И тот растерянно заморгал:
– Я не знаю.
Ольга едва не бегом ворвалась в дом, пронеслась через опустевшие комнаты. Никого. Только вышколенная прислуга с удивлением глядела на хозяйку. Где они? Где Маша? Развороченная постель в детской, разбросанные по полу вещи.
– Мистер Бериша уехал куда-то рано утром, я еще спала, – пролепетала испуганная нянька. – Нашу милую Мэри он забрал с собой.
Ни Михаила, ни Ивана тоже не было в доме. Мобильные их молчали.
Так.
Неужели она опоздала и случилось то, чего она больше всего боялась в заключении? Она ведь знала, что кто-то из них предатель. И теперь по всему выходило, что это Иван. Надежный и по-собачьи преданный Ваня. Это он сдал ее, это он, воспользовавшись ее отсутствием, увез куда-то Ника и дочь. Для чего? Что ему нужно?
Она поступилась всем, что имела, своим словом, своей честью, только чтобы спасти их. Неужели все было напрасно? Живы ли они еще?
И как ей теперь действовать? Кому из людей еще можно доверять? Кого Иван не успел перекупить, ведь он правил тут безраздельно, она доверяла ему. Дура, какая же дура! Неужели жизнь ее ничему не научила?
Нужно успокоиться, сосредоточиться. Она не из тех, кто перед лицом беды бьется в истерике, становясь совершенно бесполезной. Она найдет способ, придумает.
И в эту минуту зазвонил телефон.
Наверное, она с первого же мгновения, обежав пустой дом, подспудно догадалась, что все это дело рук Олега. Никто из тех, кого она сдала, не успел бы узнать обо всем и начать действовать так быстро. Единственный, кто знал о ее освобождении, – это Олег. Проклятый Олег Рогов! Почему же она не убила его за все эти годы? Ведь можно же, можно было с ним разобраться раз и навсегда. Зачем она втянулась в эту игру, в смертельные кошки-мышки? Из азарта? Из детского желания снова и снова обводить вокруг пальца спятившего на ней мента?
На доказательства Рогов не поскупился, отправился в трюм и по видеосвязи показал ей и Николаса и Марию. И Ольге на мгновение стало легче: по крайней мере, они пока были живы.
Но Олег рассчитал верно. Баржа стояла метрах в 300 от причала. Шлюпка будет хорошо просматриваться, значит, она может быть только одна. И Олег ее обязательно обыщет. Предложение прилететь на одноместном вертолете Рогов отверг сразу же. Только шлюпка, только одна Ольга на борту.
Это значило отправиться на верную смерть. Она успела неплохо изучить Олежека за прошедшие годы и понимала, что на ней он свихнулся конкретно. Никакой торг, никакая сделка его не устроит. Ему нужна ее голова. И нужна так сильно, что он не побоялся пойти на должностное преступление, ослушаться приказа и начать войну. Что ж, она сразу знала, что жить ей осталось недолго. Не предполагала, конечно, что настолько. Но это ничего. Лишь бы он отпустил Ника и Машу.
Огромная баржа темнела впереди, на фоне портовых конструкций. В солнечное стамбульское небо тянулись стрелы кранов и других механизмов. О борта шлюпки ударялась вода. И Ольга вдруг вспомнила, как Николас катал ее на лодке вблизи берегов Крита. Как солнце жарко гладило их безмятежные головы, как терпко пахло морем и каким безбрежным, бесконечным казалось это нечаянное, вырванное у судьбы счастье. Счастье, на которое она не имела права и которое должно было рано или поздно обернуться против нее.
В тот день она призналась ему, что беременна. И он, ополоумев от счастья, исступленно целовал ее и мечтал, каким сорванцом вырастет их ребенок.
Николас, милый, только держись. Береги Машу. Я уже близко.
* * *
Он подвел Ольгу. Эта мысль сидела в голове гвоздем. По его вине случилось то, что случилось.
Все эти годы Иван тщательнейшим образом проверял каждого человека, который получал хотя бы косвенный доступ к Ольге и синдикату. Понятно, святых не было, но он в подробностях знал о каждом – где у него косяки, где крючки, которыми при случае можно будет зацепить, где гнильца, которая может вскрыться. Неожиданностей для него не существовало.
