– Абсолютно. Говорю тебе, они никем не заинтересовались. Поэтому соберись и порви их всех, – хлопнула ее по плечу, она нервно улыбнулась.
– Катерина! – услышала я голос режиссера. – Где мой кофе?
– Ладно, Марика, я побежала. Не пуха тебе, – сжала руки в кулаки.
– К черту! – ответила подруга и уверенно направилась на сцену.
– Вот, Василий Петрович, я заварила свежий, – принесла кофе режиссеру. – Если вы не против следующую артистку я бы посмотрела с вами.
Он коротко кивнул, а я присела рядом с ним. Марика выплыла на сцену, словно грациозная птица. Вся в образе Татьяны из «Евгения Онегина». Именно этот роман собирались поставить в новом сезоне. Она присела за маленький столик на сцене и неуверенно взяла перо в руки. Покрутив его долю секунды, она приступила к декламированнию письма Татьяны, делая вид, что записывает свои слова:
«Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать…»
Марика поднялась со своего места и направила свой взгляд в пустоту зала:
«Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня…»
Вздохнув и прижав помятый листочек к груди, она продолжила:
«Сначала я молчать хотела;
Поверьте: моего стыда
Вы не узнали б никогда,
Когда б надежду я имела
Хоть редко, хоть в неделю раз
В деревне нашей видеть вас,
Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить, и потом
Все думать, думать об одном
И день и ночь до новой встречи…»1
В глазах Марики блеснули слезы, голос дрогнул, и режиссер оживился. Он отставил чашку с кофе, прищурил глаза и с интересом уставился на Марику, которая в свою очередь продолжала декламировать, задевая самые потаенные струнки души каждого. Труппа столпилась за кулисами, почти выйдя на сцену. Все, разинув рот, наблюдали за игрой актрисы. И как ей одной удается держать столько народу в напряжении? К концу письма я поняла, что и по моим щекам струятся слезы. Приняв на себя страдания юной героини, в груди образовался большой комок, который начал душить и дышать стало тяжело. Тихонько всхлипнув, я обернулась на директора и режиссера. Василий Петрович подал мне бумажный платок, я, благодарно кивнув, приняла его и утерла слезы.
– Достаточно! – воскликнул режиссер.
Марика поклонилась и удалилась также грациозно, как и появилась. Позже, когда результаты кастинга мне стали понятны, я ворвалась в гримерку к Марике. Она явно нервничала, покусывая заусенчики на пальчиках. Она всегда так делала еще с детства. Я состряпала не проницаемое лицо и остановилась позади нее.
– Ну что? – воскликнула она, глядя на мое отражение в зеркале.
– Что ж, я вынуждена тебе сказать одну вещь… – опустила я взгляд.
– Катя, ты издеваешься?! – повернулась она ко мне и уставилась свирепым взглядом. Я улыбнулась ей.
– Тебя утвердили, расслабься, – радостно заявила я.
– Правда?! – я кивнула.
Марика подскочила и кинулась мне на шею, чуть пошатнув меня. И как она могла сомневаться в своих способностях? Мне и, кстати не только мне, было понятно – ей нет равных в нашем театре.
– Боже! Я не верю! – восторженно визжала она мне в ухо. Я оглушенная вырвалась из ее хватки.
– Это было очевидно. Все рыдали, даже я.
– Сейчас я буду рыдать, – махая ладошками себе на глаза, воскликнула подруга.
– Да брось, ты самая достойная, поверь мне.
– Так мы должны это отметить. Сегодня едем тусить! – заметалась она по гримерке, хватая свои вещи.
– Не уверенна. Мне еще с Цезарем нужно погулять, – присела я на диванчик у противоположной от туалетного столика стены.
– Милая, я настаиваю! Ты мой ангел хранитель!
Она сложила ладошки в молящую позу и так жалобно посмотрела на меня, что у меня не осталось другого выхода, кроме как согласиться.
– Ну ладно, уговорила.
