Зарубин




Сергей Кузьмич Зарубин счастливой семейной жизнью похвастаться не мог. Супруга, в девичестве легкая и очаровательная, с годами постепенно подпала под влияние матери, которой после развода с мужем и выхода на пенсию стало совершенно нечем заняться, кроме как соваться во все щели и плотно руководить дочерью и зятем. Периоды мирного затишья чередовались с периодами жесткого прессинга по всему полю, и тогда уж Сергей старался как можно больше времени проводить на службе, приходить домой, по его собственному выражению, «быстренько поспать», принять душ и переодеться.

Сейчас был именно такой период, плохой. Теща начиталась в интернете каких-то ужасов про страшную и очень заразную болезнь, которая пришла из Китая и косит в Европе людей тысячами.

– Ты же в полиции работаешь, что ты молчишь? – грозно вопрошала она зятя. – У вас наверняка уже все досконально знают, а ты нам ничего не говоришь. Какие меры будут принимать? Новые больницы будут строить? Лекарства будут бесплатно выдавать? Я читала, что в Швейцарии уже все повально болеют, а у моей приятельницы сын с семьей как раз туда собрался на отдых, так им что, путевки сдавать? У них и отель оплачен, и билеты куплены. А деньги будут возвращать?

– Перестаньте верить всякой ерунде, – попытался отмахнуться Сергей. – В интернете еще не то напишут.

Но не тут-то было. Теща – человек старой закалки, советской, привыкла, что если в газете написано, значит – правда. И какая разница, что газеты теперь не бумажные? Все равно же это информация официальная, если на всеобщее обозрение выставлена, как можно ей не верить? Если бы неправдой было, кто б разрешил ее обнародовать? Зарубин уже не в первый раз пытался объяснить упрямой женщине, что цензуру давно отменили, говорил про ресурсы и платформы, сайты и блоги, свободу слова и использование интернета в мошеннических целях, но теща ничего не хотела ни слышать, ни понимать. Если текст напечатан, значит, он соответствует действительности.

– Какая же это ерунда, если китайцы в бешеном темпе новые больницы строят, я своими глазами ролик видела. Зачем им строить, если нет угрозы страшной эпидемии?

Ну, положим, ролик этот Сергей тоже видел. Он, конечно, производил сильное впечатление, но видеофейков и всяких хитростей компьютерного монтажа никто пока не отменял. Зарубин видел, но не верил. А даже если и поверил бы, что с того? Вон со свиным гриппом сколько криков было, и с птичьим, и с лихорадкой Эбола, и с атипичной пневмонией, и что в итоге? Никакой катастрофы. И сейчас ничего такого не произойдет.

И вообще, не до глупостей ему. А теща усердно накачивает его жену, чтобы та выпытала у своего благоверного: что говорят наверху? Как все будет? Нужно ли запасаться мылом, консервами и бакалеей, не пора ли начинать закупать в аптеках всеразличные лекарства «от простуды и гриппа», как быть с путевками на европейские курорты.

– Он тебя в грош не ставит, если ничем с тобой не делится, – убеждала она дочь. – Хороший муж давно уже все разузнал бы, при его-то возможностях, и нам сказал. А он молчит, секреты разводит.

Зарубин сильно подозревал, что тещины якобы беспокойство и бесконечные расспросы связаны вовсе не с тем, что она на самом деле боится нового вируса, а с ее неистребимым желанием выяснить у зятя что-то такое, о чем можно, понизив голос, потрепаться с многочисленными подругами. Дескать, вы еще не знаете, а я уже знаю из самых достоверных источников «наверху». Такой способ взращивания и поддержания собственной самооценки. Высокий уровень информированности. Доступ к телу небожителей. Короче, все строго по Карнеги.

Одним словом, обстановка дома сейчас была не самой благоприятной, и когда около десяти вечера позвонил Большаков, сказал, что будет минут через сорок, и попросил дождаться его, Сергей даже обрадовался. С одной стороны, ничем хорошим тут и не пахло, но с другой – можно честно не идти домой хотя бы еще некоторое время.

Начальник МУРа выглядел усталым и злым. Пожимая руку генералу, Зарубин ощутил, какая эта рука холодная. «Только что с улицы, – подумал он. – Пешком шел, что ли? Не по чину вроде как. Решил прогуляться? Тоже странно, по форме положено быть в перчатках. Наверное, на балконе долго стоял. Значит, и вправду злой. Ну, стало быть, сейчас и я получу по самое не балуйся».