Мишку он, ясно, тоже проверил. И тщательно. Вроде бы подвоха нигде не было. Но выходило, что что-то он упустил, где-то просчитался. Может, то, что некогда они были товарищами по оружию, застило ему глаза. А может, его слишком хорошо готовили, подчистили все концы так, что и не подкопаешься. Но в том, что крысой был Мишка, уже не осталось сомнений.
Как только Ольгу схватили, он понял, что кто-то сдал их, кто-то из самых близких. И в первые же часы после ее исчезновения напичкал «жучками» все, что мог: дома, машины, личные вещи всех, кого мог подозревать. Когда ставил маячок в машину, на которой ездил Мишка, честно сказать, плевался от гадливости. Они ведь были товарищи по оружию, кровью повязаны, а он такую поганку сделал. Но поставил все же – и слава богу. Потому что, пока он рыскал, пытаясь разузнать, куда увезли Ольгу и как ей помочь, Мишка исчез. А вместе с ним исчезли сраный греческий недотепа и ребенок. И, не будь в тачке маячка, Иван не греб бы сейчас бесшумно, стараясь незаметно подойти к барже.
Он хорошо подготовился, под курткой был жилет, густо начиненный тротиловыми шашками, нож, два пистолета с глушителями. Если не выйдет положить ублюдков, значит, он взорвет всю эту херомантию к чертовой матери. Только бы успеть вывести ребенка, и пусть все взлетит на воздух. Вместе с ним, да. Потому что он облажался. Он подвел хозяйку и заслуживает пули в башку.
Вблизи баржи в нос ударило едким запахом солярки. Иван подгреб вплотную, зацепился концом каната за какой-то крюк и привязал лодку. Затем подтянулся на руках, полез вверх. Двигаться увешанным тяжелым взрывчатым поясом было трудно, пот заливал глаза. Поравнявшись с мутным окошком, он, зависнув на одной руке, прикладом выбил его и скатился внутрь. Хорошо, что махину эту знал как свои пять пальцев – сам не раз осматривал перед приездом Ольги один из машинных отсеков. Тут никого не будет.
Иван осмотрелся и приладил конец каната (который, выбираясь с шлюпки, обмотал вокруг пояса) к жестяной раме окна. Вот так. Теперь отсюда можно будет спуститься и уплыть. Осталось найти этого ушлепка.
Иван, прижимаясь к стене, пробирался по коридорам баржи. Сколько здесь человек? Чем они вооружены? Все это было ему неизвестно. Вступать в бой с целой армией не было смысла, один он с ними не справится, риск слишком велик. Найти, где Олег заточил грека с ребенком, освободить их, а потом уже можно будет пустить всех оставшихся на воздух.
Подобравшись ближе к капитанской каюте, он расслышал голоса и затаился. Разведать обстановку, понять, с чем придется иметь дело.
– Рогов, – орал искаженный динамиком голос. – Ты где? Почему до сих пор не в аэропорту? Ждут одного тебя.
– Я подъезжаю, Павел Константинович, – отозвались совсем рядом.
Рогов! Он узнал этот голос. Что ж, можно было догадаться, что за Ольгой явится именно он. Но почему он врет начальству?
– Давай там мухой! – ревел бас из динамика телефона. Видимо, Олежек разговаривал по громкой связи. – Операция завершена, тебя отозвали, ты помнишь? Чтоб никакой мне самодеятельности.
– Слушаюсь, товарищ генерал, – отчеканил Олег.
Отозвали… Вот оно что. Значит, всю эту петрушку Рогов замутил самовольно, и власти о ней не в курсе. Совсем крышей поехал, гад. Но это хорошо, хорошо. Значит, никакой армии у него тут нет. Максимум двое, он сам и Михаил. Разобраться с ними труда не составит. Но и опасно тоже. Слетевший с катушек, ослушавшийся приказа хрен способен на что угодно. Нужно быстрее выводить отсюда ребенка. Ну и долбанутого папашу заодно, хотя этого Иван с легким сердцем оставил бы разбираться с психом Роговым.
Где они могут быть? Где-то в нижнем отделении, в одном из трюмов. Пригнувшись, он бесшумно побежал туда, спустился по металлической лестнице. Пролет, еще один… И из-за угла навстречу выскочил предатель Мишка.
