– Что случилось? – Симона вошла в комнату. – Я услышала твои крики аж из своей студии.

– Твоей студии! Твоей, ты, ты!.. – Натали развернулась и толкнула Симону.

– Стоп! – приказала Сиси. – В моем доме никакого насилия! Кричи, ругайся, но рукоприкладства я не допущу. Не переступай черту.

– Какого черта, Натали? – Симона положила руку на плечо Сиси.

– Посмотрите на себя! Всегда вы двое. – Красная от ярости, с пылающими синими глазами, Натали указала на них пальцем. – Меня это достало. Несправедливо, что ты любишь ее больше, чем меня.

– Во-первых, в любви нет никакой справедливости. Во-вторых, я люблю тебя точно так же сильно, как ее, даже когда ты орешь, как безумная. Вообще-то я люблю тебя еще больше, когда ты такая. Интересная смена ритма.

– Прекрати. – Из глаз Натали хлынули слезы злости. – Она всегда была твоей любимицей.

– Если у тебя есть претензии, приведи конкретный пример, потому что я не помню, чтобы я когда-нибудь тобой пренебрегала.

– Для меня ты чердак не перестраивала.

– А ты этого хотела?

– Не важно!

– Очень даже важно. Я не возила Симону в Вашингтон после окончания школы и не устраивала для нее экскурсии в Конгресс, потому что она этого не хотела. Этого хотела ты, и я с радостью согласилась.

– Я даже не могу сюда приходить, потому что она здесь живет.

– Ну, это твой выбор. Между прочим, сейчас ты здесь. И еще кое-что, прежде чем я начну пить после кофе «Кровавую Мэри». Симона может и будет жить здесь сколько захочет. Не тебе решать, кто живет в моем доме.

Сиси подошла к холодильнику.

– Кому-нибудь еще смешать «Кровавую Мэри»?

– Вообще-то… – начала Симона.

– Вот-вот. – Натали усмехнулась. – Все, как мама говорит. Две горошины из одного стручка.

– И что? – Симона всплеснула руками. – Да, у нас есть общее. У вас с мамой тоже есть общее. И что?

– Ты совсем не уважаешь мою мать.

– Нашу мать, Нат. И, конечно же, я ее уважаю.

– Вранье. Ты почти не общаешься с ней. Даже не потрудилась навестить ее в День матери.

– Ради бога, я ведь была в Нью-Мексико. Я звонила ей и прислала цветы.

– Считаешь, этого достаточно? Заказать цветы в Интернете?

Симона опустила голову.

– Скажи это маме и папе, – именно так они поступали по случаю всех моих выставок.

– Не пытайся сваливать на них вину! Тебе плевать на нее и на всех нас, в чем бы ты там ни убедила папу. Из-за тебя они поругались. Из-за тебя в день нашей помолвки мы с Гарри ужасно поссорились.

– Иисусе. Не жалей водки, – сказала Симона бабушке.

– Не буду, не волнуйся.

– Вы двое! – крикнула Натали. – Сидите такие самодовольные здесь, в вашей альтернативной реальности. Ну а я живу в реальном мире. В мире, в который ты ворвалась незваным гостем, одетая черт знает как, и сумела изобразить жертву перед Гарри и папой.

– Я ничего не изображала. Если бы ты не солгала им обоим о том, что звонила мне, наверное, и проблем бы не было.

– Я не хотела тебя там видеть!

Симона это знала, но все равно ей стало больно.

– Ясно. Ну и попросила бы меня прямо.

– Ты злобнвя эгоистка и не думаешь ни о ком, кроме себя.

– Может, я и эгоистка по твоим меркам, но я не испытываю злобы. И если бы я ни о ком не думала, я не заехала бы к маме с папой, что в итоге поставило нас обеих в неловкое положение. А ты – мелкая врунья и трусиха и в своем «реальном мире» не желаешь за это отвечать. Иди к черту, Натали. Я не собираюсь быть боксерской грушей для тебя или мамы.

Сердце колотилось, руки дрожали, но Симона взяла стакан, который Сиси поставила на стойку перед ней, и насмешливо отсалютовала им сестре.


– Наслаждайся своей версией реальности, Нат. И оставь меня в моей.

Слезы в глазах Натали, казалось, закипели от ярости.

– Ты мне противна! Знаешь, ты кто?

– Догадываюсь.

– Ну все, девочки, – вмешалась Сиси. – Хватит.

– Конечно! Ты всегда на ее стороне!

Сиси заставила себя говорить спокойно и ясно.

