– Тогда лучше…

– Скажи, – он едва сжимает пальцы, а я сглатываю. – Скажи, что он у тебя попросил.

Это уже не вопрос, а скорее приказ.

– Он хотел меня. Возможно, на один раз, возможно, на множество, – стараясь оставаться равнодушной, отвечаю я.

Молодой человек молчит, его поглаживания остаются спокойными и даже задумчивыми, принц не пытается расстегнуть рубашку. И я не уверена – это меня радует или расстраивает.

– И ты согласилась.

Вновь это не вопрос. Я не слышу в его голосе презрения и рада хоть этому, хотя ни радости, ни злости там тоже нет. Мы видим дворец. У меня вырывается тихий вздох, когда Аарон вытаскивает руку и обратно застёгивает кафтан.

В полной тишине нас встречают несколько солдат из дворцовой стражи. Они уводят коня, а мы входим во дворец. Вместе поднимаемся на третий этаж, и когда я пытаюсь свернуть в сторону своей спальни, Аарон останавливает меня.

– Пойдём.

– Куда?

– На четвёртый этаж. Ведь Марк попросил тебя проследить, чтобы я дошёл в целости и сохранности. Ты даже не знаешь, где моя спальня, – его губы изгибаются в слабой улыбке, и я иду за ним.

От лестницы мы поворачиваем налево и идём по коридору, который мало чем отличается от коридора на третьем этаже.

– Думаешь, Марк решит проверить и спросит какого цвета у тебя дверь? – иронично замечаю я, но всё равно смотрю на двери, гадая, которая из них ведёт в комнату Аарона. Здесь они все двойные, белые, украшенные абсолютно одинаковым узором с позолотой и золотыми массивными ручками.

– Нет. Он спросит, какого цвета у меня постельное бельё и сколько подушек на кровати, – спокойно отзывается принц, распахивая передо мной пятую по счёту.

– И сколько? – удивляюсь я, заходя к нему в комнату.

Здесь темно, только несколько подсвечников позволяют разглядеть, где стоит мебель. Я даже не могу определить, насколько комната большая, но вижу три огромных окна, сквозь которые проглядывает зимнее светлое небо, затянутое снежными облаками.

– Три, – отвечает принц, прикрывая за собой дверь.

– А постельное бельё?

Зачем Марку вообще такое спрашивать?

Только встречая взгляд Аарона и замечая, как уголки его губ дёргаются в снисходительной улыбке от моей недогадливости, я начинаю понимать. Перевожу взгляд на кровать. Там тёмное покрывало, и узнать цвет простыней я смогу, только если подойду и откину его или если… лягу сама.

Сердце начинает биться быстрее в груди, а внутри поднимается странный трепет, я чувствую, как горит моё лицо, но принц не замечает этого, проходит мимо, развязывая свой плащ.

– Марк любит подобные игры, – хмыкает он, скидывая влажную от снега накидку на пол.

– Но откуда Марку знать правильный ответ?

– Он и Павел – главные среди Теней после меня и свободно передвигаются по дворцу. Раньше они имели хоть немного совести, спрашивая позволения войти ко мне, но Марк свои манеры уже пропил и наведывается в мою комнату, когда пожелает, – морщится молодой человек, но я знаю, что его раздражение полностью напускное. – Если желаешь обыграть его, то откинь и посмотри, если нет, то можешь не смотреть.

Александр присаживается на край своего стола и продолжает спокойно расстёгивать пуговицы на кафтане, но заметив мою растерянность, останавливается.

– Если тебя это смущает, то я могу сказать. Тебе нужно только спросить.

Я не знаю, что мне сделать. Не знаю, зачем прохожу ближе к кровати старшего принца Серата и едва заметно касаюсь пальцами бархатного покрывала, зачем трогаю резные столбики балдахина из тёмного дерева. Я почти уверена, что тяну время, чтобы принять решение, но в голове полнейшая тишина, нарушаемая только стремительными ударами моего сердца, которое никак не хочет успокаиваться.