Марика радостно подпрыгнула и звонко чмокнула меня в щеку. А я сжалась в комок. Мне все еще было сложно открыто демонстрировать свои чувства людям. Хотя дружба с Марикой потихоньку растапливало мое сердце. А возможно оно начало таять за долго до этого. В тот миг, когда в моей жизни появился Ники… снова он заполнил мои мысли. Безумная тоска одолела душу. Стало больно и грустно, но много легче, чем полгода назад.
Мы выехали около семи вечера. Марика настояла на том, чтобы воспользоваться услугами каршеринга. Она выбрала «бомбический» коктейль бар, и мы просто обязаны попробовать минимум по три напитка.
– А какие там бармены! Ты просто рухнешь! – рекламировала она мне заведение, где я еще ни разу не была.
– Ты же знаешь, мне сейчас не до барменов, – разглядывая пейзажи исторического центра, ответила я.
– Тебя никто в Загс не заставляет с ними бежать. Развлечься то можно? – раздраженно фыркнула она, а я улыбнулась. Мне забавляло в ней то, что она пыталась всячески меня встряхнуть. Оживить, так она говорила.
Мы проехали Дворцовый мост и остановились на пешеходном светофоре, на стрелке Васильевского острова. Люблю эту часть города. Особенно в это время суток. Весеннее солнышко уже садится за горизонт, оставляя алые блики на воде и Ростральных колонах. Туристы слоняют туда-сюда, влюбленные парочки прогуливаются по парку. А вот группа байкеров толпиться у одной из колон. Видно, что им довольно весело. Они радостно приветствуют вновь прибывших ребят. А один даже машет в нашу сторону. Оглядевшись, я нашла по соседству с нами человека на мотоцикле. Почему человека? Да потому что под всей их экипировкой сложно определить пол пилота. Мой взгляд вернулся к толпе у колоны. Боже, что это?! Легкая дрожь пробежала по позвоночнику. Я задержала дыхание и вцепилась в ремень безопасности с такой силой, что мышцы рук свело судорогой. Я всматривалась вдаль. Один из мотоциклов был мне очень хорошо знаком. Я боялась себе сознаться, что это он, но отвести глаз от толпы, тоже была не в состоянии. Судорожно ища глазами человека, которого все эти месяцы пыталась выкинуть из головы. Я его не увидела, а сигнал светофора сменился на зеленый и машина тронулась.
– Тормози! – сама не знаю, почему завопила я.
– Что? Ты с ума сошла? – возмутилась Марика.
– Марика, прошу тебя, остановись. Это очень важно, – взмолилась я.
– Ладно, только успокойся.
Марика остановилась на парковке возле компании байкеров. Я выскочила, словно ужаленная пчелой и только сейчас поняла, что сглупила. Зачем? Мне не нужна встреча с ним. Нужно остановиться пока не поздно и улепетывать. Я развернулась к машине и схватилась за дверную ручку.
– Ты в порядке? – вышла Марика и взглянула на меня поверх крыши. – Если мы надолго, я тогда закончу поездку.
– Нет, ненадолго. Поехали, – заявила я.
– Кать, ты пугаешь меня. Ты побелела словно полотно. Что случилось-то?
Я громко вздохнула и уткнулась лбом в холодный металл кузова авто. Как поступить? Что делать? Если я сейчас уеду, буду ли я жалеть? А если останусь, чего добьюсь? Я просто хочу увидеть его, поговорить, узнать, как он жил все это время. Разве это противозаконно? По-моему, нет. В любом случае я его там не нашла. Может это и не его мотоцикл вовсе.
– Марика, я ненадолго.
Я направилась к компании байкеров, решив, что если уеду, то не прощу себе. Я подошла к мотоциклу предположительно Ники и замерла, рассматривая его. Я не уверенна, но он очень похож. Аккуратно кончиком пальца я прошлась по бензобаку.
– Что хотела, лапуля?
