– Да перестань! Что в них каверзного, в этих двух убийствах? Мы что, маньяков не видали? Не ловили их никогда? Давай, наливай, скажу Вене, чтобы парку поддал, еще по одной – и на второй заход.
– В деле серьезные люди заинтересованы. Нужен человек умный и хорошо управляемый. Ты меня понял?
– За министра радеешь, что ли? Не жмись, никто его до поры до времени не тронет, успеешь хвосты подобрать. А вообще, заканчивал бы ты свои дела крутить с МВД, ненадежные это партнеры.
– Можно подумать, вы надежнее… Но мы и с вами вопросы решаем. Так ты меня услышал?
– Не глухой…
Сташис
В тот вечер, когда гуляла скромная свадьба Ромчика и Дуняши, Антон разбирался с информацией об обнаружении второго «трупа с запиской» и ездил на место происшествия, чтобы самому осмотреться и получить представление. Спецсообщение, как водится, потерялось где-то в бюрократических недрах, и известие о новом убийстве дошло до зарубинского отдела только к концу дня.
Записка на этот раз была чуть менее лаконичной, преступник расщедрился аж на две фразы: «Моему Учителю. Вторая попытка». Хотелось бы знать, сколько еще подобных попыток запланировал убийца.
Во всем остальном ситуация была весьма схожей с первым случаем: убийство совершено в темное время суток, когда на улицах нет людей. И никакого оружия не применялось, все сделано голыми руками. Жертва – молодая женщина двадцати девяти лет, неработающая. В анамнезе судимость, два с половиной года лишения свободы за грубое нарушение Правил дорожного движения, повлекшее гибель другого участника движения. Стало понятно, что в первом убийстве речь о межличностном конфликте не идет, никто с потерпевшим Чекчуриным не ссорился и записка – настоящее послание, а не хитрый способ запутать следы.
– Хорошо, что хотя бы половину ваших версий можно выбросить на помойку, – пробурчал Зарубин. – Хотя ничего хорошего, конечно. Оставшиеся версии совсем хреновые. Надо сосредоточиться на близком окружении тех, кто пострадал в ДТП, за которые были осуждены наши двое убитых. Большого уже отымели наверху по полной, дали строгое указание, чтобы про записки нигде не просочилось ни капли. Так что вы уж, братцы, постарайтесь, ладно? Следите за каждым словом. Группу вам усиливают, добавляют еще двух человек из Восточного. Сташис по-прежнему за старшего. И следака меняют.
Первое убийство произошло в Юго-Западном округе, второе – в Восточном. Обе жертвы когда-то нарушили правила движения, в результате чего случились трагедии. Обе были признаны виновными и привлечены к ответственности, на суде все ограничилось либо небольшим, либо условным сроком, хотя и с выплатой огромной денежной компенсации семьям пострадавших. Вообще-то слово «хотя» здесь не вполне уместно: не будь готовности подсудимых выплатить компенсацию, фиг бы они получили такое скромное наказание, Чекчурин отправился бы зону топтать как миленький, а вторая жертва, дама по фамилии Майстренко, не вышла бы на свободу условно-досрочно, отбыв в колонии десять месяцев. Но почему убийца выбрал именно этих двоих? Разве мало в Москве людей с аналогичным прошлым?
– У нас два варианта, – сказал Дзюба. – Один более или менее подъемный и один совсем плохой. У подъемного тоже две разновидности.
Антон хмуро посмотрел на него:
– Опять твой двоичный метод?
– Не мой, а Каменской. Но он же работает! Тоха, так ведь и в самом деле проще думать.
– Ладно, думай. Только вслух.
В общем и целом, получалось не очень обнадеживающе. Первая разновидность «подъемного», по Ромкиному мнению, варианта состояла в том, что преступник мстил «за своих», то есть за тех жертв дорожно-транспортных происшествий, которых знал лично. Для отработки этой версии следовало тщательно изучать все окружение пострадавших и искать точки пересечения. В одной из этих точек найдется и мститель. Трудность, однако, состояла в том, что одно ДТП произошло в 2013 году, другое – в 2015-м. И если девушка, которая по милости первого убитого, Чекчурина, оказалась прикованной к инвалидному креслу, возможно, сможет вспомнить и подробно перечислить, с кем она в те годы общалась и где бывала, то погибший в аварии мужчина уже ничего сам не расскажет, а члены его семьи, друзья и коллеги – источник не особо надежный. И знают они, как правило, далеко не все, и времени прошло изрядно, многое забылось или исказилось в воспоминаниях.
