– Да, разумеется! Его высочество Нибу Иру тоже будет в императорской ложе! Если ты пожелаешь, Жемчужина, мы сможем зайти туда ненадолго – выразить свое почтение его императорскому величеству и императрице Юк Селе.

Быть представленной императору? Я не готова! Мне ведь даже не объясняли, как принято себя вести в такой ситуации! И я не подумала… придется потребовать у служительниц храма, чтобы срочно просветили меня на этот счет! Ведь если я все же решусь назвать Нибу Иру одним из своих мужей, то рано или поздно такое знакомство состоится!

– Нет-нет! – поспешила отказаться от предложенной чести. – Я пока… не готова.

– Как скажешь, Жемчужина. А вот и напитки!

Когда и как успел Шарли Гэл заказать угощения, я не заметила. Зато не заметить лакея в красивом наряде и огромный поднос, заставленный кувшинами с напитками, стаканами и блюдами с фруктами и сладостями, было невозможно.

Мы с будущим боевиком расположились на каменных скамьях, устланных вышитыми подушками. Лакей – уж не знаю, как тут их принято называть – расставил перед нами на невысоком каменном бортике, отделяющем один ярус от другого, доставленные лакомства и, трижды поклонившись, удалился.

Почти в ту же минуту над трибунами разнесся звук то ли трубы, то ли горна.

– Речь! Император будет говорить с народом! – раздались восторженные возгласы.

Зрители, как один, поднимались со своих мест и замирали в почтительном ожидании. Мы с моим спутником тоже встали. Я обратила свой взгляд к императорской ложе. Она находилась точно напротив, так что мне даже не пришлось поворачиваться.

Император даже на таком расстоянии выглядел очень величественно. Это был высокий мощный мужчина, на внешности которого никак не отразились шесть десятков лет. Скорее он выглядел ровесником Эда Полана. Или, может быть, его старшим братом с разницей лет в пять. Правда, густая темная борода до середины груди могла скрыть явные признаки старения… Однако сильная шея, квадратные плечи, обнаженные мускулистые руки с кулаками, напоминающими кувалды, – все говорило о недюжинной физической силе мужчины. А заодно и о том, что в свои шестьдесят, обладая магией, он все равно не пренебрегает упражнениями, укрепляющими тело.

Император подошел к бортику, огораживающему его ложу. Обвел властным взором амфитеатр и стоящих перед ним людей, которые застыли в восторженном ожидании.

– Возлюбленный народ мой! – произнес он, казалось бы, негромко.

Но его проникновенный голос пробрался под кожу, окутал теплом сердце, заставил трепетать от восторга душу. Я, как и остальные слушатели, почувствовала себя любимым ребенком, которого нежат и пестуют заботливые родители. Так вот она какая – магия императорской семьи!

– Народ мой! – продолжил император, когда волна восторженных вздохов и восклицаний улеглась. – Благодарю тебя за любовь и преданность! Здесь, – он прижал кулак к груди, – живет неугасимый огонь! И чем больше любви я вижу в ваших сердцах, тем жарче пылает костер моей ответной любви – к каждому из вас. К Радужной Жемчужине Приморья – к империи Эллисьен! Я служу вам и империи уже два десятка лет и буду служить до последнего вздоха!

– Хэй-ей! – отозвались слушатели, тоже прикладывая к груди сжатые кулаки. Похоже, этот жест был исполнен для них особого смысла, как и восклицание.

– Вы собрались, чтобы отпраздновать мой день рождения, – снова заговорил Патвайя Пату, – и я счастлив разделить с вами этот вечер. Наши лучшие маги, музыканты и певцы до поздней ночи будут развлекать нас своим искусством. Пусть этот день станет днем всеобщей любви и примирения! Дарите друг другу прощение и улыбки! И, согласно традиции, пока я здесь, каждый из вас может пройти в мою ложу и обратиться ко мне напрямую с любым вопросом, с любой просьбой и жалобой. Возвеселись и возрадуйся, народ мой!

