Некоторое время мы молча смотрим друг на друга. И вдруг он протягивает мне мою фляжку, пухлую от воды. Недоверчиво взвешиваю ее в руках и, дрожащими пальцами открутив крышку, запрокидываю фляжку так высоко, что вода стекает по подбородку. Но после трех глотков я давлюсь и отбрасываю фляжку в сторону.
Вода соленая. Сколько бы я ни вытирала рот, сколько бы ни плевалась и ни кашляла, бесполезно. Вкус не пропадает. Как будто кто-то держит меня в море под водой.
Краем глаза замечаю, как ухмыляется фейри.
– Поговорим с тобой завтра.
Меня еще дважды стошнило после ухода фейри. На полу – лужицы мутной соленой воды вперемешку с желчью. Жажда, кажется, усилилась во сто крат от понимания такого коварства.
Беспокойно ворочаюсь на неудобной деревянной кровати, но пересохшее горло не дает мне уснуть. Внезапно ловлю себя на мысли, что я не чувствую голода. Дурной знак. Поглядываю на фляжку, что так и лежит в углу. Там наверняка еще есть несколько капель на донышке. Понимаю, что каждый глоток соленой воды может стать для меня смертельным, но не могу не поддаться искушению. Мне надо попить, я просто не могу думать ни о чем другом!
Нет, нельзя. Собираю в кулак остатки силы воли, беру фляжку и выливаю воду на пол. И жду.
Мох и пытки
Тридцатое декабря
Неван
Роуэн преклоняет передо мной колено.
– Она упряма.
– То есть так и не заговорила? – Внимательно рассматриваю шов перчатки, пытаясь сдержать свое недовольство. А я-то считал Роуэна профессионалом. И он так меня разочаровал.
– Но сегодня она все скажет. Сегодня она за глоток воды даже с гоблином в озере станцует. Голышом.
Тихо фыркаю. Да уж, больше никто из придворных не в состоянии меня рассмешить. Роуэн – единственный, кого я терплю на протяжении достаточно долгого времени.
– Ваше Высочество, не желаете ли, чтобы я отнесла пленнице еду?
Мы с Роуэном одновременно поворачиваем головы. Конечно, этот раздражающе-смиренный голос мог принадлежать только Сиф. И вид у нее, как всегда, жалкий. Ненавижу эту ее покорность, как она тихо и незаметно, будто мышь, старается пробежать по коридорам, при этом всегда готовая выполнить любую мою прихоть, надеясь быть хоть чем-то полезной. Кроме того, сейчас она мне помешала. А я ненавижу, когда мне мешают.
– Я тебя звал? – жестко спрашиваю я.
Сиф тушуется, склоняет голову еще ниже, так что ее платиново-белые волосы касаются пола.
– Нет, Ваше Высочество, но я…
Я медленно поднимаюсь с трона, и Роуэн поспешно отходит в сторону.
– А я отдавал распоряжение носить пленнице еду? – изо всех сил стараюсь оставаться спокойным.
– Да, вы говорили отнести ей через несколько дней хлеб и…
– В том случае, если она заговорит, – теряю я самообладание. Краем глаза замечаю, что Роуэну явно не по себе. Обычно ему удается скрывать свои мысли и эмоции от других фейри. Но в этот раз он забыл или не успел выставить ментальный барьер.
Сиф сжимается так, что становится похожа на маленького ребенка.
– Но я думала…
– О нет. Ты не думала. Если бы ты думала, то не перебивала бы меня и не появлялась здесь без моего вызова. И уж точно не выдумывала бы ничего лишнего.
Взгляд мой падает на ее светлые волосы, за которыми она всегда так тщательно следит. Может, она думает, что это ее преимущество, способное перекрыть все ее промахи, неуклюжесть и несовершенство?
– Волосы состричь, – командую я Роуэну. – Может, теперь научится использовать свою голову не только для причесок.
Первый рыцарь тут же приводит приговор в исполнение. Наверное, боится, что в случае неповиновения я отрежу ему одну из его любимых частей тела. Он вытаскивает меч и свободной рукой собирает волосы Сиф. Она едва успевает пикнуть, как он проводит лезвием в опасной близости к коже ее головы, едва не срезая ей скальп. И вот волосы падают на пол.
– Если уж так хочешь послужить человеческой девчонке, свяжи ей варежки из своих волос. В последний раз, когда я ее видел, она очень мерзла.
Я отворачиваюсь от Сиф, которая, едва сдерживая рыдания, собирает свои волосы с пола. Надеюсь, ей хватит ума не оставить ни одной пряди.
