Нелида смотрит на него в замешательстве. Она никогда не была такой прямой и агрессивной.
«Ничего, дорогой, просто мне пришлось позвонить твоей сестре».
Она смотрит на него с чувством вины, но в то же время решительно.
«Таковы правила дома престарелых, и здесь нет исключений. Ты знаешь, что я обожаю тебя, дорогой, но я бы поставила под угрозу свою работу. Кто знает, с чем бы мы столкнулись, если бы твоя сестра пришла и устроила сцену. Такое случалось не один раз».
«Это нормально».
В других случаях он бы утешил ее и сказал что-то вроде «Не волнуйся» или «Нет проблем». Но не сегодня.
«Тебе придется подписать форму согласия на его кремацию. Твоя сестра уже отправила его обратно с виртуальной подписью, но она уточнила, что не сможет присутствовать на кремации. Если хочешь, мы можем позвонить в похоронное бюро».
«Давай».
«Конечно, тебе придется присутствовать на кремации, чтобы подтвердить, что она состоялась. Там тебе отдадут урну».
«Хорошо.»
«Ты захочешь симулякр похорон?».
«Нет».
«Конечно, сейчас их почти ни у кого нет. Но как насчет прощальной службы?»
«Нет».
Нелида смотрит на него с удивлением. Она выпивает еще немного воды и скрещивает руки. «Твоя сестра хотела бы провести службу, и по закону она имеет на это право. Я понимаю, что ты против, но она намерена попрощаться».
Он глубоко дышит, чувствуя сокрушительное изнеможение. Камень теперь размером с всю его грудь. Он не собирается ни с кем спорить. Ни с Нелидой, ни с сестрой, ни со всеми людьми, которые придут на симулякр поминок, то, что они называют «прощальной службой», только чтобы быть в хороших отношениях с сестрой, хотя эти люди никогда не знали его отца и ни разу не взяли на себя труд спросить, как он поживает. Тогда он смеется и говорит: «Ладно, пусть будет служба. Пусть она хоть раз о чем-то позаботится. Только об одном».
Нелида смотрит на него с удивлением и некоторой жалостью. «Я понимаю твой гнев, и у тебя есть причины чувствовать себя так, как ты чувствуешь, но она твоя сестра. У тебя только одна семья».
Он пытается вспомнить, когда именно Нелида превратилась из сотрудницы дома престарелых в человека, который считает, что имеет право давать советы и высказывать свое мнение, и снова и снова сбивается на банальности и раздражающие клише.
«Дайте мне бумаги, Нелида. Пожалуйста».
Нелида отшатывается. Она смотрит на него, ошеломленная. Он всегда был добр к ней, даже ласков. Она молча протягивает ему бумаги. Он подписывает их и говорит: «Я хочу, чтобы его кремировали сегодня, сейчас».
«Хорошо, дорогой. После Перехода все ускорилось. Присядь в комнате ожидания, а я присмотрю за ним. За ним приедут на обычной машине, чтобы ты знал. Катафалки больше не используются».
«Да, все это знают».
«Ну да, я просто хотела уточнить это, потому что есть много несведущих людей, которые думают, что ничего не изменилось, когда дело касается этих вопросов».
«Как все могло не измениться после терактов? Это было во всех газетах. Никто не хочет, чтобы его мертвого члена семьи съели по дороге на кладбище, Нелида».
«Прости, просто я нервничаю и плохо соображаю. Я очень заботилась о твоем отце, и все это очень тяжело для меня».
Наступает долгое молчание. Он не желает принимать ответные извинения. Вместо этого он нетерпеливо смотрит на нее, и она расстраивается.
«Я знаю, что не мне спрашивать, Маркос, но ты в порядке? Это очень печальная новость, я знаю, но уже некоторое время ты немного не в себе, у тебя мешки под глазами, ты выглядишь уставшим».
Он смотрит на нее, ничего не говоря, и она продолжает: «Ладно, хорошо, что будет дальше: ты поедешь туда на машине и будешь все время рядом с отцом, в том числе и во время кремации».
«Я знаю, Нелида. Я уже проходил через это раньше».
Она побелела. Конечно, это не приходило ей в голову, только сейчас. Нелида быстро встает и говорит: «Прости меня, я старая дура. Прости меня». Она продолжает извиняться, пока они не доходят до комнаты ожидания, где он садится, и она предлагает ему что-нибудь выпить, после чего молча уходит.
2-12
Он едет домой с прахом своего отца в машине. Он лежит на пассажирском сиденье, потому что он не знал, куда поставить урну. Кремация закончилась быстро. Он видел, как тело отца медленно вошло в печь в прозрачном гробу. Он ничего не чувствовал, или, возможно, то, что он чувствовал, было облегчением.
Его сестра звонила уже четыре раза, хотя он не отвечал. Он знает, что она способна приехать к нему домой, чтобы забрать прах, знает, что она способна на все, чтобы соблюсти общественные условности прощальной службы по их отцу. В конце концов, ему придется ответить.
Уже поздно, когда он проезжает мимо того, что когда-то было зоопарком, у которого больше нет названия. Но он останавливается. Еще есть немного света.
Он выходит из машины с урной в руках. Табличка лежит на земле, и он проходит мимо нее.
Он идет прямо к вольеру, даже не подумав о львином логове. Вдалеке он слышит крики. Наверное, это подростки, думает он, те самые, которые убили щенков.
Дойдя до вольера, он поднимается по лестнице на подвесной мостик. Он ложится и смотрит на стеклянную крышу, на оранжево-розовое небо, на приближающуюся ночь.