Глаза его округлились, физиономия вытянулась. Никак не ожидал увидеть старого боевого товарища? Иван выстрелил, почти не целясь. Глухой хлопок прозвучал по узким коридорам. Но Мишка, сам опытный военный, успел отпрыгнуть за угол и уже оттуда ответил выстрелом. Иван прижался к стене, переждал. Покопавшись в карманах, вытащил пачку сигарет и, зная, что Михаил отреагирует на движение, швырнул ее за угол. Прогрохотал выстрел, и Иван, воспользовавшись секундной паузой, за которую Михаил должен был снова взвести курок, прыгнул и выстрелил снова. И еще раз.
Мишка, хрипя, осел на пол. На плече его, багровея, расплывалось сырое пятно, лицо на глазах приобретало землистый цвет, глаза тускнели. Оружие выпало из слабеющей руки, и Иван на всякий случай носком ботинка отправил его в угол.
– Тварь! – бросил он, остановившись на мгновение над Михаилом и обшаривая его карманы в поисках ключей. А добыв связку, выплюнул. – Я ж тебе, ублюдку, поверил…
Он собирался добить его контрольным в голову, хотя на вид в этом не было необходимости. Но тут за одной из металлических дверей коридора забились, замычали придушенным голосом. И Иван рванул туда. Терять время было нельзя. Если он просчитался и у Олега тут еще есть люди, на шум кто-нибудь обязательно прибежит.
За дверью, как и ожидалось, находился греческий долбоклюй. Его смазливая рожа осунулась, под левым глазом темнел фингал, бровь была рассечена. Олежек, похоже, не слишком церемонился со своим пленником. Странно, что яйца ему не отстрелил при такой-то зацикленности на Ольге.
Но самочувствие этого придурка волновало Ивана мало. Он сразу же сосредоточил все внимание на девочке. Та, как ни странно, не плакала, жалась к отцу, смотрела вокруг дикими испуганными глазами, но не издавала ни звука. Ольгина порода. Увидев Ивана, даже улыбнулась, как будто расцвела вся ему навстречу. Что, малая, сообразила, что от папаши в такой ситуации никакого толку? А дядя Ваня тебя вытащит, все сделает, не боись.
– Где Ольга? Что с ней? Она жива? – сразу же подступил с вопросами Николас.
– Жива, – процедил Иван. – Иначе на хрена бы тебя тут держали? Ты и нужен только как приманка.
По вытянувшемуся лицу грека стало ясно, что он и сам уже до этого допер. Сообразил, тупица несчастная, что подставил под удар мать своего ребенка.
– Она здесь? – помертвевшими губами выговорил Николас.
– Пока нет. И если ты, сука, поторопишься, а не разговоры будешь разговаривать, мы успеем свалить отсюда до ее приезда, – гаркнул Иван.
Николас заткнулся и кивнул. Ишь ты, послушный мальчик.
Иван огляделся по сторонам, оценивая ситуацию, выдрал две бутылки воды из брошенной в углу трюма упаковки, сунул их Николасу и вытащил из кармана куртки моток плоской брезентовой ленты.
– Марию примотаю тебе к спине. Чтоб руки были свободные, – пояснил он.
– Понял, – отозвался Николас, подхватил девчонку на руки и принялся что-то втирать ей по-гречески.
Судя по приподнятому тону, объяснял, что впереди у них веселое приключение. По крайней мере, девчушка радостно закивала и раз даже звонко рассмеялась. Заручившись ее согласием, Николас передал девочку Ивану, и тот сказал ей по-русски:
– Папу за шею держи, милая.
И, посадив девчонку Николасу на спину, принялся ловко и надежно приматывать ее лентой, чтобы не сорвалась. Под конец все же не удержался и съязвил:
– Ты не забудь, что у тебя ребенок на спине. Стеночку не подпирай.
Грек вспыхнул и обернулся.
– Слушай, я понимаю, что ты считаешь меня бесполезным слабаком, но, может, не будешь каждый раз тыкать меня этим?
– Я тебя считаю не бесполезным слабаком, а проклятием на Ольгину голову, – процедил Иван. – От тебя у нее одним проблемы. И моя задача проследить, чтобы ты окончательно ее не угробил, болван.