Верис
До моей камеры доносится мелодичный свист. Каждую минуту я использую, чтобы собраться с силами для воплощения моего плана. Но, когда веселая мелодия раздается совсем рядом, я вскакиваю на ноги, прогоняя с лица боль, страх и неуверенность.
Как только фейри – к счастью, не принц – подходит к решетке и видит меня, то перестает насвистывать.
Стою посреди клетки с вытянутой спиной и смотрю на него. Меня слегка качает, но по его взгляду понимаю, что моя стойкость внушает ему уважение. Это придает сил.
– Я не из касты Проклятых. Никаких способностей у меня нет. – Руки дрожат, а его взгляд скользит по моим обмороженным, пока не зажившим пальцам. – В боевых искусствах или приготовлении ядов я в лучшем случае посредственна, поэтому не представляю для вас никакой опасности. Так что, если вы планируете убить меня, сделайте это сейчас.
Он только присвистывает.
– Бьерна-а-ах.
Молча сужаю глаза.
– Бьернах значит, что ты гордая дама. Чересчур гордая. Чересчур заносчивая, если спросишь меня.
Прикладываю руку к груди, где мое некогда красивое платье сейчас украшают пятна.
– У этой бьернах, между прочим, есть имя. И титул, если для вас, фейри, это хоть что-то значит.
– И как же оно звучит?
– Верис Арбор, принцесса башни Золотая вышка в кор… – не успеваю закончить, так как фейри неожиданно фыркает. Возможно, потому что он знает, что означает мое имя. Весна. Так клишированно. Сама порой удивляюсь, как это пришло родителям в голову. Могли бы назвать меня, например, в честь весеннего цветка. И вот теперь мое имя стало еще одним поводом для его насмешек.
– Пить хочешь, Верис?
Сухожилия у меня на шее просто горят, потому что я изо всех сил стараюсь не кивнуть.
– Хватит мне докучать. Глупо пытать невиновную ради того, чтобы она созналась в поступках, которых не совершала. Или рассказала то, о чем ничего не знает.
– Прекрасно. Тогда ты сгниешь здесь, внизу, – и он поворачивается ко мне спиной.
Проходит лишь три удара сердца, и я сдаюсь.
– Пожалуйста, – жалобно зову я и ненавижу саму себя. – Дайте хотя бы немного воды. И одеяло, если вы хотя бы наполовину так же великодушны, как и могущественны.
Он оборачивается ко мне. По его глазам видно, какой жалкой он меня считает, раз я так быстро забыла о своей гордости и начала унижаться. Он поднимает руку.
– Будет тебе вода.
С открытым ртом наблюдаю, как стены подвала покрываются слоем льда. Это он сделал! Затем он покидает подвал. Пол тоже начинает леденеть, и я спешу на свою кровать, пока пятки не примерзли. Замерзший мох на полу трещит и ломается под моими шагами, а стопы краснеют.
Стараюсь не терять мужества. Молюсь, чтобы и кровать не заледенела, хотя вряд ли молитвы тут помогут. Кажется, даже воздух застыл от холода. Жжение и зуд в пальцах на ногах все усиливаются. Из синих они медленно становятся темно-фиолетовыми. Каждое движение заставляет меня шипеть от боли. Я сжимаю зубы, потому что не хочу поддаваться слабости. Я должна быть сильной. Но зубы стучат так сильно, что я уже не могу сдерживаться и разражаюсь слезами. Пытаюсь остановить их. Напрасно.
Тридцать первое декабря
Неван
– Сегодня она точно заговорит, Ваше Высочество, – объявляет Роуэн.
– Ты вчера то же самое говорил, – цежу я сквозь зубы.
Впрочем, мне уже все равно. Она давно должна была сломаться. Возможно, она просто очаровала Роуэна, и он смягчился к ней. Женщине достаточно броситься ему на шею, и вот он уже в ее власти. Его слишком легко окрутить. В любом случае я не намерен ждать дольше.
– Раз она наконец готова говорить, выслушаем ее. Все остальное мне неважно.
Спускаемся в подвал по винтовой лестнице, я первый, Роуэн за мной. Он что-то мне говорит, но я не слушаю его нытье. У него была возможность выговориться.
Девочка лежит в углу, сжавшись в комочек. Я даже не сразу смог разглядеть ее и решил было, что она сбежала. Руки и ноги у нее посинели, а от платья остались только грязные жалкие лохмотья.
