– Это болезнь?

– Вроде того.

– Тогда я это вылечу, – слова срываются раньше, чем я понимаю, что собираюсь сделать.

Я же Мара, я могу попробовать восстановить его жизнь, так же, как и Николая. Может, Кристиан ошибся! Может, я могу вылечить его, а потом дать более долгую жизнь и это позволит ему жить независимо от связи со мной.

Я не успеваю задушить эту мысль, что рвётся изнутри, наполняя меня надеждой.

– Ты хочешь укрепить мои нити? – замечаю тень его ласковой улыбки, пока он слегка поворачивает голову.

– Да, хочу попробовать. Но я не слышала, чтобы хоть одна Мара видела нити жизни у Морока, но, может, просто никто не пытался.

– Попробуй.

Я буквально сияю, когда он так спокойно разрешает мне. Вновь касаюсь его спины у основания шеи, и стоит только мне начать, как от шеи вдоль позвоночника проявляются три толстые сияющие нити. Я восхищенно выдыхаю, понимая, что они в два раза толще, чем у обычного человека, и светятся не золотом, но серебром, переливаясь белым. Они похожи на настоящий холодный свет, пойманный, вытянутый в линии. Мои пальцы подрагивают, когда я пытаюсь поддеть первую, чтобы найти, где же изъян, но ничего не получается.

Я пытаюсь раз, пытаюсь два. Пробую поддеть вначале одну или все одновременно, но они будто спрятаны от меня под кожей, сверкают, но я не могу прикоснуться ни к одной из них. Уже открыто ощупываю его спину вдоль всего позвоночника, пытаясь найти хоть какую-то возможность, пока Александр не дергается и не начинает смеяться. Ему щекотно. Он отходит на шаг и разворачивается, пальцами обхватывая мои ладони, встречает моё шокированное лицо.

– Мары не могут прикоснуться к нитям Морока. Это как защита нашего слабого места от тех единственных, кто может им воспользоваться, – мягко разъясняет он.

– Ты знал, но всё равно дал мне попробовать?

– Да, ты бы не поверила, пока не попыталась. К тому же ты сказала, что вы не смотрите на чужие нити, так как это слишком личное.

Я неуверенно киваю.

– А я хотел, чтобы ты их увидела. Хотел, чтобы ты знала, что я тебе доверяю, – он вновь сплетает наши пальцы, касается моей щеки.

– Но ты соврал.

Я выдыхаю это тихо, и тут же по его удивлённому взгляду понимаю, что совершила ошибку. Я не должна была говорить этого. Но слова уже сказаны, я предпринимаю последнюю попытку спровоцировать его сказать правду.

– Я не… – начинает Александр.

– Попробую спросить у Кристиана, – перебиваю я, разворачиваясь к двери.

Мне удаётся преодолеть эти несколько метров и даже немного распахнуть правую часть двойных дверей, пока Александр не придавливает меня всем телом к левой стороне, с грохотом захлопывает ту, что я успела приоткрыть. Это так внезапно, что я удивлённо моргаю, глядя на позолоченную ручку и пальцы Александра, что поворачивают замок, с тихим щелчком запирая дверь изнутри.

– Нет, – выдыхает он мне в волосы.

От его мрачного тона по телу идут мурашки, но дыхание сбивается от тепла его кожи, когда он прижимается ещё ближе. Его сердцебиение такое быстрое, что мне хочется положить руку ему на грудь и послушать.

– Нет, – спокойнее повторяет он. – Давай ты спросишь завтра. Сегодня… я не хочу, чтобы ты уходила.

Александр продолжает удерживать меня у двери, возможно, специально отвлекает, наклоняясь к моей шее. Специально сбивает с мысли, откидывая волосы назад и касаясь губами чувствительной кожи на шее под ухом.

– Мне точно не о чем волноваться? – шумно втягиваю носом воздух, когда его пальцы ползут по моему бедру, собирая ткань шелковой юбки.

– Я обещаю.

Слышу, как он с облегчением выдыхает, когда я расслабляюсь. Делаю вид, что верю. И мне так хочется поверить, но я понимаю, что правды он мне уже не скажет.

Всё моё тело вздрагивает в его руках, когда пальцами он ласкает кожу бедра. Я судорожно выдыхаю, прежде чем он накрывает мои губы своими. Вся подаюсь ему навстречу, а он сжимает меня в объятьях так сильно, что это почти больно. Ничего не замечаю за его горячими губами и жадными прикосновениями. Я не замечаю, как Александр отрывает меня от двери, как бедром задевает один из стульев и тот падает. У меня кружится голова, когда мы замираем где-то посередине комнаты рядом с широкой кроватью.