Император раскинул в стороны руки, словно обнимая амфитеатр и всех, кто в нем собрался. Я напряглась: если бы кто-то собирался совершить покушение на Патвайю – момент был самый подходящий! Но… слушатели лишь прокричали «Хэй-ей!», ударили себя в грудь кулаками и бросились обниматься друг с другом.

Шарли Гэл тоже схватил меня и прижал к своей груди, глубоко и взволнованно дыша. На его ресницах появилась влага, а на лице – выражение восторга, почтения и бесконечной любви.

Надо сказать, речь императора и меня впечатлила, но отчего-то не околдовала так, как остальных. То ли я слишком много знала о технологиях влияния, то ли меня защитило одно из колец, созданных Серой Жемчужиной… В любом случае силой императора нельзя не восхититься: слушатели пребывали в эйфории и готовы были сделать все, что он прикажет.

– Шарли! Эй, Принимающий! – Будущий боевик продолжал сминать мои бока, и я испугалась, что он меня придушит в порыве верноподданнических чувств. – Очнись! Это я, Розовая Жемчужина! Отпусти меня уже, мне дышать нечем!

– А? О!.. Прости! – Парень очнулся, поморгал глазами и вытер их тыльной стороной ладони, ничуть не стесняясь своих слез. – Каждый раз, когда слышу императора, понимаю, что готов на любые подвиги во имя его и империи!

Отвечать я не стала. Понимала: нормальная Жемчужина на моем месте испытывала бы такой же восторг, как и будущий боевик. Так что свой скепсис и устойчивость к влиянию голоса императора предпочла скрыть. Возможно, однажды я доверю свою тайну кому-то из Принимающих. Но не раньше, чем он станет моим мужем и получит через меня магию!

Выступление началось сразу же после речи императора. Вопреки моим ожиданиям, никто не бросился к императорской ложе с просьбами или жалобами. Люди заходили туда, но степенно, без спешки. Мне просить Патвайю было не о чем, так что я целиком погрузилась в сказочное представление, которое давали на арене лучшие маги Эллисьена.

Первыми выступали маги, владеющие стихиями. Огневики выпускали столбы огня. Водники превращали струи воды в фонтаны. Воздушники закручивали огонь и воду в извивающиеся ленты, в небольшие смерчики и в фигуры животных.

Я наивно полагала, что магам, владеющим стихией земли, нечего будет показать, и оказалась не права. Когда выступление огневиков, воздушников и водников закончилось, на арену выкатили огромную неотесанную глыбу мрамора высотой по грудь магу, появившемуся следом.

– Это Макта Фьель, – шепотом представил мага будущий боевик. – Он превратил свое владение камнем в настоящее искусство. Сейчас увидишь, что произойдет!

Я затаила дыхание. Вроде бы уже насмотрелась чудес за эти дни, но все равно хотелось увидеть что-то особенное. Такое, чтобы просто – ах!

Макта Фьель не подкачал. Встал вплотную к белой глыбе, положил на нее ладони, закрыл на мгновение глаза, а когда открыл – по мрамору побежали трещины и трещинки. Целые куски породы начали отваливаться один за другим. Но глыба не рассыпалась на кучу осколков – нет-нет! Она… будто оживала. Вот из камня проступил острый витой рог, искристый, как снег. Потом показалась лошадиная голова… шея в локонах пышной гривы… туловище… крылья за спиной…

– Это же!.. Это… – Я захлебнулась восторгом, тараща глаза на совершенного в своем изяществе единорога.

– Это – Эн Йорн, – подсказал мне Шарли Гэл. – Крылатый конь Рождающего.

– Да… проклятая потеря памяти! – выдохнула я. – Напомни, Принимающий, почему считается, что Эн Йорн принадлежит Рождающему?