– Ты должен был заставить ее говорить, а не убивать. – Ярость так и бурлит во мне. Впереди еще один год, в течение которого я снова не получу нужной информации.
Роуэн быстро открывает клетку и склоняется над ней.
– Она еще дышит.
Вода соленая. Сколько бы я ни вытирала рот, сколько бы ни плевалась и ни кашляла, бесполезно. Вкус не пропадает. Как будто кто-то держит меня в море под водой.
Краем глаза замечаю, как ухмыляется фейри.
– Поговорим с тобой завтра.
Меня еще дважды стошнило после ухода фейри. На полу – лужицы мутной соленой воды вперемешку с желчью. Жажда, кажется, усилилась во сто крат от понимания такого коварства.
Беспокойно ворочаюсь на неудобной деревянной кровати, но пересохшее горло не дает мне уснуть. Внезапно ловлю себя на мысли, что я не чувствую голода. Дурной знак. Поглядываю на фляжку, что так и лежит в углу. Там наверняка еще есть несколько капель на донышке. Понимаю, что каждый глоток соленой воды может стать для меня смертельным, но не могу не поддаться искушению. Мне надо попить, я просто не могу думать ни о чем другом!
Нет, нельзя. Собираю в кулак остатки силы воли, беру фляжку и выливаю воду на пол. И жду.
Мох и пытки
Тридцатое декабря
Неван
Роуэн преклоняет передо мной колено.
– Она упряма.
– То есть так и не заговорила? – Внимательно рассматриваю шов перчатки, пытаясь сдержать свое недовольство. А я-то считал Роуэна профессионалом. И он так меня разочаровал.
– Но сегодня она все скажет. Сегодня она за глоток воды даже с гоблином в озере станцует. Голышом.
Тихо фыркаю. Да уж, больше никто из придворных не в состоянии меня рассмешить. Роуэн – единственный, кого я терплю на протяжении достаточно долгого времени.
– Ваше Высочество, не желаете ли, чтобы я отнесла пленнице еду?
Мы с Роуэном одновременно поворачиваем головы. Конечно, этот раздражающе-смиренный голос мог принадлежать только Сиф. И вид у нее, как всегда, жалкий. Ненавижу эту ее покорность, как она тихо и незаметно, будто мышь, старается пробежать по коридорам, при этом всегда готовая выполнить любую мою прихоть, надеясь быть хоть чем-то полезной. Кроме того, сейчас она мне помешала. А я ненавижу, когда мне мешают.
– Я тебя звал? – жестко спрашиваю я.
Сиф тушуется, склоняет голову еще ниже, так что ее платиново-белые волосы касаются пола.
– Нет, Ваше Высочество, но я…
Я медленно поднимаюсь с трона, и Роуэн поспешно отходит в сторону.
– А я отдавал распоряжение носить пленнице еду? – изо всех сил стараюсь оставаться спокойным.
– Да, вы говорили отнести ей через несколько дней хлеб и…
– В том случае, если она заговорит, – теряю я самообладание. Краем глаза замечаю, что Роуэну явно не по себе. Обычно ему удается скрывать свои мысли и эмоции от других фейри. Но в этот раз он забыл или не успел выставить ментальный барьер.
Сиф сжимается так, что становится похожа на маленького ребенка.
– Но я думала…
– О нет. Ты не думала. Если бы ты думала, то не перебивала бы меня и не появлялась здесь без моего вызова. И уж точно не выдумывала бы ничего лишнего.
Взгляд мой падает на ее светлые волосы, за которыми она всегда так тщательно следит. Может, она думает, что это ее преимущество, способное перекрыть все ее промахи, неуклюжесть и несовершенство?
– Волосы состричь, – командую я Роуэну. – Может, теперь научится использовать свою голову не только для причесок.
Первый рыцарь тут же приводит приговор в исполнение. Наверное, боится, что в случае неповиновения я отрежу ему одну из его любимых частей тела. Он вытаскивает меч и свободной рукой собирает волосы Сиф. Она едва успевает пикнуть, как он проводит лезвием в опасной близости к коже ее головы, едва не срезая ей скальп. И вот волосы падают на пол.
– Если уж так хочешь послужить человеческой девчонке, свяжи ей варежки из своих волос. В последний раз, когда я ее видел, она очень мерзла.
Я отворачиваюсь от Сиф, которая, едва сдерживая рыдания, собирает свои волосы с пола. Надеюсь, ей хватит ума не оставить ни одной пряди.