Константин Георгиевич перехватил взгляд Зарубина, непроизвольно брошенный в сторону застекленной двери на балкон, легонько усмехнулся.

– Голову остудить нужно было, – сказал он, кивнув. – Очень уж горячую воду в министерстве льют. Там уже знают о задержании Очеретина. Докладывай.

Сергей Кузьмич доложил, ничего не искажая. И, соответственно, получил все, что и ожидал. То, что Матвея Очеретина задержали и доставили на Петровку, в целом правильно и даже неплохо, а вот то, что не отпустили потом домой, – грубое нарушение закона. Какие основания отправлять его в камеру? Никаких, строго говоря. С чем идти в суд? Ни с чем. Повезло еще, что Очеретин не кинулся никому звонить и не заикается насчет адвоката. Но это пока.

– Дзюба и Вишняков поехали к Масленковым, надеюсь, вернутся не с пустыми руками, – оптимистично произнес Зарубин. – Привезут нам основания. Ну и вся ночь впереди, тоже не впустую пройдет, мы там подработаем.

Большаков помолчал, что-то обдумывая. Нажал кнопку селектора, вызвал адъютанта, попросил принести чаю на двоих. Значит, все непросто.

– Попали мы с тобой, Сергей Кузьмич, между молотом и наковальней, – сказал генерал. – Мне в министерстве ясно дали понять, что Очеретина нужно закрыть. Наличие оснований никого не волнует, им нужно, чтобы был тот, кого можно обвинить. И чем скорее, тем лучше. У министра положение шаткое, и серийный убийца, разгуливающий по Москве, ему сейчас как кость в горле.

– С чего вдруг? Убийства не резонансные, никто о них не пишет, никто тревогу не бьет. Или насчет записок все-таки просочилось в прессу?

– Да нет, насчет записок тишина, с прессой нам пока везет. Хотя в министерстве, конечно, о них знают, я обязан был доложить, иначе не сносить мне головы. Но ты представляешь, сколько наших министерских чиновников помогали своим друзьям, родственникам и знакомым «решать вопросы» с виновниками ДТП?

– Представляю, – усмехнулся Зарубин. – Хренова туча.

– В квадрате, – уточнил Большаков. – Отец Чекчурина поднял волну, информация стала расходиться, и теперь всей этой туче обрывают телефоны с вопросами: нужно ли им бояться? Не началась ли охота на тех, кто отмазался?

– Погодите, – Зарубин поморщился и потряс головой. – О какой охоте может идти речь? О записках официально нигде не сообщалось, откуда люди могли узнать? У нас всего два эпизода, Чекчурин и Майстренко. Ну, Чекчурин – да, отмазался, там все очевидно, но Майстренко-то срок получила, и немаленький, и даже реально посидела чуток.

– Именно что чуток. В нашем министерстве не все умные и дальновидные, а многие еще и болтливые не в меру. Зато те, кому они помогали, в большинстве своем люди не бедные и весьма влиятельные. Чекчурин своему приятелю позвонил, чтобы узнать, как идут поиски убийцы сына, а приятель возьми и расскажи ему про Майстренко, а дальше уже цепная реакция началась, как обычно. Ну что я тебе буду прописные истины втолковывать, сам все понимаешь. Эти люди хотят спать спокойно, не волноваться за безопасность свою и своих близких. Они хотят знать, что деньги заплачены – вопрос решен раз и навсегда, и можно не бояться, что «ответочка» прилетит спустя время. Короче, здесь нужен задержанный, а лучше – уже арестованный, совершивший два убийства исключительно по личным мотивам или в связи с наркотиками. Министр в принципе и против маньяка не возражает, но при условии, что мы его очень быстро поймаем, а так не бывает, сам знаешь. Ни один маньяк после первых двух эпизодов не ловится, тут чем длиннее серия, тем больше шансов на раскрытие. А многоэпизодная серия вредна для репутации министерства и грозит высокими рисками паники среди населения. Одним словом, на аудиенции я провел несколько приятных минут и очень много неприятных.

– Очеретин не прокатывает по таким критериям, – покачал головой Сергей. – Если только ребята у Масленковых что-нибудь нароют.