– Эн Йорн прекрасен и неуловим. Никому из смертных не удавалось приручить его, – напевно заговорил будущий боевик, словно излагая наизусть балладу. – Тех же, кому удалось вскочить на спину крылатого коня, Эн Йорн унес в страну Вечных Снов, куда уходят души умерших. Оттуда нет возврата! Только Рождающий может невозбранно прокатиться на спине Эн Йорна. Только его неслышимого слова слушается это священное животное.

– Хочешь сказать, что кому-то из людей доводилось видеть Эн Йорна своими глазами? – вычленила я из рассказа главное.

– Да. Все знают, что увидеть крылатого коня Рождающего можно при свете заходящей луны на берегах горного озера Инспафелл. Эн Йорн приходит туда, чтобы испить воды, стекающей с горных круч, и искупаться в лучах ночного светила.

– Я хочу увидеть Эн Йорна!

– Не нужно, Жемчужина! – Шарли Гэл сполз с каменного сиденья, встал передо мной на колени, взволнованно сжал мои руки, с мольбой заглянул в глаза.

– Что такое? – удивилась я. – Ты же сам сказал, что главное – не пытаться оседлать Эн Йорна и прокатиться на нем!


– Говорят, иногда крылатый конь сам подходит к кому-то из тех, кто пришел взглянуть на него. Опускается перед ним, сгибая передние ноги, и позволяет взобраться к себе на спину, а потом увозит в страну Вечных Снов. Вдруг… Эн Йорн склонится перед тобой?!

– Ты полагаешь, Рождающий позволит мне, своей жрице, Розовой Жемчужине, отправиться в страну Вечных Снов раньше, чем я изберу пять мужей и передам им магическую силу? – удивилась я.

– Кто знает. Лучше не проверять. Прошу, Жемчужина, откажись от этой затеи!

– Ладно-ладно. Успокойся, Шарли. Я… обойдусь пока без поездки в горы. Но обещай, что поговоришь с Мактой Фьелем. Я хочу, чтобы он сотворил для меня такого же крылатого коня, только поменьше!

– Все, что попросишь, Жемчужина! У тебя будет статуя Эн Йорна!

– Она станет настоящим украшением галереи! – улыбаясь, воскликнула я. – А куда денут эту, большую статую?

– Она украсит главную аллею императорского парка, – уверенно отозвался Шарли Гэл.

Тем временем статую единорога укатили с арены. Макта Фьель, искупавшись в овациях восторженной публики, тоже удалился.

На сцену высыпали маги-боевики. Они инсценировали настоящее сражение! Стенка на стенку, с использованием боевых заклинаний – вероятно, нарочно ослабленных. Тем не менее то в одной, то в другой команде боевики падали, сраженные огненными молниями и ледяными стрелами. Их ноги то вязли в трясине, то оказывались опутаны бурно растущими вьюнками. Их головы то и дело окутывал туман неприятных оттенков. На открытых участках кожи проступали и тут же заживали язвы и раны.

Зрители кричали, ревели, топали ногами и потрясали кулаками, болея то за одну команду, то за другую. Неожиданно для себя я тоже втянулась, особенно когда обнаружила, что в одной из команд сражается старший брат Нибу Иру – наследный принц. Не знаю почему, но болеть я стала именно за его команду. Может, потому что они действовали более слаженно, уверенно и умело, постепенно тесня противников к выходу с арены.

Наконец боевики проигрывающей команды сдались. Они выпустили из кулаков белые столбы дыма, опустились на колени и склонили головы, признавая безоговорочную победу наследного принца и его товарищей.

