Он замолчал, давая мне время переварить сказанное. А я чувствовала, как на меня накатывает бешенство. Жениться он не хочет? Не подхожу я ему, видите ли! А кто ему подходит-то? Ледь его бесстыжая?
— Да, ты!.. Да ты!.. — огляделась я по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы в недомужа моего швырнуть… Заслужил ведь. После такого я готова была на него с кулаками кинуться!
— Вот об этом я и говорю, — тяжело вздохнул демонов святоша, — всем ты, Василисушка моя родная, хороша. И красива, и умна, и хозяйственна, и рачительна, и предприимчива… да только нрав твой необузданный, — он снова вздохнул, — все портит. Ну, никак нельзя, чтобы Великая княгиня такой на эмоции несдержанной была.
Я вся кипела от ярости и готова была прямо сейчас отправить его собирать манатки, заявив, что и без такого мужа обойдусь. Никто мне не нужен, сама со всем справлюсь, и вообще!.. Но мой рациональный ум уловил главное:
— Великая княгиня?! — переспросила я насторожено, чуя какой-то подвох.
— Ага, — безмятежно ответил Златослав, продолжая невозмутимо жевать, не замечая, как от одного его слова вся моя злость сдулась, как воздушный шарик, — я тут подумал, что готов с отцом помириться и стать наследником Святого отца, если мой отец сделает наследницей тебя… ну, не тебя, а мою жену, — тут же исправился он. — Ты-то не годишься. Представь, если Великая княгиня такой скандал послам закатит? Или мне, или боярам? То, что баба страной править станет и так уже повод для недовольства и заговора. А еще такая скандальная и, прости, родная, хамоватая. Такое никто терпеть не станет. Это даже мне, любимая моя недожена, иногда очень сложно. — он замолчал снова, не глядя на окаменевшую от того, что услышала меня, и продолжил, — думаю, вот предложение леди Элеоноре сделать. Уж она-то никогда себе ничего подобного не позволит.
Я просто застыла… онемела… умерла… как же так? Я стараюсь, стараюсь, а он вместо меня Великой княгиней эту ледь хочет сделать?! И заорать не заорешь теперь… Попробуй начни возмущаться, как обычно, сразу понятно станет, что прав Златолав. А я страшно как не хочу, чтобы прав он был!
И ведь как все хорошо складывается, он с отцом мирится, как я Великому князю обещала… Святым отцом становится… а муж святой отец, это вам не просто святоша в заштатном храме. Уж я бы тогда развернулась, в каждом городе при храме филиалы бы открыла. Я — Великая княгиня, самим Великим князем наследницей названная. Это, вообще, такие перспективы открывает, что я аж зажмурилась. Стать первой в истории Великой княгиней.
Ага! Как же! Дошло до меня. Сделает Великий князь женщину наследницей как же! И бояре прямо слушать бабу будут, которая по их разумению, только недавно из гроба вылезла. Так я и поверила! Златослав и сам об этом говорил.
— Ты меня обманываешь, — буркнула я. Злость-то все равно уже ушла, оставляя после себя пустоту, — никогда Великий князь женщину наследницей не сделает.
— Сделает, — пожал плечами Златослав, — у него выбора не нет. Святой отец и Великий князь должны быть очень близкой родней. А у них двоих кроме меня и Светозара и нет никого. Они хотели меня святым отцом сделать, а его Великим князем, и детей его воспитывать наследниками. Да только Светозару не по нраву страной править. Не любит он бумажки перебирать. Он же воин. Ему бы огнем и мечом земли завоевывать, а не хозяйственными делами заниматься. Вот ты бы, Василиса, подошла идеально… ну, если бы умела гневом своим управлять и чуть полюбезнее бы с людьми обращалась, — не забыл упомянуть это досадное недоразумение недомуж. — Мне Светозар сам предложил тебя вместо себя на княжество поставить, а он при тебе воеводой был бы. Но никак я на это пойти не могу. Страшна ты в гневе, Василисушка, того гляди головы невинные с плеч полетят. Нельзя тебе на княжий трон.