– Сергей Кузьмич, ты меня не слышишь, – удрученно вздохнул генерал. – Нароют твои ребята или нет – Очеретин должен посидеть у нас, сколько закон позволяет. В идеале – не только у нас, но и в СИЗО. Мне нужно время, чтобы придумать, как угомонить этих нервных коррупционеров. А следователю нужно хоть что-нибудь, чтобы просить у суда арест и не выглядеть при этом полным лохом.

– Понял, – кивнул Зарубин. – Это сделаем, могу обещать.

Ему очень не понравилось слово «здесь». «Здесь нужен задержанный…» А что, есть еще какое-то «там»? Выходит, Большаков еще не все сказал? Дальше будет хуже?

Предчувствие не обмануло. Дальше и вправду оказалось хуже. Причем намного.

Информация о записках и сходных обстоятельствах двух убийств навела кое-кого на сомнительные мысли и породила неправедные желания. Генерал Большаков уже сидел в машине, направляясь из Министерства внутренних дел к себе на Петровку, когда ему позвонили и предложили поужинать в одном очень закрытом месте. Предложение исходило от человека, отказать которому было никак нельзя, он стоял на иерархической лестнице куда выше начальника МУРа. За ужином прозвучала просьба, равносильная приказу: найти истинного убийцу и всю его группу, но в руки правосудия не передавать. Они очень пригодятся, их можно и нужно грамотно использовать. За убийства Чекчурина и Майстренко пусть отсидит кто-нибудь другой, а то и вовсе никто, мало ли висяков, одним больше – одним меньше. Логика проста и понятна: один и тот же способ убийства, одинаковые по смыслу записки, отсылка к некоему Учителю – стало быть, и ученики имеются не в единственном числе. Значит, группа, пусть и небольшая, но идейно сплоченная и физически отлично подготовленная. И эта группа нужна для единоличного пользования тому, кто пригласил на ужин и платит за него.

– А версию маньяка вы не пробовали предлагать? – спросил Зарубин.

– Пытался. Не прошло. Ты удивишься, но даже среди крупных чинов есть люди, которые читают научную литературу. Маньяка в нашей с тобой ситуации можно впарить только совсем уж безграмотному деятелю. Я, конечно, сделал все, что мог, напирал на то, что у нас, скорее всего, человек, убивающий по идейным соображениям, а это сродни психопатологии, то есть в конечном итоге у нас все-таки маньяк. Ничего не вышло. Настоящий маньяк, с которым нельзя иметь дело, это тот, кто получает удовольствие от убийства. Вот он действительно сумасшедший, которого только лечить и остается, а все прочие, хоть идейные, хоть просто природно-злобные, могут и должны приносить пользу. Так мне было сказано. Цитирую дословно: «Если есть учитель, то есть и ученики, и пусть даже один из них сумасшедший, но остальные вменяемые. Вот они-то мне и нужны».

– Да елки же с палками! – в сердцах выдохнул Сергей.

Получалось, что как ни крути – а настоящее раскрытие никому не нужно. Всем нужно закрыть дело и отдать кого-нибудь под суд. Мотивы у всех разные, и цели тоже, а способ – только один.


Чай давно остыл. Зарубин сделал большой глоток и чуть не скривился от отвращения: противная слегка тепловатая, зато чрезмерно сладкая жидкость. И зачем он бухнул в чашку столько сахару? Вот так всегда: если начнет не везти, то уж во всем подряд, даже в такой ерунде.

– Кто у тебя на идейной версии? Дзюба?

– Так точно, капитан Дзюба и лейтенант Вишняков из Восточного округа. Раз такой расклад, товарищ генерал, надо бы усилить звено…

– Кем?

– Лучше всего Сташисом, он за старшего, сейчас линию наркотиков отрабатывает и заодно всех оперов координирует, но…

– Сергей Кузьмич, если бы все было просто, я б ни секунды не возражал. Но нам с тобой придется идейную версию скрывать до последнего, понимаешь? Не могу я позволить, чтобы ты на нее кинул трех человек из шести, к тому же двое из них – самые толковые. Сразу всё станет очевидным. Ситуация у нас с тобой и без того сложная, а если пойдут разговоры – станет вообще неуправляемой. Сташис работу на два фронта потянет?