Александр терпеливо ждёт моего ответа, но любой намёк на улыбку исчезает с его лица, когда я начинаю расстёгивать свой кафтан, а потом подхожу к собеседнику и начинаю помогать раздеваться ему. Всего несколько мгновений, и я распахиваю его верхнюю одежду, а когда пальцами тянусь к пуговицам на рубашке, он перехватывает мои руки.

– Ты не так поняла, Агата, – хмурится он, – никто не намекал, что тобой можно воспользоваться как развлечением.

– Я знаю, – просто отвечаю я, и понимаю, что смелею только из-за лёгкости в голове после выпитого.

– Тогда, что ты…

Я сама подаюсь вперёд, накрывая его губы своими, вначале Александр теряется, отвечает мне неуверенно, с сомнением, но, когда понимает, что чувства, которые я вкладываю в этот тягучий поцелуй, настоящие, он сразу перехватывает инициативу. Отвечает мне с такой неожиданной жаждой и пылкостью, словно это именно ему всё запрещали всю его жизнь, а не мне. В этом поцелуе больше нет былой враждебности, в нём только голод и желание получить то, чего нам так не хватало долгие годы – чужой любви.

Я сжимаю в руках ткань его рубашки, притягивая к себе. Его губы мягкие, всё ещё отдают выпитым мёдом, и я задыхаюсь, не зная, как мне от него оторваться. Я не хочу его отпускать. Внутри меня всё, что ещё было мертво, точно оживает в этот момент, когда он запускает руку в мои волосы, а второй рукой обхватывает талию, притягивая так близко, что я чувствую его бешеное сердцебиение.

С губ срывается стон, когда Александр встаёт со стола и резко разворачивает меня к стене, придавливая всем телом, от удара настенный подсвечник над головой дребезжит. Я не возражаю. Кровать кажется слишком далёкой. Откидываю голову назад, когда он спускается губами на мою шею. Александр даёт мне отодвинуться от опоры за спиной только на несколько секунд, пока несдержанно стаскивает с меня кафтан, а я помогаю, торопливо вытаскивая руки из рукавов. Но стоит одежде упасть на пол, как он вновь толкает меня назад, и я знаю, что в этот раз не собираюсь это останавливать, я выгибаюсь вперёд, ему навстречу, когда на моей коже его губы сменяются на язык.

– Александр…

Он шумно втягивает носом воздух, позволяя моим трясущимся пальцам расстегнуть пуговицы на его рубашке.

– Ты уверена в том, что делаешь, Агата? – по телу проходит дрожь, когда я слышу его голос, сейчас он ниже, чем когда-либо, а глаза такие тёмные.


– А ты? – мои пальцы замирают на середине, я уже вижу его голую кожу на груди, мне хочется прикоснуться, но я медлю.

Его губы приоткрываются, а дыхание сбивается, тогда я расстёгиваю его рубашку до конца. Он едва ли обнажён, но теперь, касаясь каждой напряженной мышцы его пресса, я понимаю, почему мне было так больно, когда я ударила его. Он потрясающе сложен и сейчас, в тусклом свете свечей, чарующе красив. Я не могу оторвать взгляд от того, как его кожа покрывается мурашками под моими пальцами. Моя рука такая бледная на фоне его груди, хотя его кожа тоже светлая.

Я хочу его. Эта мысль не просто вспыхивает искрой, а поднимается пожаром по всему телу, когда я чувствую его сердце под своей ладонью. Я прижимаюсь губами к его шее и едва успеваю увидеть край его чернильного рисунка, как у всех Теней Морока. Она и вправду не на руке, она начинается на левой груди, но уходит в сторону плеча, пока скрываясь от меня под тканью рубашки.