Закончив привязывать девочку, Иван проверил, крепко ли держит брезент, не давит ли малышке, и, убедившись, что все хорошо, скомандовал:
– Выходим. Тихо. Держишься за мной и не отсвечиваешь, ясно?
– Ясно, – глухо буркнул Николас.
До отделения с выбитым стеклом, из которого свешивался канат в привязанную внизу лодку, они добрались без приключений. Николас только слегка позеленел, увидев в коридоре распростертого Михаила, но Ивану на его нежные чувства было плевать.
– Спуститься сможешь? – спросил он, кивнув на шлюпку.
– Смогу, – решительно подтвердил Николас.
– Значит, садишься в лодку и гребешь к берегу. А там аккуратно валишь домой, успокаиваешь ребенка и ждешь Ольгу. И никуда и ни с кем больше не едешь без ее личного приказа, понял? И только если услышишь приказ лично от нее самой!
Неподалеку послышался шум мотора. Кажется, к барже приближалась лодка или катер. Это за взбунтовавшимся Олегом наряд прислали? Не, рано… Скорее, это подкрепление прибыло. Должно быть, успел он все же еще чьей-то, кроме Михаила, поддержкой заручиться. Успеет ли этот ушлепок добраться до берега? Или опять угодит в какую-нибудь заваруху?
Иван с сомнением покосился на Николаса, достал из-за пояса второй пистолет, оглядел его, снова нерешительно взглянул на грека.
– Ты стрелять хоть умеешь? – спросил он.
– Ольга учила, – смущенно отозвался тот.
Иван презрительно фыркнул, но оружие греку все же дал, буркнув:
– Защитишь девчонку, если совсем край. Но просто так лучше не доставай. Еще отстрелишь себе что-нибудь.
Мотор застрекотал совсем близко, затем, чихнув, заглох. И Иван похолодел – ему вдруг послышалось, что где-то в отдалении прозвучал женский голос. Ольга! Мать твою, неужели не успел?
Он не знал, услышал ли голос Николас. Кажется, нет, по крайней мере, тот смотрел по сторонам все так же ровно, сосредоточенно, но без паники.
– Вали, быстро, – скомандовал Иван.
– Я не знаю.
Ольга едва не бегом ворвалась в дом, пронеслась через опустевшие комнаты. Никого. Только вышколенная прислуга с удивлением глядела на хозяйку. Где они? Где Маша? Развороченная постель в детской, разбросанные по полу вещи.
– Мистер Бериша уехал куда-то рано утром, я еще спала, – пролепетала испуганная нянька. – Нашу милую Мэри он забрал с собой.
Ни Михаила, ни Ивана тоже не было в доме. Мобильные их молчали.
Так.
Неужели она опоздала и случилось то, чего она больше всего боялась в заключении? Она ведь знала, что кто-то из них предатель. И теперь по всему выходило, что это Иван. Надежный и по-собачьи преданный Ваня. Это он сдал ее, это он, воспользовавшись ее отсутствием, увез куда-то Ника и дочь. Для чего? Что ему нужно?
Она поступилась всем, что имела, своим словом, своей честью, только чтобы спасти их. Неужели все было напрасно? Живы ли они еще?
И как ей теперь действовать? Кому из людей еще можно доверять? Кого Иван не успел перекупить, ведь он правил тут безраздельно, она доверяла ему. Дура, какая же дура! Неужели жизнь ее ничему не научила?
Нужно успокоиться, сосредоточиться. Она не из тех, кто перед лицом беды бьется в истерике, становясь совершенно бесполезной. Она найдет способ, придумает.
И в эту минуту зазвонил телефон.
Наверное, она с первого же мгновения, обежав пустой дом, подспудно догадалась, что все это дело рук Олега. Никто из тех, кого она сдала, не успел бы узнать обо всем и начать действовать так быстро. Единственный, кто знал о ее освобождении, – это Олег. Проклятый Олег Рогов! Почему же она не убила его за все эти годы? Ведь можно же, можно было с ним разобраться раз и навсегда. Зачем она втянулась в эту игру, в смертельные кошки-мышки? Из азарта? Из детского желания снова и снова обводить вокруг пальца спятившего на ней мента?
На доказательства Рогов не поскупился, отправился в трюм и по видеосвязи показал ей и Николаса и Марию. И Ольге на мгновение стало легче: по крайней мере, они пока были живы.