– Потянет, – уверенно ответил Зарубин. – Но людей бы добавить…

– Молчи, Сергей Кузьмич, – генерал поморщился, – самому больно. Нет у нас людей. Под две основные версии о наркотиках и личных мотивах – шесть оперов, это выше крыши, тем более наркоотдел подключается. Ты своими кадрами, конечно, сам распоряжаешься, тут твоя власть, пока новый начальник не назначен, но людям рты не заткнешь. Сразу разговоры пойдут. За Сташиса и Дзюбу я спокоен, от них не утечет, а остальные? Вишняков этот, например. Ты в нем уверен?

– Да нет, – со вздохом признался Сергей. – Его Сташис отобрал. Думаю, на Антона можно положиться, он людей хорошо чует. Сташис сам в Восточном округе когда-то работал, думаю, он там предварительно провентилировал вопрос. Второй парнишка мутноватый, хитрый, себе на уме, хотя работать рвется, это видно. Не думаю, что за опытом гонится, скорее, хочет произвести впечатление и на Петровку поскорее перебраться. Но мотивы в данном случае – дело десятое, для нас главное – результат.

– Ладно, а парни с Юго-Запада?

– Один вроде ничего, более или менее толковый, но озабоченный собственными делами. Я с ним сталкивался пару раз за последние годы, ничего откровенно плохого сказать не могу, не хуже прочих, но и хвалить особо не стал бы. Через два слова на третье упоминает, сколько у него дел в разработке и что эти дела никто с него не снимал.

– А второй?

– Совсем темная лошадка, откуда-то из области перевелся, в Юго-Западном только четыре месяца пашет. Города не знает, связей нет, агентурой не обзавелся. В общем, неглупый, но бесполезный.

– Беда… – протянул Большаков. – А из твоих есть надежные, кроме Дзюбы и Сташиса?

Зарубин покачал головой:

– Нет. Не те времена, товарищ генерал. Сейчас надежных наищешься, текучка сами знаете какая, берут кого попало, лишь бы кадровую дыру заткнуть. Да вам это лучше всех известно. Вот вспоминаю, как раньше было, при Гордееве, – и сердце в клочки рвется. Как будто на другой планете тогда жили.

– Ну, стало быть, и говорить не о чем, – подвел печальный итог Константин Георгиевич. – Работай с теми, кто есть сейчас. И еще раз напоминаю тебе, Сергей Кузьмич: ни одного лишнего слова. Ни одного! Просочится – спрошу в первую очередь с тебя.

– Здрасьте! А следователи? Их целых три штуки: два дежурных, которые выезжали на трупы, и Барибан. Два судебных медика, два техника-криминалиста. За них тоже прикажете отвечать?

– Их, Сергей Кузьмич, семеро из трех разных ведомств, а оперов шестеро, ты как раз седьмой, и все вы из одной песочницы, так что с тебя спросить чисто арифметически проще. Понял логику?

– Понял, что она начальственная, – пробурчал Зарубин. – Мастера вы крайних искать, а ведь сами только недавно сказали, что в министерстве полно людей со словесным недержанием. Кто-то из них проболтается, а мне отдуваться?

– А как ты хотел? – Генерал улыбнулся скупо и немного грустно. – Так служба устроена. И не нам с тобой правила менять. Иди, Сергей Кузьмич, домой пора. И тебе, и мне.

«Хоть бы уж скорее нового начальника отдела прислали, – думал Сергей, шагая по длинным коридорам. – Тогда я перестану быть и. о., вернусь на свою должность, а если что – с нового и спросят. За всех ответит, и за нас, семерых, и за других тоже. Ну что ж за жизнь такая несуразная!»

Подходя к своему кабинету, он столкнулся с двумя прикомандированными: Колюбаевым из Юго-Западного округа и Есаковым из Восточного. Колюбаев, тот самый, что недавно перевелся из области, нес в руках чашки, с которых на пол капала вода, Есаков тащил пакет с какой-то выпечкой. «Один в буфет бегал, второй в туалете чашки мыл, – машинально отметил Зарубин. – Значит, домой не собираются». Эти двое работали версию убийств по личным мотивам.

– Как успехи? – поинтересовался Сергей.