«Ничего, дорогой, просто мне пришлось позвонить твоей сестре».
Она смотрит на него с чувством вины, но в то же время решительно.
«Таковы правила дома престарелых, и здесь нет исключений. Ты знаешь, что я обожаю тебя, дорогой, но я бы поставила под угрозу свою работу. Кто знает, с чем бы мы столкнулись, если бы твоя сестра пришла и устроила сцену. Такое случалось не один раз».
«Это нормально».
В других случаях он бы утешил ее и сказал что-то вроде «Не волнуйся» или «Нет проблем». Но не сегодня.
«Тебе придется подписать форму согласия на его кремацию. Твоя сестра уже отправила его обратно с виртуальной подписью, но она уточнила, что не сможет присутствовать на кремации. Если хочешь, мы можем позвонить в похоронное бюро».
«Давай».
«Конечно, тебе придется присутствовать на кремации, чтобы подтвердить, что она состоялась. Там тебе отдадут урну».
«Хорошо.»
«Ты захочешь симулякр похорон?».
«Нет».
«Конечно, сейчас их почти ни у кого нет. Но как насчет прощальной службы?»
«Нет».
Нелида смотрит на него с удивлением. Она выпивает еще немного воды и скрещивает руки. «Твоя сестра хотела бы провести службу, и по закону она имеет на это право. Я понимаю, что ты против, но она намерена попрощаться».
Он глубоко дышит, чувствуя сокрушительное изнеможение. Камень теперь размером с всю его грудь. Он не собирается ни с кем спорить. Ни с Нелидой, ни с сестрой, ни со всеми людьми, которые придут на симулякр поминок, то, что они называют «прощальной службой», только чтобы быть в хороших отношениях с сестрой, хотя эти люди никогда не знали его отца и ни разу не взяли на себя труд спросить, как он поживает. Тогда он смеется и говорит: «Ладно, пусть будет служба. Пусть она хоть раз о чем-то позаботится. Только об одном».
Нелида смотрит на него с удивлением и некоторой жалостью. «Я понимаю твой гнев, и у тебя есть причины чувствовать себя так, как ты чувствуешь, но она твоя сестра. У тебя только одна семья».
Он пытается вспомнить, когда именно Нелида превратилась из сотрудницы дома престарелых в человека, который считает, что имеет право давать советы и высказывать свое мнение, и снова и снова сбивается на банальности и раздражающие клише.
«Дайте мне бумаги, Нелида. Пожалуйста».
Нелида отшатывается. Она смотрит на него, ошеломленная. Он всегда был добр к ней, даже ласков. Она молча протягивает ему бумаги. Он подписывает их и говорит: «Я хочу, чтобы его кремировали сегодня, сейчас».
«Хорошо, дорогой. После Перехода все ускорилось. Присядь в комнате ожидания, а я присмотрю за ним. За ним приедут на обычной машине, чтобы ты знал. Катафалки больше не используются».
«Да, все это знают».
«Ну да, я просто хотела уточнить это, потому что есть много несведущих людей, которые думают, что ничего не изменилось, когда дело касается этих вопросов».
«Как все могло не измениться после терактов? Это было во всех газетах. Никто не хочет, чтобы его мертвого члена семьи съели по дороге на кладбище, Нелида».
«Прости, просто я нервничаю и плохо соображаю. Я очень заботилась о твоем отце, и все это очень тяжело для меня».
Наступает долгое молчание. Он не желает принимать ответные извинения. Вместо этого он нетерпеливо смотрит на нее, и она расстраивается.
«Я знаю, что не мне спрашивать, Маркос, но ты в порядке? Это очень печальная новость, я знаю, но уже некоторое время ты немного не в себе, у тебя мешки под глазами, ты выглядишь уставшим».
Он смотрит на нее, ничего не говоря, и она продолжает: «Ладно, хорошо, что будет дальше: ты поедешь туда на машине и будешь все время рядом с отцом, в том числе и во время кремации».
«Я знаю, Нелида. Я уже проходил через это раньше».
Она побелела. Конечно, это не приходило ей в голову, только сейчас. Нелида быстро встает и говорит: «Прости меня, я старая дура. Прости меня». Она продолжает извиняться, пока они не доходят до комнаты ожидания, где он садится, и она предлагает ему что-нибудь выпить, после чего молча уходит.
2-12
Он едет домой с прахом своего отца в машине. Он лежит на пассажирском сиденье, потому что он не знал, куда поставить урну. Кремация закончилась быстро. Он видел, как тело отца медленно вошло в печь в прозрачном гробу. Он ничего не чувствовал, или, возможно, то, что он чувствовал, было облегчением.
Его сестра звонила уже четыре раза, хотя он не отвечал. Он знает, что она способна приехать к нему домой, чтобы забрать прах, знает, что она способна на все, чтобы соблюсти общественные условности прощальной службы по их отцу. В конце концов, ему придется ответить.
Уже поздно, когда он проезжает мимо того, что когда-то было зоопарком, у которого больше нет названия. Но он останавливается. Еще есть немного света.
Он выходит из машины с урной в руках. Табличка лежит на земле, и он проходит мимо нее.
Он идет прямо к вольеру, даже не подумав о львином логове. Вдалеке он слышит крики. Наверное, это подростки, думает он, те самые, которые убили щенков.
Дойдя до вольера, он поднимается по лестнице на подвесной мостик. Он ложится и смотрит на стеклянную крышу, на оранжево-розовое небо, на приближающуюся ночь.