Но Олег рассчитал верно. Баржа стояла метрах в 300 от причала. Шлюпка будет хорошо просматриваться, значит, она может быть только одна. И Олег ее обязательно обыщет. Предложение прилететь на одноместном вертолете Рогов отверг сразу же. Только шлюпка, только одна Ольга на борту.
Это значило отправиться на верную смерть. Она успела неплохо изучить Олежека за прошедшие годы и понимала, что на ней он свихнулся конкретно. Никакой торг, никакая сделка его не устроит. Ему нужна ее голова. И нужна так сильно, что он не побоялся пойти на должностное преступление, ослушаться приказа и начать войну. Что ж, она сразу знала, что жить ей осталось недолго. Не предполагала, конечно, что настолько. Но это ничего. Лишь бы он отпустил Ника и Машу.
Огромная баржа темнела впереди, на фоне портовых конструкций. В солнечное стамбульское небо тянулись стрелы кранов и других механизмов. О борта шлюпки ударялась вода. И Ольга вдруг вспомнила, как Николас катал ее на лодке вблизи берегов Крита. Как солнце жарко гладило их безмятежные головы, как терпко пахло морем и каким безбрежным, бесконечным казалось это нечаянное, вырванное у судьбы счастье. Счастье, на которое она не имела права и которое должно было рано или поздно обернуться против нее.
В тот день она призналась ему, что беременна. И он, ополоумев от счастья, исступленно целовал ее и мечтал, каким сорванцом вырастет их ребенок.
Николас, милый, только держись. Береги Машу. Я уже близко.
* * *
Он подвел Ольгу. Эта мысль сидела в голове гвоздем. По его вине случилось то, что случилось.
Все эти годы Иван тщательнейшим образом проверял каждого человека, который получал хотя бы косвенный доступ к Ольге и синдикату. Понятно, святых не было, но он в подробностях знал о каждом – где у него косяки, где крючки, которыми при случае можно будет зацепить, где гнильца, которая может вскрыться. Неожиданностей для него не существовало.
Мишку он, ясно, тоже проверил. И тщательно. Вроде бы подвоха нигде не было. Но выходило, что что-то он упустил, где-то просчитался. Может, то, что некогда они были товарищами по оружию, застило ему глаза. А может, его слишком хорошо готовили, подчистили все концы так, что и не подкопаешься. Но в том, что крысой был Мишка, уже не осталось сомнений.
Как только Ольгу схватили, он понял, что кто-то сдал их, кто-то из самых близких. И в первые же часы после ее исчезновения напичкал «жучками» все, что мог: дома, машины, личные вещи всех, кого мог подозревать. Когда ставил маячок в машину, на которой ездил Мишка, честно сказать, плевался от гадливости. Они ведь были товарищи по оружию, кровью повязаны, а он такую поганку сделал. Но поставил все же – и слава богу. Потому что, пока он рыскал, пытаясь разузнать, куда увезли Ольгу и как ей помочь, Мишка исчез. А вместе с ним исчезли сраный греческий недотепа и ребенок. И, не будь в тачке маячка, Иван не греб бы сейчас бесшумно, стараясь незаметно подойти к барже.
Он хорошо подготовился, под курткой был жилет, густо начиненный тротиловыми шашками, нож, два пистолета с глушителями. Если не выйдет положить ублюдков, значит, он взорвет всю эту херомантию к чертовой матери. Только бы успеть вывести ребенка, и пусть все взлетит на воздух. Вместе с ним, да. Потому что он облажался. Он подвел хозяйку и заслуживает пули в башку.
Вблизи баржи в нос ударило едким запахом солярки. Иван подгреб вплотную, зацепился концом каната за какой-то крюк и привязал лодку. Затем подтянулся на руках, полез вверх. Двигаться увешанным тяжелым взрывчатым поясом было трудно, пот заливал глаза. Поравнявшись с мутным окошком, он, зависнув на одной руке, прикладом выбил его и скатился внутрь. Хорошо, что махину эту знал как свои пять пальцев – сам не раз осматривал перед приездом Ольги один из машинных отсеков. Тут никого не будет.