Окликнул меня незнакомый голос. Я вздрогнула от неожиданности и прижала ладонь к груди, переведя взгляд на источник звука. Парень, что задал мне вопрос, восседал на черном мотоцикле, похабно улыбаясь. Я замерла, рассматривая его выбритые виски и собранный хвостик на затылке. Рыжая бородка делала его старше, а карие глаза выдавали в нем молодого парня. Он был одет в потертые черные джинсы и кожаную куртку, из-под которой выступал ворот, темно синей футболки. Шея и костяшки пальцев были покрыты татуировками. Думаю на скрытых частях тела расклад не лучше. Его брутальный вид не внушал доверия. Я растерялась, а он нагло шарил по мне взглядом.
– Что язык проглотила? Непарься мы не кусаемся, – улыбка его стала еще шире.
Я немного пришла в себя и, собравшись с духом спросила:
– Этот мотоцикл мне знаком. А где его владелец?
– Тьфу, я-то думал, тебе приглянулся я, а не эта развалюха, – фыркнул он.
– Мне приглянулся не мотоцикл, я хочу узнать, где его хозяин, – довольно грубо ответила я.
Парень вмиг слез со своего байка и направился ближе ко мне, я инстинктивно шарахнулась от него.
– Не боись, крошка, я не кусаюсь, – предугадав мою реакцию, сказал он.
– Я не боюсь тебя, – прищурив глаза, ответила я. Это была ложь. Конечно, я его опасалась. Он выглядел угрожающе, взгляд дерзкий, наглый. Он всем видом будто кричал: «Держись от меня подальше».
– Тогда прыгай, прокачу, – махнув головой в сторону своего мотоцикла, улыбнулся он.
– Ну, уж нет! Я и мотоциклы несовместимы, – я скрестила руки на груди, инстинктивно закрываясь от него.
– Тогда какого хрена приперлась? – я удивленно вытаращила глаза на него. Его грубость поставила меня в тупик на секунду.
– Мне казалось, я уже ответила, – собравшись с духом, довольно неуверенно ответила я.
Он двинулся ближе ко мне. Я растерялась еще больше, оперившись руками на байк предположительно Ники. Эта машина отрезала мне путь к отступлению, а этот нахал все больше вторгался в мое личное пространство. Я начала паниковать, испуганно озираясь по сторонам, как меня окликнул голос, который я уже отчаялась услышать.
– Катерина! – услышала я голос режиссера. – Где мой кофе?
– Ладно, Марика, я побежала. Не пуха тебе, – сжала руки в кулаки.
– К черту! – ответила подруга и уверенно направилась на сцену.
– Вот, Василий Петрович, я заварила свежий, – принесла кофе режиссеру. – Если вы не против следующую артистку я бы посмотрела с вами.
Он коротко кивнул, а я присела рядом с ним. Марика выплыла на сцену, словно грациозная птица. Вся в образе Татьяны из «Евгения Онегина». Именно этот роман собирались поставить в новом сезоне. Она присела за маленький столик на сцене и неуверенно взяла перо в руки. Покрутив его долю секунды, она приступила к декламированнию письма Татьяны, делая вид, что записывает свои слова:
«Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать…»
Марика поднялась со своего места и направила свой взгляд в пустоту зала:
«Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня…»
Вздохнув и прижав помятый листочек к груди, она продолжила:
«Сначала я молчать хотела;
Поверьте: моего стыда
Вы не узнали б никогда,
Когда б надежду я имела
Хоть редко, хоть в неделю раз
В деревне нашей видеть вас,
Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить, и потом
Все думать, думать об одном
И день и ночь до новой встречи…»1
В глазах Марики блеснули слезы, голос дрогнул, и режиссер оживился. Он отставил чашку с кофе, прищурил глаза и с интересом уставился на Марику, которая в свою очередь продолжала декламировать, задевая самые потаенные струнки души каждого. Труппа столпилась за кулисами, почти выйдя на сцену. Все, разинув рот, наблюдали за игрой актрисы. И как ей одной удается держать столько народу в напряжении? К концу письма я поняла, что и по моим щекам струятся слезы. Приняв на себя страдания юной героини, в груди образовался большой комок, который начал душить и дышать стало тяжело. Тихонько всхлипнув, я обернулась на директора и режиссера. Василий Петрович подал мне бумажный платок, я, благодарно кивнув, приняла его и утерла слезы.