Вторая вариация «подъемной» версии выглядела чуть более оптимистично, но тоже не ахти: убийца лично знаком не с жертвами ДТП, а с их виновниками, счел, что назначенное судом наказание недостаточно или несправедливо, и взял правосудие в собственные руки. Здесь принцип поиска тот же, только отрабатываться будет окружение и образ жизни не тех, кто пострадал в аварии несколько лет назад, а тех, кто убит сейчас, а это, само собой, намного проще.
– Сотрудник ГИБДД, например, – предположил Сташис.
– Именно! Человек, работающий в ГИБДД, имеет доступ к сведениям обо всех участниках ДТП. Или работник суда, знающий подробности слушания и суть приговора, да тот же секретарь судебного заседания.
– Или медик, проводивший экспертизу виновного в ДТП, – подхватил Антон. – Например, на него надавили, чтобы он в заключении по крови не показывал наличие алкоголя, может, заставили, запугали. Или заплатили, он тогда деньги взял, а потом раскаялся. Ладно, с этой частью плана более или менее понятно, пойдем дальше.
Он что-то кратко записал на лежащем перед ним листке.
«Неподъемный» вариант Дзюбы производил впечатление поистине устрашающее: убийства бывших виновников ДТП совершаются по чисто идеологическим мотивам и с личностями жертв никак не связаны.
– Только вот как его искать – я не соображу, – признался Роман. – Иголка в стоге сена. Если эту версию озвучить руководству, они начнут подключать наших борцов с террористами и экстремистами – в общем, тех, у кого есть и соответствующие базы, и методические наработки по выявлению группировок, сплотившихся на идеологической основе.
– Да уж, – грустно согласился Сташис, – борцов нам тут не надо, они сразу начнут смотреть свысока и свои порядки наводить. Старшие братья, не к ночи будь помянуты. Но от них увернуться вряд ли удастся, записка все портит, никак нам на мстителя-одиночку не выкатить. Раз есть какой-то Учитель и хотя бы один ученик-последователь, значит, по-любому их как минимум двое, а это уже группа.
– Засада… А новый следак? Ты его знаешь?
– Барибана-то? Нет, не сталкивался, но кое-что слышал, хотя и не уверен, что слухам можно доверять. Он в Следственном комитете типа священной коровы, ему все сходит с рук, трогать его не дают. Но кто за ним стоит – непонятно. Говорят разное. Одни считают, что он человек ФСБ, другие кивают на Администрацию президента, третьи выкопали где-то информацию о сыне Барибана, который носит другую фамилию и является теневым мультимиллиардером, благодаря чему сам Барибан просто всех купил. Еще, помнится, кто-то говорил, что работать с ним хорошо, если играть по его правилам, а правило у Барибана простое: нужно любить тех, кто ему нравится, а тех, кто не нравится, считать врагами, и тогда все будет в шоколаде.
– Засада, – уныло повторил капитан Дзюба.
* * *
Любому следователю и оперативнику прекрасно известна разница между преступлениями, которые нужно «как бы раскрыть», и преступлениями, которые действительно должны быть раскрыты. В работе по первой категории требуются сотрудники умные, опытные и управляемые – одним словом, такие, которые найдут то, что необходимо для результата, а на то, что мешает решению поставленной задачи, закроют глаза. Где надо – не увидят, не услышат, подделают, грязь подотрут, факты передернут. Работать по «как бы раскрытию» непросто, тут нужны навыки, аккуратность, осторожность, определенная доля цинизма и беспринципности, а также, что очень важно, лояльность.
Если же преступление действительно хотят раскрыть, а виновного – вычислить и выловить, то с подбором сотрудников обычно бывает несколько легче. Такие факторы, как лояльность, беспринципность и аккуратность, решающей роли уже не играют, поэтому на дело можно ставить и демонстративно непокорных опытных стариков, отказывающихся выполнять приказы, и совсем молодых ребят, только-только прикрутивших на погоны лейтенантские звездочки. Они еще не успели обнюхать территорию, обжиться на ней, присоединиться к той или иной группе коллег и найти свою кормушку, и есть надежда, что хотя бы часть рабочего времени они потратят все-таки на раскрытие преступления, а не только на решение проблем, связанных с крышеванием и зарабатыванием денег. Да, опыта у них нет, и агентуры тоже нет, но голова и ноги-то на месте, а этими инструментами тоже можно кое-что добыть.
– Кузьмич, как думаешь, можно дареному коню в зубы посмотреть? – спросил Сташис, заглянув к Зарубину.
– Из чьей конюшни? – вяло поинтересовался временно исполняющий обязанности.