Александр выдыхает сквозь зубы, а я прижимаюсь к нему всем дрожащим телом, обхватывая его шею руками. Его тело такое горячее, но губы ещё горячее. Не разрывая поцелуй, он тянет меня к кровати. Секунду назад я стояла, и уже лежу на мягком матрасе, пока Александр нависает сверху. Его руки едва заметно трясутся, он всё-таки отстраняется, чтобы расстегнуть мою рубашку.

– Тебе весело? – тяжело выдыхает он, замечая улыбку на моих губах.

– Удивляюсь твоему терпе… – он рвёт последние пуговицы, устав с ними бороться, – нию…

На мне всё ещё остаётся широкая повязка, прикрывающая грудь, которая помогает при тренировках, но Александру всё равно, он уже покрывает поцелуями мои ключицы и каждый сантиметр кожи под ними, я выгибаюсь навстречу его горячим ладоням, что ласкают живот.

Он шепчет моё имя, сменяя губы на язык, а потом на зубы. Я шиплю, сажусь на кровати, пытаясь стянуть с него рубашку до конца. Меня трясёт, я хочу увидеть его всего, хочу видеть, как меняется рисунок на его теле, когда напрягаются мышцы. В полумраке свечей замечаю больше тёмных пятен, что уходят по плечу на спину, вероятно, у него больше рисунков на теле, и я жадно хочу увидеть их все.

– Александр, пожалуйста… – моё сердце стучит так быстро, что мне кажется, от его новой остановки меня удерживает лишь жизненная сила самого Морока. И эта сила во мне жаждет его так сильно, что каждый сантиметр кожи горит.

Мои руки скользят по его плечам, я сжимаю его волосы, а он стонет, и я впервые вижу, как вечно собранный Александр с трудом себя контролирует. Мы встречаемся взглядами, в его зелёных глазах вдруг появляется осознание, а потом страх, будто он только сейчас узнаёт меня.

– Проклятье… – растерянно выдыхает он. – Нет, Агата… нет…

Принц отшатывается, стремительно уходя от кровати на несколько шагов. Он загнанно дышит, запахивая рубашку, пытается вновь застегнуть хоть несколько пуговиц, стремясь скрыть свою кожу. В его глазах огромное смятение, которое мне непонятно. Моя кожа покрывается мурашками, словно температура в комнате резко опустилась.

Медленно я прихожу в себя, пытаюсь прикрыться порванной рубашкой. Александр замечает моё смущение и приносит из шкафа свою, чёрную, взамен порванной. Его движения порывистые, неуклюжие, временами его пошатывает и, возвращаясь, он задевает плечом столбик балдахина. Его рубашка мне большая, но я принимаю одежду, чтобы прикрыть наготу.

– Прости меня, – в его взгляде столько раскаяния, что его внезапный отказ пугает меня ещё больше. – Нам нельзя, мне… нельзя так. Мы… не можем, Агата.

Принц опускается на одно колено передо мной, пытаясь заглянуть в глаза, пока я сижу на краю его кровати, цепляясь за его рубашку, что пахнет лимоном и елью. Александр сбивается, путается в словах, пытаясь успокоить дыхание. Неуверенно гладит меня по щеке и волосам, извиняясь.

Я поступила глупо, думая взять то, что мне не принадлежит. Передо мной не просто Морок, не просто Аарон. Он принц Серата, а я лишь мертвец, которого он поднял. Мертвец, что вряд ли когда-нибудь станет полноценно живым. Он уже оживил мою сестру, а теперь я паразитирую на его жизненной силе и требую чего-то большего.

– Всё в порядке, – я пытаюсь сглотнуть ком в горле.

Александр достоин хорошей девушки из благородной семьи, что подарит ему детей.

– Я пойду, – говорю я, избавляя его от необходимости меня выпроваживать. Ведь это его комната.