Я смело касаюсь и глажу его торс, запускаю руку в его волосы, а он стонет мне в губы, раздосадованно отрывается, только чтобы с долей ненависти взглянуть на тугое платье, которое ещё пару часов назад ему нравилось.

– Даже не думай его рвать, – предупреждаю я, пальцем поддевая пояс его штанов.

Принц ругается сквозь зубы, аккуратно расстёгивая пуговицы, но мой смех переходит в стон, когда он приникает к моей шее, а потом к губам добавляет язык.

У меня не остаётся в голове ни единой мысли, кроме жадного желания забрать всю его любовь и внимание только себе. Я хочу его всего только для себя, но для этого он должен жить.

Помогаю ему снять с меня платье. Оно падает на пол ворохом блеска, шелка и кружева. Александр замирает, когда на мне остаётся лишь нижнее белое платье, что едва прикрывает мои ноги до колен, и тугой корсет. Его глаза удивительно тёмные, он начинает тяжело дышать, оглядывая завязки. Дёргает за один из концов, разматывая узел сверху, а я отклоняюсь спиной на столбик балдахина, позволяя ему делать, что пожелает. Моя грудь лихорадочно поднимается и опускается, я наблюдаю, как он завороженно, лишь пальцами поддевает завязки и дёргает, потом снова и снова, медленно, с предвкушением распуская корсет.

Он смотрит на меня как на долгожданный подарок, что наконец у него в руках, поэтому теперь он может позволить себе растянуть последние мгновения. Но под всем голодом и желанием я замечаю нерешительность и даже каплю страха, когда на последней завязке он поднимает на меня зелёные глаза, безмолвно спрашивая разрешения.

Я киваю, и принц откидывает корсет подальше. Он пальцами обхватывает мою шею сзади и тянет к себе за ещё одним горячим поцелуем, заставляя меня тянуться, привставая на носках, а потом разворачивает к себе спиной, так что сквозь тонкое нижнее платье я чувствую жар его кожи. Ощущаю, как напрягаются мышцы на груди и руках, когда я тесно прижимаюсь к нему, чувствуя поясницей его желание.

– У тебя это в первый раз? – хрипло выдыхает он, поглаживая пальцами мой живот и грудь сквозь ткань.

Я киваю, потому что язык не слушается.

– Тогда не бойся.


Ноги дрожат и едва держат, я откидываю голову назад Александру на плечо, когда его пальцы приподнимают край платья и ласкают внутреннюю сторону бедра.

– Тебя… я не… боюсь, – мне приходится дважды сглотнуть, чтобы произнести столь короткую фразу, а молодой человек награждает меня довольной улыбкой.

Принц обхватывает мою талию, удерживая в вертикальном положении, пока его рука забирается под нижнее бельё, а пальцы достигают нужной точки, начиная с неторопливых ласк. Но этого достаточно: из горла вырывается протяжный стон, а всё тело будто вспыхивает от жара.

Цепляюсь за крепкие руки, опираюсь на его грудь, но комната кружится, а весь мир сужается до его тяжелого дыхания у самого уха и пальцев, что действуют уже настойчивее. Он ласкает и дразнит, пока мой голос не хрипнет от стона, а ногти не оставляют царапины на его напряженных руках. Я трусь поясницей, усиливая его желание, и он не выдерживает. Вновь разворачивает к себе и снимает с меня нижнее платье через голову. Я не успеваю смутиться наготе, как он отбрасывает покрывало и одеяло, бережно укладывая меня на кровать.

– Белое постельное бельё? – задаю я глупый вопрос.

– Что? – он растерянно поднимает взгляд, отрываясь от моего плеча.

– Белое. Твоё… постельное бельё.

Несколько секунд он остаётся в замешательстве, а потом хмыкает, стягивает моё нижнее бельё и с мрачной улыбкой нависает сверху.

– Да, обычное белое бельё. А что ты ждала? Неужели чёрного? – его тон сочится иронией, пока губы и язык спускаются на грудь, я выгибаюсь и ахаю от неожиданности.

– Или, может, красного, как кровь, маленькая Мара? – продолжает насмехаться он, не прекращая свои ласки, наблюдает, как я хватаю ртом воздух.