– Из Восточной. Из Юго-Западной парни уже четыре недели работают, результатов – ноль, но и косяков вроде нет. Окружение Чекчурина они отработали на совесть. Никаких оснований их менять. Мы с Дзюбой план написали, там столько всего…
– Ну и?
– Молодые и резвые нужны, неиспорченные, чтоб не только одно бабло перед глазами и не фантики от руководства. Кузьмич, я понимаю: дело на контроле в главке, и оттуда будут требовать, чтобы работали самые ушлые и опытные, тем более там семья Чекчурина давит на все кнопки, но вот ей же богу…
– Да понял я, понял, – Зарубин неожиданно улыбнулся. – Ты считаешь, что твоих мозгов вполне достаточно, а остальные пусть бегают рабочими лошадками, правильно?
– Неправильно, – сердито откликнулся Антон. – Мозги в первую очередь Ромкины, такой обширный план получился только благодаря его способности фантазировать. Ты сам посмотри. Такой план не стыдно на самом верху показывать. Но выполнять-то его кто будет, а, Кузьмич? Мы с Ромкой? Нас только двое. На ребят с Юго-Запада надежда, честно сказать, слабовата. Ну будь человеком, поговори с Восточным, пусть молодняк нам отрядят. Я в Восточном начинал, могу и сам позвонить кое-кому, но через твою голову не положено.
– Посиди, – скупо бросил Зарубин и придвинул к себе план, который Антон положил на стол.
Сташис присел в неудобное полукресло и приготовился терпеливо ждать. Но мысли о работе постоянно съезжали куда-то в сторону, освобождая место для тревоги за детей. Наверное, оттого, что в течение последних часов так много было рассуждений о дорожно-транспортных происшествиях, Антон не мог теперь сосредоточиться ни на чем, кроме страха за Василису и Степку. Вася каждый день гоняет на мотоцикле со своим Толиком, а Степка такой тихий, задумчивый, весь погруженный в себя, забывает посмотреть по сторонам, когда переходит дорогу… Перед глазами то и дело вставали страшные картины: вот Степка идет по улице, в ушах беспроводные наушники, в руке телефон, от которого парнишка не отрывает глаз, сын подходит к пешеходному переходу, делает шаг на мостовую, не взглянув налево и не слыша рева приближающегося на большой скорости автомобиля… Или Васька сидит на заднем сиденье мотоцикла, крепко обнимает своего бойфренда, что-то говорит ему в ухо, тот не слышит, чуть поворачивает голову, просит повторить, отвлекается и… Нет, нельзя о таком думать, и представлять такое тоже нельзя! Но как же страшно… Наверное, всем родителям страшно, двадцать четыре часа в сутки, и выхода никакого нет. Невозможно запереть детей дома и разрешать выходить только в сопровождении проверенных и сознательных взрослых. И вообще, дети – они же всегда дети, хоть им пять лет, хоть пятьдесят, и терять ребенка одинаково больно и непереносимо вне зависимости от того, младенец он, подросток или взрослый. А взрослого дома не запрешь и охрану к нему не приставишь. Бытовые заботы и тяготы – сущая мелочь и вообще ничто по сравнению с тревогой, круглосуточно разъедающей родительское сердце на протяжении всей жизни, начиная с момента рождения ребенка и до самой смерти одного из них. Господи, какой кошмар все эти мысли! Одного из них. Кого? Спасибо, если родителя. А если нет? Только став одиноким отцом, Антон Сташис начал понимать свою маму. Однажды он встал ночью в туалет и увидел, что мама сидит на кухне и улыбается каким-то своим мыслям.
– Мам, ты чего? – спросил двенадцатилетний Антон. – Почему ты не спишь?
– Я наслаждаюсь, – тихо ответила мама, не переставая улыбаться.
– Чем?
– Счастьем. Покоем. Возможностью не волноваться. Вы все дома, я всех накормила, и теперь вы спите. Ни с кем из вас сейчас не может случиться ничего плохого. Это единственное время суток, когда я могу расслабиться и отдохнуть душой.
Антон маму тогда не понял. Да, и отец, и старшие брат и сестра крепко спят, и он сам тоже сейчас сходит в туалет и через пару минут снова заснет, но почему для мамы это единственные счастливые часы? Скучно же! Тихо, не поговорить, телик не посмотреть, и вообще…
Была большая семья, мама с папой и трое детей, Антошка – младший. А потом как-то быстро, всего за несколько лет всё рухнуло. Папа умер дома на руках у Антона, сердечный приступ. Брат погиб на военной службе. Сестра поскользнулась на подоконнике, когда мыла окна. Мама не перенесла этих нанесенных судьбой ударов и покончила с собой. Антон остался один.