– Достаточно! – воскликнул режиссер.
Марика поклонилась и удалилась также грациозно, как и появилась. Позже, когда результаты кастинга мне стали понятны, я ворвалась в гримерку к Марике. Она явно нервничала, покусывая заусенчики на пальчиках. Она всегда так делала еще с детства. Я состряпала не проницаемое лицо и остановилась позади нее.
– Ну что? – воскликнула она, глядя на мое отражение в зеркале.
– Что ж, я вынуждена тебе сказать одну вещь… – опустила я взгляд.
– Катя, ты издеваешься?! – повернулась она ко мне и уставилась свирепым взглядом. Я улыбнулась ей.
– Тебя утвердили, расслабься, – радостно заявила я.
– Правда?! – я кивнула.
Марика подскочила и кинулась мне на шею, чуть пошатнув меня. И как она могла сомневаться в своих способностях? Мне и, кстати не только мне, было понятно – ей нет равных в нашем театре.
– Боже! Я не верю! – восторженно визжала она мне в ухо. Я оглушенная вырвалась из ее хватки.
– Это было очевидно. Все рыдали, даже я.
– Сейчас я буду рыдать, – махая ладошками себе на глаза, воскликнула подруга.
– Да брось, ты самая достойная, поверь мне.
– Так мы должны это отметить. Сегодня едем тусить! – заметалась она по гримерке, хватая свои вещи.
– Не уверенна. Мне еще с Цезарем нужно погулять, – присела я на диванчик у противоположной от туалетного столика стены.
– Милая, я настаиваю! Ты мой ангел хранитель!
Она сложила ладошки в молящую позу и так жалобно посмотрела на меня, что у меня не осталось другого выхода, кроме как согласиться.
– Ну ладно, уговорила.
Марика радостно подпрыгнула и звонко чмокнула меня в щеку. А я сжалась в комок. Мне все еще было сложно открыто демонстрировать свои чувства людям. Хотя дружба с Марикой потихоньку растапливало мое сердце. А возможно оно начало таять за долго до этого. В тот миг, когда в моей жизни появился Ники… снова он заполнил мои мысли. Безумная тоска одолела душу. Стало больно и грустно, но много легче, чем полгода назад.
Мы выехали около семи вечера. Марика настояла на том, чтобы воспользоваться услугами каршеринга. Она выбрала «бомбический» коктейль бар, и мы просто обязаны попробовать минимум по три напитка.
– А какие там бармены! Ты просто рухнешь! – рекламировала она мне заведение, где я еще ни разу не была.
– Ты же знаешь, мне сейчас не до барменов, – разглядывая пейзажи исторического центра, ответила я.
– Тебя никто в Загс не заставляет с ними бежать. Развлечься то можно? – раздраженно фыркнула она, а я улыбнулась. Мне забавляло в ней то, что она пыталась всячески меня встряхнуть. Оживить, так она говорила.
Мы проехали Дворцовый мост и остановились на пешеходном светофоре, на стрелке Васильевского острова. Люблю эту часть города. Особенно в это время суток. Весеннее солнышко уже садится за горизонт, оставляя алые блики на воде и Ростральных колонах. Туристы слоняют туда-сюда, влюбленные парочки прогуливаются по парку. А вот группа байкеров толпиться у одной из колон. Видно, что им довольно весело. Они радостно приветствуют вновь прибывших ребят. А один даже машет в нашу сторону. Оглядевшись, я нашла по соседству с нами человека на мотоцикле. Почему человека? Да потому что под всей их экипировкой сложно определить пол пилота. Мой взгляд вернулся к толпе у колоны. Боже, что это?! Легкая дрожь пробежала по позвоночнику. Я задержала дыхание и вцепилась в ремень безопасности с такой силой, что мышцы рук свело судорогой. Я всматривалась вдаль. Один из мотоциклов был мне очень хорошо знаком. Я боялась себе сознаться, что это он, но отвести глаз от толпы, тоже была не в состоянии. Судорожно ища глазами человека, которого все эти месяцы пыталась выкинуть из головы. Я его не увидела, а сигнал светофора сменился на зеленый и машина тронулась.