– Ах нет… – с притворством начинает он, его пальцы пробегают по моему согнутому колену, заставляя напрягаться мышцы ног и живота. Они спускаются по бедру и проникают внутрь, вначале один, потом второй, и я едва слышу продолжение за гулом в ушах, – неужели ты ждала, что принцы спят на шёлке?

– Ты… меня… разочаровал, – выдавливаю я. – От тебя я ждала… чёрный сератианский шёлк.

Он нависает сверху, вглядываясь в моё лицо, но пальцы продолжают двигаться, и это не даёт мне сосредоточиться, чтобы придумать по-настоящему едкий ответ.

– Ты хоть представляешь сколько он стоит, маленькая Мара? – он переходит на обыденный тон, будто мы пьём чай за обеденным столом, а его пальцы вовсе не… проклятье… его пальцы. – Чёрный шёлк! Да на постельное бельё! Какое расточительство.

Он нарочито разочарованно качает головой, но шумно втягивает воздух сквозь зубы, когда я расстёгиваю его штаны и забираюсь в них одной рукой. Он большой и горячий, а кожа такая бархатистая, что я не могу перестать его поглаживать, наслаждаясь дрожью в теле Александра. Любуюсь, каким податливым и почти беззащитным он стал от одного прикосновения.

– Твои несмешные шутки закончились? – хрипло спрашиваю я.

Он продвигает пальцы глубже, а потом опять вытаскивает, лаская, касается какой-то точки, и я вскрикиваю, выгибаясь, а по телу проходит разряд. Моя усмешка исчезает с лица, а мысли из головы. Он повторяет это прикосновение, а потом снова и снова. И раз за разом всё повторяется, а я цепляюсь за его плечи.

– Так-то лучше, – шепчет он мне на ухо и спускается на шею, где его губы оставляют цепочку поцелуев. А после ласковых прикосновений языка я чувствую его зубы.

– Александр…

Мой полустон переполняет чашу его терпения, он стягивает с себя оставшуюся одежду и, наконец, ложится сверху.

– Я так давно ждал тебя, – горячим шёпотом признаётся он мне в губы перед очередным поцелуем.

И сейчас я прощаю ему его ложь, зная, что совсем скоро он будет меня ненавидеть. Поэтому в эту ночь я сама отдам ему столько любви, сколько смогу дать, и хотя бы сегодня он будет только моим.



В первой половине ночи мы устаём. Александр на каждый мой взгляд отвечает мечтательной улыбкой или мимолётным поцелуем, пальцами зарывается в мои спутанные волосы, когда я лежу на его груди и слушаю размеренное сердцебиение. Но как бы он ни пытался скрыть, я вижу, что его мучает как минимум головная боль.

Нехотя поднимаюсь с кровати, чувствуя незнакомую ломоту и даже боль в теле, но она странная, приятная. Надеваю нижнее платье и бельё, нахожу в шкафу лёгкие штаны и рубашку для сна, кидаю их Александру.

– Оденься, – с улыбкой отвечаю на его немой вопрос. – Будет неприятно размахивать мечом, одновременно мучаясь от простуды.

Огонь в камине догорел, оставляя тлеющие угли, воздух в комнате становится холоднее. Александр подчиняется, надевает одежду и обратно ложится в кровать, он тянет ко мне руки, приглашая лечь к нему, но я с тихим смехом отказываюсь.

– Уйдёшь?

– Уйду, – честно отвечаю я, руки покрываются мурашками, когда я осознаю, что сказала ему чистую правду, но он её пока просто не понял.

Он разочарованно откидывается на подушки, складывает руки на одеяле, когда я его накрываю.

– Я приготовила тебе кое-что. От головной боли, – надеваю на себя платье и вытаскиваю небольшую бутылочку, что принесла в скрытом кармашке.

– Ты приготовила это для меня?

– Да, заметила, что ты часто жалуешься на боль в голове. Выпей, ты знаешь, что варить отвары я умею.

Он доверчиво выпивает, и я едва не кривлюсь от собственного вранья. Раньше он хотя бы принюхивался, шутя, что, может, я пытаюсь его отравить. Но сейчас проглатывает всё до капли без лишних вопросов.

У меня осталось лишь семь минут.

Присаживаюсь на край кровати, рядом с ним.

– Что-то не так, Агата? Ты выглядишь расстроенной? Может, я сделал что…