Вижу, что ему не нравится такой вариант. Александр открывает рот, желая возразить, но, не издав ни звука, вновь закрывает, слабо кивая. Длинные волосы падают ему на глаза, я убираю одну прядь ему за ухо и сразу поднимаюсь, намереваясь покинуть эту комнату как можно скорее. Александр не останавливает меня, так и остаётся стоять перед кроватью на одном колене, задумавшись о чём-то. Я выхожу в коридор, как можно тише прикрывая за собой дверь.





Глава 9




Говорят, что нельзя смотреть в настоящее лицо Морока. А если посмотришь – умрёшь.

Были безумцы, кто хотел заполучить маску слуги Тени, считая, что она придаст им невиданную силу, но поговаривают, что она рассыплется в руках жадного вора, оставив на нём метку, что утянет душу в Тень после смерти. Поэтому в действительности неизвестно, был ли хоть один глупец, кто решил проверить, правда ли это».

Малахий Зотов. Забытое о Марах и Мороках



В коридорах оглушительно тихо. Я рада, что большинство обитателей дворца уже спит, а стражи как минимум вдвое меньше. Тени Морока сегодня празднуют, и пока единицы вернулись в казармы. Поэтому никто не видит, как меня шатает, пока я иду по коридору в сторону главной лестницы. Никто не может заметить, как трясутся мои руки, когда я приваливаюсь к мраморной стене, прижимаюсь горячим лбом к холодному камню, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Мне приходится цепляться пальцами за широкие перила, чтобы колени не подогнулись, и я не рухнула с лестницы, пока спускаюсь на третий этаж к своей спальне в полумраке, разгоняемом только бликами от свечей и хрустальных люстр.

Дыхание и мысли медленно успокаиваются, я делаю шаг к своей комнате, когда слышу мелодию рояля. Замираю, цепляясь за звуки, пытаюсь отвлечься, и сворачиваю в противоположную сторону, двигаясь навстречу мелодии. Я сама никогда не умела играть и никогда не находила звуки этого инструмента чем-то удивительным. Любая знакомая мне музыка – это барабаны да струнные, которые всегда фоном звучат в шумных тавернах, или скрипки с фортепиано, что были неотъемлемым сопровождением на скучном балу в Ярате. Но мне никогда не доводилось почувствовать чарующую магию тихой мелодии, что одиноко течёт в ночи. Не доводилось насладиться музыкой, под которую не требуется танцевать, подчиняясь нормам и этикету. В храме сёстры, бывало, пели ради собственного развлечения, но всегда делали это без музыкального сопровождения.

Я иду, и мелодия становится громче, отражается от стен и потолка, кажется, что она окружает меня со всех сторон, успокаивая моё сознание, утешая после полученного отказа.

Мне стоило бы сразу догадаться, кого я увижу, когда войду в просторный полукруглый зал. Там рядом с двумя высокими окнами стоит белый рояль, а за ним король Серата. Вероятно, он единственный во всём дворце обучался этому с детства. Я выкидываю из головы мимолётную мысль о том, что Александр, вероятно, тоже умеет играть, и вновь концентрирую внимание на Северине.

Его пальцы порхают над клавишами, а на ноты он даже не смотрит, зная всё наизусть. Я слабо улыбаюсь, замечая, что сейчас Северин растрёпан, в простых чёрных штанах да белой рубашке. Он не грустит, склоняясь над инструментом, его мелодия скорее задумчива, может, ему нужно время, чтобы побыть наедине с самим собой, и я решаю уйти. Но мелодия обрывается на высокой ноте, когда мужчина замечает меня.

– Агата, – ласково тянет он. – Прости, я не знал, что ты здесь. Я тебя разбудил?

Он хлопает ладонью по кожаной банкетке, приглашая меня сесть рядом с ним. Я медлю, не зная, стоит ли оставаться, но не хочу сейчас быть одна и принимаю приглашение.

– Прости. Наша с Анной спальня на четвёртом этаже, и сюда я пришёл, думая, что никого не потревожу. Мне казалось, что вы с Александром ещё в городе, – неловко улыбаясь, он пытается пригладить торчащие волосы.

– Сестра спит?