– Да уж, – вывел его из горестной задумчивости голос Зарубина, – насочиняли вы с Дзюбой – Лев Толстой отдыхает. Но в целом молодцы, все по делу. Только линию поиска маньяка я не увидел. Уверены, что не нужно?
– Не уверены, – признался Антон. – По второму трупу экспертизы еще нет, но если судить по первой жертве и по осмотру на месте обнаружения второй, на маньяка не похоже. Маньяк должен получать удовольствие от процесса лишения жизни, ну, или от каких-то других сопутствующих обстоятельств, а никаких признаков этого мы пока не видим. Смертельная травма причинена одним резким движением, ни следов пыток, ни признаков длительного истязания, ни сувениров на память, вообще ничего такого.
– Ладно. Посмотрим, что Барибан скажет. Если упрется – будьте готовы и эту версию отрабатывать, так что ты планчик-то вчерне накидай загодя и под рукой держи.
– Сделаю, – кивнул Сташис. – А что, и вправду может упереться?
– Барибан-то? – недобро усмехнулся Сергей Кузьмич. – Этот может. И вообще, Тоха, имей в виду: Барибан может все. Даже такое, что тебе и в голову не придет. В общем, я тебе заранее сочувствую, веселуха тебе предстоит недюжинная.
Час от часу не легче…
* * *
Вторая жертва, Татьяна Майстренко, двадцати девяти лет от роду, вела довольно беспорядочную жизнь: нигде не работала, источники доходов имела сомнительные, сожительствовала с мутным типом, работающим на наркоторговцев. Тип был хоть и мутным, но не скупым, деньгами свою ненаглядную снабжал исправно и щедро, и если месяцы, проведенные на зоне, как-то сказались на красоте Татьяны, то впоследствии это уже было совсем незаметно. Она и от природы была хороша, а уж средства, оставленные ею в салонах красоты, оказались потрачены явно не впустую.
При отработке образа жизни первой жертвы, Чекчурина, оперативники получили информацию, что молодой человек баловался наркотиками, и как только стало известно, с кем живет Татьяна Майстренко, все силы были брошены именно на это направление. Ведь тот факт, что оба потерпевших были в прошлом участниками ДТП, может оказаться чистым совпадением, а на самом же деле связь между ними лежит в совсем другой сфере. Да, имеет место мститель-борец, только борется он не с нарушителями правил дорожного движения, а с наркотиками. А может, и не борец вовсе, и не мститель никакой, а просто наркодельцы чего-то между собой не до конца перетерли, оставили непонятки и теперь решают свои вопросы старым проверенным способом.
Следователю Николаю Остаповичу Барибану, которому передали дело после второго убийства, версия про наркотики очень понравилась, и Сташис с Дзюбой облегченно перевели дух. Не такой уж он страшный, этот Барибан. Ну, хамоватый, бесцеремонный, так это дело обычное. Вчерашним перегаром попахивает, так, опять же, где ж без этого? Внешне неприятный – ничего, перетопчетесь, не на конкурсе красоты.
– Сколько народу в стаде? – спросил Барибан, презрительно щурясь.
– Шесть человек, – четко отрапортовал Антон. – Двое из Восточного, двое из Юго-Западного и мы с капитаном Дзюбой.
– Понагнали… Значит, так, пацаны: всю эту кодлу сюда не таскайте, говорить буду только с вами двоими. Работайте версию с дурью, завтра с утра жду результат.
Антон попытался быть честным:
– К завтрашнему дню не успеем, Николай Остапович, тут нужно наркоотдел подключать, без их информации мы…
– Ничего не знаю, – отрезал следователь. – Дурь – завтра. Ладно, так и быть, послезавтра с самого утра, будем считать, что это примерно то же, что завтра вечером. Мне ждать некогда. Силы не распылять, гоните все стадо к одному водопою. А то есть у вашего Зарубина такая манера: раскидает личный состав по разным направлениям удить рыбку в мутной воде, а сам на берегу сидит и ждет, смотрит, где клюнет. Со мной эти фокусы не проходят. Все, пацаны, валите отсюда, работайте.
Стадо, кодла… Пожалуй, вежливым Барибана не назовешь, и уважения к людям в нем как-то не наблюдается. Почему этот пьющий развязный следователь считается священной коровой? Может, и в самом деле из-за мощных связей и поддержки наверху. А может, и по другим причинам.
– Нахлебаемся мы с ним, – удрученно заметил Роман, когда они вышли из Следственного комитета.
Антон промолчал. Да и что тут скажешь?