Верис
До моей камеры доносится мелодичный свист. Каждую минуту я использую, чтобы собраться с силами для воплощения моего плана. Но, когда веселая мелодия раздается совсем рядом, я вскакиваю на ноги, прогоняя с лица боль, страх и неуверенность.
Как только фейри – к счастью, не принц – подходит к решетке и видит меня, то перестает насвистывать.
Стою посреди клетки с вытянутой спиной и смотрю на него. Меня слегка качает, но по его взгляду понимаю, что моя стойкость внушает ему уважение. Это придает сил.
– Я не из касты Проклятых. Никаких способностей у меня нет. – Руки дрожат, а его взгляд скользит по моим обмороженным, пока не зажившим пальцам. – В боевых искусствах или приготовлении ядов я в лучшем случае посредственна, поэтому не представляю для вас никакой опасности. Так что, если вы планируете убить меня, сделайте это сейчас.
Он только присвистывает.
– Бьерна-а-ах.
Молча сужаю глаза.
– Бьернах значит, что ты гордая дама. Чересчур гордая. Чересчур заносчивая, если спросишь меня.
Прикладываю руку к груди, где мое некогда красивое платье сейчас украшают пятна.
– У этой бьернах, между прочим, есть имя. И титул, если для вас, фейри, это хоть что-то значит.
– И как же оно звучит?
– Верис Арбор, принцесса башни Золотая вышка в кор… – не успеваю закончить, так как фейри неожиданно фыркает. Возможно, потому что он знает, что означает мое имя. Весна. Так клишированно. Сама порой удивляюсь, как это пришло родителям в голову. Могли бы назвать меня, например, в честь весеннего цветка. И вот теперь мое имя стало еще одним поводом для его насмешек.
– Пить хочешь, Верис?
Сухожилия у меня на шее просто горят, потому что я изо всех сил стараюсь не кивнуть.
– Хватит мне докучать. Глупо пытать невиновную ради того, чтобы она созналась в поступках, которых не совершала. Или рассказала то, о чем ничего не знает.
– Прекрасно. Тогда ты сгниешь здесь, внизу, – и он поворачивается ко мне спиной.
Проходит лишь три удара сердца, и я сдаюсь.
– Пожалуйста, – жалобно зову я и ненавижу саму себя. – Дайте хотя бы немного воды. И одеяло, если вы хотя бы наполовину так же великодушны, как и могущественны.
Он оборачивается ко мне. По его глазам видно, какой жалкой он меня считает, раз я так быстро забыла о своей гордости и начала унижаться. Он поднимает руку.
– Будет тебе вода.
С открытым ртом наблюдаю, как стены подвала покрываются слоем льда. Это он сделал! Затем он покидает подвал. Пол тоже начинает леденеть, и я спешу на свою кровать, пока пятки не примерзли. Замерзший мох на полу трещит и ломается под моими шагами, а стопы краснеют.
Стараюсь не терять мужества. Молюсь, чтобы и кровать не заледенела, хотя вряд ли молитвы тут помогут. Кажется, даже воздух застыл от холода. Жжение и зуд в пальцах на ногах все усиливаются. Из синих они медленно становятся темно-фиолетовыми. Каждое движение заставляет меня шипеть от боли. Я сжимаю зубы, потому что не хочу поддаваться слабости. Я должна быть сильной. Но зубы стучат так сильно, что я уже не могу сдерживаться и разражаюсь слезами. Пытаюсь остановить их. Напрасно.
Тридцать первое декабря
Неван
– Сегодня она точно заговорит, Ваше Высочество, – объявляет Роуэн.
– Ты вчера то же самое говорил, – цежу я сквозь зубы.
Впрочем, мне уже все равно. Она давно должна была сломаться. Возможно, она просто очаровала Роуэна, и он смягчился к ней. Женщине достаточно броситься ему на шею, и вот он уже в ее власти. Его слишком легко окрутить. В любом случае я не намерен ждать дольше.
– Раз она наконец готова говорить, выслушаем ее. Все остальное мне неважно.
Спускаемся в подвал по винтовой лестнице, я первый, Роуэн за мной. Он что-то мне говорит, но я не слушаю его нытье. У него была возможность выговориться.
Девочка лежит в углу, сжавшись в комочек. Я даже не сразу смог разглядеть ее и решил было, что она сбежала. Руки и ноги у нее посинели, а от платья остались только грязные жалкие лохмотья.
– Ты должен был заставить ее говорить, а не убивать. – Ярость так и бурлит во мне. Впереди еще один год, в течение которого я снова не получу нужной информации.
Роуэн быстро открывает клетку и склоняется над ней.
– Она еще дышит.