– Тормози! – сама не знаю, почему завопила я.
– Что? Ты с ума сошла? – возмутилась Марика.
– Марика, прошу тебя, остановись. Это очень важно, – взмолилась я.
– Ладно, только успокойся.
Марика остановилась на парковке возле компании байкеров. Я выскочила, словно ужаленная пчелой и только сейчас поняла, что сглупила. Зачем? Мне не нужна встреча с ним. Нужно остановиться пока не поздно и улепетывать. Я развернулась к машине и схватилась за дверную ручку.
– Ты в порядке? – вышла Марика и взглянула на меня поверх крыши. – Если мы надолго, я тогда закончу поездку.
– Нет, ненадолго. Поехали, – заявила я.
– Кать, ты пугаешь меня. Ты побелела словно полотно. Что случилось-то?
Я громко вздохнула и уткнулась лбом в холодный металл кузова авто. Как поступить? Что делать? Если я сейчас уеду, буду ли я жалеть? А если останусь, чего добьюсь? Я просто хочу увидеть его, поговорить, узнать, как он жил все это время. Разве это противозаконно? По-моему, нет. В любом случае я его там не нашла. Может это и не его мотоцикл вовсе.
– Марика, я ненадолго.
Я направилась к компании байкеров, решив, что если уеду, то не прощу себе. Я подошла к мотоциклу предположительно Ники и замерла, рассматривая его. Я не уверенна, но он очень похож. Аккуратно кончиком пальца я прошлась по бензобаку.
– Что хотела, лапуля?
Окликнул меня незнакомый голос. Я вздрогнула от неожиданности и прижала ладонь к груди, переведя взгляд на источник звука. Парень, что задал мне вопрос, восседал на черном мотоцикле, похабно улыбаясь. Я замерла, рассматривая его выбритые виски и собранный хвостик на затылке. Рыжая бородка делала его старше, а карие глаза выдавали в нем молодого парня. Он был одет в потертые черные джинсы и кожаную куртку, из-под которой выступал ворот, темно синей футболки. Шея и костяшки пальцев были покрыты татуировками. Думаю на скрытых частях тела расклад не лучше. Его брутальный вид не внушал доверия. Я растерялась, а он нагло шарил по мне взглядом.
– Что язык проглотила? Непарься мы не кусаемся, – улыбка его стала еще шире.
Я немного пришла в себя и, собравшись с духом спросила:
– Этот мотоцикл мне знаком. А где его владелец?
– Тьфу, я-то думал, тебе приглянулся я, а не эта развалюха, – фыркнул он.
– Мне приглянулся не мотоцикл, я хочу узнать, где его хозяин, – довольно грубо ответила я.
Парень вмиг слез со своего байка и направился ближе ко мне, я инстинктивно шарахнулась от него.
– Не боись, крошка, я не кусаюсь, – предугадав мою реакцию, сказал он.
– Я не боюсь тебя, – прищурив глаза, ответила я. Это была ложь. Конечно, я его опасалась. Он выглядел угрожающе, взгляд дерзкий, наглый. Он всем видом будто кричал: «Держись от меня подальше».
– Тогда прыгай, прокачу, – махнув головой в сторону своего мотоцикла, улыбнулся он.
– Ну, уж нет! Я и мотоциклы несовместимы, – я скрестила руки на груди, инстинктивно закрываясь от него.
– Тогда какого хрена приперлась? – я удивленно вытаращила глаза на него. Его грубость поставила меня в тупик на секунду.
– Мне казалось, я уже ответила, – собравшись с духом, довольно неуверенно ответила я.
Он двинулся ближе ко мне. Я растерялась еще больше, оперившись руками на байк предположительно Ники. Эта машина отрезала мне путь к отступлению, а этот нахал все больше вторгался в мое личное пространство. Я начала паниковать, испуганно озираясь по сторонам, как меня окликнул голос, который я уже отчаялась услышать.