Насколько он помнил, оперативники должны были изучить информацию о последних часах жизни потерпевших Чекчурина и Майстренко, выяснить, с кем они общались, что говорили, не жаловались ли на преследование, после чего собрать записи с камер в тех местах, где убитые проводили время непосредственно перед гибелью, отсмотреть их внимательно и постараться найти одного и того же человека, который проследовал бы за будущими потерпевшими. По Чекчурину все это уже было сделано, теперь предстояло проделать то же самое по Татьяне Майстренко и сравнить результаты. Понятно ведь, что убийца должен был следить за своими жертвами, идти по пятам, чтобы поймать удобный момент для осуществления задуманного.

– Пока ничего, – ответил Есаков. – В глазах уже мутится. Вот решили перерывчик маленький сделать, похавать.

– Ну, тогда приятного аппетита и Бог в помощь. До утра собрались сидеть?

Есаков картинно развел руками, отчего верхняя ватрушка из пакета едва не выпала на сомнительной чистоты ковролин, которым был устлан пол коридора.

– А что, есть варианты? Нас двое на все про все, ни от кого помощи нету.

– Положим, не на все, а только на одну линию, так что нечего ныть.

– Ну да, на одну линию двое, на другую – четверо плюс нарки, разве это справедливо? Или у вас на Петровке так принято, чтобы для своих нагрузка поменьше, а для чужих – полной поварешкой?

Вот же черт! Большой как в воду глядел. Уже внутри крохотного коллектива заметили, по сколько человек на какую версию брошено, и делают выводы. Пусть неправильные пока, но и до правильных скоро дело дойдет. Если Дзюбу и Вишнякова усилить другими операми, то информация разлетится, как шрапнель. Быстро и больно. Ребятам велено молчать про записки, а насчет неравномерности распределения нагрузки заткнуться указания не было. И дать такое указание невозможно: нечем мотивировать.

– Ты, старлей, поучи меня отделом руководить, я тебе только спасибо скажу, – сухо бросил Зарубин. – Своих начальников ты, судя по всему, уже научил, теперь и я на очереди.

А высокий темноволосый Колюбаев по-прежнему молчал. Только искорки в глазах вспыхивали. То ли смеха, то ли злобы.

– Извините, товарищ полковник, но хотелось бы понимать, почему Вишняков работает по наркотикам, а не с нами, – упорно продолжал Есаков. – По какому принципу вы нас разбросали? Мы с Витей с одной земли, знаем друг друга, работали вместе не один раз, нам удобнее было бы в паре.

Искры в глазах молчаливого Колюбаева засверкали ярче. Конечно, до Антона Сташиса Сергею далеко, но даже с минимальными талантами, зато с огромным опытом работы в полиции можно «прочитать» всю мизансцену. Есаков свое неудовольствие уже тысячу раз озвучил Колюбаеву, поддержки не встретил и решил прояснить ситуацию непосредственно у полковника Зарубина. Колюбаев этот порыв не поддерживает, поэтому в речах старшего лейтенанта не прозвучало ни единого слова о том, что парней с Юго-Запада тоже разделили, не дали им работать в связке. Колюбаев, что очевидно, сердится. Но молчит. А неплохой он парень, если вдуматься. Выдержанный, владеет собой. И явно имеет опыт руководящей работы, разбирается в маленьких хитростях расстановки кадров, если эти кадры являются малоизученными «темными лошадками». Надо будет посмотреть, как он себя проявит на деле Учителя, и подумать, не взять ли его в отдел. Хотя… В любой момент может появиться вновь назначенный начальник, и все кадровые потуги Сереги Зарубина отправятся псу под хвост. Новые метлы всегда начинают с того, что перетаскивают своих протеже: трудно управлять коллективом, в котором все чужие.

– Ты меня тоже извини, старлей, – миролюбиво произнес Зарубин, – но мне тоже хотелось бы понимать, с какого бодуна ты решил, что я буду отчитываться перед тобой о своих решениях. Ты ничего не попутал? Или тебе покоя не дает мысль, что твоему другану Вишнякову перепал кусок послаще? Да я понимаю, копаться в личной жизни убиенных скучно, а работать с нарками – клево, и профиту куда больше, правда же? Ты с ними поладишь, покажешь себя с самой лучшей стороны, они про тебя шепнут, где надо, а там не за горами и перевод к ним, и работа по соответствующей категории преступлений, уровень же совсем другой! Там такое бабло можно поднять! Может, ты просто завидуешь Вишнякову, а?