Иван осмотрелся и приладил конец каната (который, выбираясь с шлюпки, обмотал вокруг пояса) к жестяной раме окна. Вот так. Теперь отсюда можно будет спуститься и уплыть. Осталось найти этого ушлепка.
Иван, прижимаясь к стене, пробирался по коридорам баржи. Сколько здесь человек? Чем они вооружены? Все это было ему неизвестно. Вступать в бой с целой армией не было смысла, один он с ними не справится, риск слишком велик. Найти, где Олег заточил грека с ребенком, освободить их, а потом уже можно будет пустить всех оставшихся на воздух.
Подобравшись ближе к капитанской каюте, он расслышал голоса и затаился. Разведать обстановку, понять, с чем придется иметь дело.
– Рогов, – орал искаженный динамиком голос. – Ты где? Почему до сих пор не в аэропорту? Ждут одного тебя.
– Я подъезжаю, Павел Константинович, – отозвались совсем рядом.
Рогов! Он узнал этот голос. Что ж, можно было догадаться, что за Ольгой явится именно он. Но почему он врет начальству?
– Давай там мухой! – ревел бас из динамика телефона. Видимо, Олежек разговаривал по громкой связи. – Операция завершена, тебя отозвали, ты помнишь? Чтоб никакой мне самодеятельности.
– Слушаюсь, товарищ генерал, – отчеканил Олег.
Отозвали… Вот оно что. Значит, всю эту петрушку Рогов замутил самовольно, и власти о ней не в курсе. Совсем крышей поехал, гад. Но это хорошо, хорошо. Значит, никакой армии у него тут нет. Максимум двое, он сам и Михаил. Разобраться с ними труда не составит. Но и опасно тоже. Слетевший с катушек, ослушавшийся приказа хрен способен на что угодно. Нужно быстрее выводить отсюда ребенка. Ну и долбанутого папашу заодно, хотя этого Иван с легким сердцем оставил бы разбираться с психом Роговым.
Где они могут быть? Где-то в нижнем отделении, в одном из трюмов. Пригнувшись, он бесшумно побежал туда, спустился по металлической лестнице. Пролет, еще один… И из-за угла навстречу выскочил предатель Мишка.
Глаза его округлились, физиономия вытянулась. Никак не ожидал увидеть старого боевого товарища? Иван выстрелил, почти не целясь. Глухой хлопок прозвучал по узким коридорам. Но Мишка, сам опытный военный, успел отпрыгнуть за угол и уже оттуда ответил выстрелом. Иван прижался к стене, переждал. Покопавшись в карманах, вытащил пачку сигарет и, зная, что Михаил отреагирует на движение, швырнул ее за угол. Прогрохотал выстрел, и Иван, воспользовавшись секундной паузой, за которую Михаил должен был снова взвести курок, прыгнул и выстрелил снова. И еще раз.
Мишка, хрипя, осел на пол. На плече его, багровея, расплывалось сырое пятно, лицо на глазах приобретало землистый цвет, глаза тускнели. Оружие выпало из слабеющей руки, и Иван на всякий случай носком ботинка отправил его в угол.
– Тварь! – бросил он, остановившись на мгновение над Михаилом и обшаривая его карманы в поисках ключей. А добыв связку, выплюнул. – Я ж тебе, ублюдку, поверил…
Он собирался добить его контрольным в голову, хотя на вид в этом не было необходимости. Но тут за одной из металлических дверей коридора забились, замычали придушенным голосом. И Иван рванул туда. Терять время было нельзя. Если он просчитался и у Олега тут еще есть люди, на шум кто-нибудь обязательно прибежит.
За дверью, как и ожидалось, находился греческий долбоклюй. Его смазливая рожа осунулась, под левым глазом темнел фингал, бровь была рассечена. Олежек, похоже, не слишком церемонился со своим пленником. Странно, что яйца ему не отстрелил при такой-то зацикленности на Ольге.
Но самочувствие этого придурка волновало Ивана мало. Он сразу же сосредоточил все внимание на девочке. Та, как ни странно, не плакала, жалась к отцу, смотрела вокруг дикими испуганными глазами, но не издавала ни звука. Ольгина порода. Увидев Ивана, даже улыбнулась, как будто расцвела вся ему навстречу. Что, малая, сообразила, что от папаши в такой ситуации никакого толку? А дядя Ваня тебя вытащит, все сделает, не боись.
