнь будет кончена.
– Не выдумывай, – поспешно сказала я. – У меня в запасе всего-то несколько десятилетий, а у тебя вечность.
– Посмотрим, – сказал он, поглаживая мое плечо.
Его будущее начинало сильно меня волновать.
– Ты будешь осторожен, ведь правда?
– Безрассудный не прожил бы столько веков. Я всегда настороже – теперь больше, чем когда-либо, потому что мне есть что терять.
– Лучше одно это мгновение с тобой, чем века с кем-то другим, – прошептала я.
Мэтью поразмыслил.
– Раз уж я сделался тридцатисемилетним всего за пару недель, то, пожалуй, когда-нибудь тоже смогу почувствовать, что мне довольно одного мгновения с тобой. – Он прижал меня к себе еще крепче. – Но это чересчур серьезные материи для брачного ложа.
– Я думала, смысл «спанья в мешке» как раз в беседе и состоит, – скромно заметила я.
– Это смотря кого спросишь – тех, кто в мешках, или тех, кто их укладывал. – Его губы спустились от моего уха к плечу. – Кроме того, я хочу обсудить с тобой еще один элемент средневекового брачного обряда.
– В самом деле, муж мой? – Я легонько куснула его за ухо.
– Не делай этого, – одернул он с насмешливой строгостью. – Не кусайся в постели. – (Я сделала это еще раз, назло ему.) – Так вот, невеста во время венчания обещала «быть хорошей женой на ложе и в доме». Как ты намерена исполнить этот обет? – Он уткнулся лицом в мою грудь, словно надеялся найти ответ именно там.
После нескольких часов таких разговоров я стала по-новому относиться к церковным обрядам и народным обычаям. В такие близкие отношения я не вступала еще ни с кем из созданий.
Успокоенная и счастливая, я свернулась калачиком рядом с таким знакомым теперь мужчиной. Моя голова лежала у него на груди, и он перебирал мои волосы, пока я не уснула.
Проснулась я на заре от странного звука, точно кто-то пересыпал гравий по железной трубе. Рядом со мной храпел спящий вампир. Сейчас он еще больше напоминал изваяние рыцаря на могильной плите – не хватало только собаки у ног и меча за поясом.
Я укрыла его, пригладила ему волосы – он даже не шелохнулся. Поцеловала в губы – и тут никакой реакции. Глядя на своего красавца, спящего мертвым сном, я чувствовала себя самой везучей колдуньей на свете.
Тучи все еще застилали небо, но на горизонте брезжили красные проблески, – глядишь, и развиднеется днем. Я встала, потянулась и оглянулась на Мэтью. Скорее всего, проснется он не скоро. Ощущая себя бодрой и странно помолодевшей, я быстро оделась и прошептала, целуя его:
– Я мигом, ты даже и не заметишь.
Мне хотелось ненадолго выйти в сад и почувствовать себя самой собой. Ни Изабо, ни Марты не было видно. Я надкусила яблоко, взятое на кухне из лошадиной миски. Вкусно.
В саду пахло травами и белыми розами. Разгорался рассвет. Если бы не моя современная одежда, я подумала бы, что перенеслась в шестнадцатый век – вокруг сплошные квадратные грядки и ивовые загородки для защиты от кроликов, – хотя обитатели замка наверняка отпугивают вредителей лучше этих несчастных прутиков.