– Я сейчас очень старалась не принимать ничью сторону, но ты меня вынуждаешь, Натали. Ты выпустила пар, так что…

– Я ничего не значу для вас обеих. Ты и ее настроила против меня! – закричала Натали Симоне. – Ненавижу тебя! Наслаждайтесь обществом друг друга!

Она повернулась, чтобы уйти, и, ничего вокруг не видя в своем ожесточении, столкнула статуэтку «Возникновение» с подставки, которую соорудила для нее Сиси. Под горестный вскрик Симоны статуэтка упала на пол. Прекрасное рождение радости, безмятежное лицо ее подруги разлетелось на четыре части.

– О Боже, о Боже! – Звук и вид разрушения превратили ярость Натали в горькое отчаяние. – Прости! Ох, Симона, прости меня. Я не хотела…

– Уходи, – прошипела Симона, чувствуя острую боль внутри. Она сделала над собой усилие и поставила стакан, чтобы избежать соблазна метнуть им в сестру.

– Симона, Сиси, мне очень, очень жаль. Я не могу…

Натали сделала шаг ей навстречу и протянула руку. Симона вскинула голову.

– Не подходи ко мне. Убирайся. Убирайся! – Симона вскочила и выбежала через заднюю дверь, пока вместо слов не решила пустить в ход кулаки.

Рыдая, Натали закрыла лицо руками.

– Мне так жаль. Мне правда жаль. Сиси, я не хотела…

– Ты хотела. Ты хотела причинить боль и ей, и мне. Извинений на этот раз недостаточно.

Когда Натали рухнула в ее объятия, Сиси слегка похлопала ее по спине, затем повернулась и повела к входной двери.

– Ты должна уйти. Постарайся понять, почему ты это сделала, для чего ты это говорила, и разобраться, что ты чувствуешь. И придумай, как все исправить.

– Извини. Пожалуйста.

– Я уверена, что ты сожалеешь, но ты причинила сестре боль своей истерикой. Ты разбила ей и мне сердце.

– Не надо меня ненавидеть. – Когда Сиси открыла дверь, Натали прижалась к ней. – Она меня ненавидит. Не ненавидь меня!

– Я не ненавижу тебя, и она тоже. Мне не нравятся слова, которые я слышала из твоих уст. Не нравится то, что ты сделала, потому что ты хотела нам навредить. Мне неприятно говорить это своей внучке – а я люблю тебя, Натали, – но ты не должна возвращаться сюда, пока не осознаешь, что ты сделала, пока не найдешь способ все исправить.

– Она меня ненавидит. Она…

– Прекрати! – Сиси подтолкнула Натали к двери. – Загляни внутрь себя вместо того, чтобы пытаться донести что-то человеку, которого ты даже не пытаешься понять. Хотя я люблю тебя, Натали, в данный момент ты мне очень не нравишься. Ступай домой.

Сжав зубы, Сиси закрыла дверь дома перед лицом своей внучки.

И долго, прислонившись спиной к двери, смотрела на красоту, изящество и радость, так безрассудно уничтоженные.

Вытерев слезы, она пошла к другой внучке.

Симона сидела на каменном полу патио, подтянув колени к груди. Плакала, уткнув лицо в колени. Сиси опустилась на пол рядом, обняла ее, баюкая, и заплакала вместе с ней.

– Как Натали могла это сделать? Как она может так меня ненавидеть?

– Она не ненавидит тебя. Она ревнует, злится и… боже, такая высокомерная! Дочь своей матери. Ты отличаешься от них, моя дорогая девочка, и они оскорблены. Им за нас стыдно, и они выражают этот стыд презрением.

Симона положила голову ей на плечо. Сиси глядела на воду, на глубокую синеву с зелеными бликами, легкий плеск по камням.

– Наверное, здесь есть и моя вина, но какой смысл себя винить? Я сделала для нее все, что могла. Тюлип была счастливым ребенком, а потом моя мать… Впрочем, она тоже не виновата. Мы такие, какие есть и какими хотим быть.

Сиси нежно погладила Симону по волосам.

– Натали в отчаянии, детка. Она очень сожалеет.

– Не надо, не надо, не заступайся за нее.

– О нет. Она и мне причинила боль, беспричинно. Пора бы ей разобраться со своим внутренним ребенком, перестать винить тебя, меня или кого-то еще в своих проблемах. Если она осознает, что сотворила, и сделает все возможное, чтобы исправить содеянное, это может стать для нее поворотным моментом.