– Где Ольга? Что с ней? Она жива? – сразу же подступил с вопросами Николас.
– Жива, – процедил Иван. – Иначе на хрена бы тебя тут держали? Ты и нужен только как приманка.
По вытянувшемуся лицу грека стало ясно, что он и сам уже до этого допер. Сообразил, тупица несчастная, что подставил под удар мать своего ребенка.
– Она здесь? – помертвевшими губами выговорил Николас.
– Пока нет. И если ты, сука, поторопишься, а не разговоры будешь разговаривать, мы успеем свалить отсюда до ее приезда, – гаркнул Иван.
Николас заткнулся и кивнул. Ишь ты, послушный мальчик.
Иван огляделся по сторонам, оценивая ситуацию, выдрал две бутылки воды из брошенной в углу трюма упаковки, сунул их Николасу и вытащил из кармана куртки моток плоской брезентовой ленты.
– Марию примотаю тебе к спине. Чтоб руки были свободные, – пояснил он.
– Понял, – отозвался Николас, подхватил девчонку на руки и принялся что-то втирать ей по-гречески.
Судя по приподнятому тону, объяснял, что впереди у них веселое приключение. По крайней мере, девчушка радостно закивала и раз даже звонко рассмеялась. Заручившись ее согласием, Николас передал девочку Ивану, и тот сказал ей по-русски:
– Папу за шею держи, милая.
И, посадив девчонку Николасу на спину, принялся ловко и надежно приматывать ее лентой, чтобы не сорвалась. Под конец все же не удержался и съязвил:
– Ты не забудь, что у тебя ребенок на спине. Стеночку не подпирай.
Грек вспыхнул и обернулся.
– Слушай, я понимаю, что ты считаешь меня бесполезным слабаком, но, может, не будешь каждый раз тыкать меня этим?
– Я тебя считаю не бесполезным слабаком, а проклятием на Ольгину голову, – процедил Иван. – От тебя у нее одним проблемы. И моя задача проследить, чтобы ты окончательно ее не угробил, болван.
Закончив привязывать девочку, Иван проверил, крепко ли держит брезент, не давит ли малышке, и, убедившись, что все хорошо, скомандовал:
– Выходим. Тихо. Держишься за мной и не отсвечиваешь, ясно?
– Ясно, – глухо буркнул Николас.
До отделения с выбитым стеклом, из которого свешивался канат в привязанную внизу лодку, они добрались без приключений. Николас только слегка позеленел, увидев в коридоре распростертого Михаила, но Ивану на его нежные чувства было плевать.
– Спуститься сможешь? – спросил он, кивнув на шлюпку.
– Смогу, – решительно подтвердил Николас.
– Значит, садишься в лодку и гребешь к берегу. А там аккуратно валишь домой, успокаиваешь ребенка и ждешь Ольгу. И никуда и ни с кем больше не едешь без ее личного приказа, понял? И только если услышишь приказ лично от нее самой!
Неподалеку послышался шум мотора. Кажется, к барже приближалась лодка или катер. Это за взбунтовавшимся Олегом наряд прислали? Не, рано… Скорее, это подкрепление прибыло. Должно быть, успел он все же еще чьей-то, кроме Михаила, поддержкой заручиться. Успеет ли этот ушлепок добраться до берега? Или опять угодит в какую-нибудь заваруху?
Иван с сомнением покосился на Николаса, достал из-за пояса второй пистолет, оглядел его, снова нерешительно взглянул на грека.
– Ты стрелять хоть умеешь? – спросил он.
– Ольга учила, – смущенно отозвался тот.
Иван презрительно фыркнул, но оружие греку все же дал, буркнув:
– Защитишь девчонку, если совсем край. Но просто так лучше не доставай. Еще отстрелишь себе что-нибудь.
Мотор застрекотал совсем близко, затем, чихнув, заглох. И Иван похолодел – ему вдруг послышалось, что где-то в отдалении прозвучал женский голос. Ольга! Мать твою, неужели не успел?
Он не знал, услышал ли голос Николас. Кажется, нет, по крайней мере, тот смотрел по сторонам все так же ровно, сосредоточенно, но без паники.
– Вали, быстро, – скомандовал Иван.