Трибуны ликовали, приветствуя победителей, кричали, улюлюкали, и я отрывалась вместе со всеми! В этот момент я впервые почувствовала себя в Эллисьене, среди всех этих людей так, будто я дома. Подумала, что, пожалуй, начинаю привыкать и привязываться к своим женихам-Принимающим и все меньше сожалею о том, что вряд ли смогу вернуться в земной мир, в сумасшедший двадцать первый век с его войнами, пандемиями и неверием в магию…

Представление музыкантов, певцов, акробатов и паяцев затянулось далеко за полночь. Я устала смеяться, удивляться и восхищаться. В экипаж, который так и дожидался нас неподалеку от стены, огораживающей амфитеатр, Шарли Гэл отнес меня на руках. На обратном пути он вновь держал меня на коленях, но сжимал мое тело скорее бережно, чем страстно и с нежностью улыбался, видя, как слипаются у меня глаза.

– Ты уже почти спишь, Жемчужина! Потерпи еще немного. Мы уже почти добрались! – то и дело приговаривал он и тормошил меня, не позволяя окончательно провалиться в сон.

Сон, блаженный сон, охватил меня раньше, чем Санна успела разобрать мою прическу и снять макияж. Отдохнула я замечательно!

А утро началось с оглушительного грохота…





Глава 17

Репетиция




Как была, с помятым ненакрашенным лицом, с растрепанными волосами и в одном розовом халате, я нетерпеливо откинула балдахин, спрыгнула с кровати, подбежала к окну, выходящему на галерею, высунула голову.

Картина, представшая моим глазам, была одновременно и впечатляющей, и комичной: четверо Принимающих под чутким руководством Шарли Гэла тащили вверх по ступеням мраморной лестницы деревянный ящик, внутри которого находилось что-то тяжелое. Ящик встал наискось, ничем не закрепленная крышка съехала с него, упала и развалилась на отдельные доски. Мужчины метались, не зная, что делать: собирать рассыпавшиеся доски или тащить тяжеленный короб дальше как есть.

«Ах! Так вот откуда этот жуткий грохот!» – сообразила я. Поскольку мужчины, вспотевшие и запыхавшиеся, только-только одолели половину лестницы, наблюдала я за ними чуть сверху и смогла заглянуть за край ящика. Полностью рассмотреть содержимое не удалось, но снежно-белый витой рог, искристая грива и края поднятых вверх крыльев говорили сами за себя: прибыл обещанный Шарли Гэлом подарок – статуя Эн Йорна. Единорога.

Как удалось будущему боевику за несколько часов договориться с Мактой Фьелем, раздобыть все необходимое и организовать доставку – оставалось лишь догадываться. Похоже, спать Шарли Гэл не ложился.

Отвернувшись от окна, я позвала:

– Санна!

Не знаю, какой магией и куда передавался мой голос, но одна из служительниц обязательно являлась на мой зов почти мгновенно.

– Прекрасного утра, Розовая Жемчужина! – Санна не подвела и в этот раз: вошла в мою спальню раньше, чем я успела решить: взобраться ли мне обратно на ложе под балдахином или усесться в кресло перед зеркалом.

Поскольку в руках у Санны был поднос с завтраком, вопрос отпал сам собой: я уселась на подушки подле низкого столика для трапез. Служительница принялась расставлять тарелки, а у меня, как всегда, разбежались глаза от обилия изысканных блюд.

Птичьи яйца, похожие размером на перепелиные, в соусе из зелени. Сырные шарики в медовой заливке. Миниатюрные колбаски на подушке из салатных листьев, окруженные красными шариками ягод, похожих то ли на физалис, то ли на томаты. Пиала с орешками, пиала с рассыпчатой кашей, каждое зернышко которой напоминало крупицу янтаря…

– Завтракай, госпожа, а я пока разберу и расчешу твои волосы, – предложила Санна.

Я согласилась. Девушка уселась у меня за спиной и приступила к работе. Понимая, что соорудить прическу – дело небыстрое, я ела без особой спешки. Заодно решила обсудить с девушкой некоторые вопросы.

– Вчера, Санна, я видела императора Патвайю Пату и слушала его речь.

– Тебе повезло, госпожа! Как бы я хотела быть там с тобой…

– А еще Шарли Гэл хотел представить меня его императорскому величеству лично.

– Ах! – Санна восторженно вздохнула.