Я сидела как в воду опущенная. И возмутиться нельзя, и проглотить нельзя. Никогда еще в такой ситуацией не сталкивалась, и она вгоняла меня в уныние.
— Ну и не надо, — прошептала я, чувствуя, как глазам стало горячо, — ну и пусть твоя ледь княгиней будет. И жениться на мне не надо, я может теперь сама за тебя не пойду. Зачем мне муж, который со мной о другой думает…
Встала я тихонечко и вышла из столовой. Стою в коридоре и понимаю, не могу Златослава видеть. Да, не сахар я, но я же никогда характер свой и не скрывала. С самого первого дня вся нараспашку перед ним была. А он вон как… Вместо того, чтобы подойти и сказать, так, мол, и так, родная, придумали мы со Светозаром план хитрый, не желаешь ли поучаствовать. Да, я бы да за ради трона княжеского разве бы не расстаралась? Да, я бы даже ради самого Златослава расстаралась бы, если бы он хотя бы словечко сказал. А то молчал-молчал, и на тебе… женюсь на леди этой бесстыжей, которая ради уда в храм мотается.
Ну, вот и пусть женится, всколыхнулась во мне моя пропавшая женщина. Мы не пропадем. И без помощи княжеской справимся. И без трона обойдемся. Что же я, два раза с нуля поднялась, а в третий не справлюсь? Справлюсь. Потом вернусь, и он будет локти кусать, недомуж проклятый.
Только фигушки я к нему второй женой пойду. Пусть с ледью своей мучается. Мне муж и не нужен вовсе. Найду мужика приличного, рожу для себя. Это для местных кошмар и ужас, а для меня, современной российской женщины, вполне нормально. И в гробу я видала мужиков этих… козлы они все… что папашка мой настоящий, а не придуманный, что недомуж этот…
Я никогда не любила откладывать выполнение своих решений. И плевать, что ночь на дворе, а я вымоталась до последней степени за целый день. Пока козел мой недомужный в столовой кашу свою жрал, метнулась в кабинет и половину золота, что казначей на дом привез в подол сложила.
Все по-честному, моя это половина. Ему ведь и имущество мое с таким трудом нажитое, все останется и мой баул с оберегами.
Ну, уж нет, решила, это богатство я с собой заберу. Я-то оттуда всего пару упаковок трусов продала, не оставлять же все остальное. А там, как-нибудь, через третьих лиц торговлю организую, чтобы никто меня раньше времени не нашел.
Хорошо от дома моего до лавки рукой подать, добежала я, вещички свои собрала. Золотой запасец, что скопить успела, достала. В сундучок вместе с княжьими деньгами сложила. Из конюшню лошадку свела, мы ее не так давно купили, чтоб ткань от купцов возить, больно дорого они брать с нас стали за доставку. Запрягла, научилась уже за почти полный год жизни-то. Вещички свои в телегу закинула, сверху соломы побольше навалила, зима близко уже, холодно. Сама на солому взлезла, лошадку вожжами стегнула.
И получаса не прошло после разговора, как выехала я из Летинска в сторону столицы, рассудив, что в большом городе и спрятаться легче. А недомуж мой бывший даже не обеспокоился, что недожены дома нет… ну, так нужна значит…
Всхлипнула я, да разревелась, долю свою горькую оплакивая. И вместе со мной и погода плакала: первым снегом землю накрывая. Ну, и хорошо, не найти теперь меня Златославу… снег все следы скроет..
21
Летинск хоть и не столица, и от основных путей купеческих в стороне находится, а постоялые дворы на расстоянии дневного перехода на всех четырех трактах стоят. Вот до такого я к утру и доехала. Уставшая, замерзшая, голодная… За ужином-то мне и маковой росинки в рот не попало. Решила — перекушу, отдохну маленько, лошадь поменяю и поеду. Торопиться мне надо. Вдруг догонять кто отправится.
Заехала во двор. А там обоз купеческий стоит. Большой, возов двадцать, а то и больше. И подумалось мне, одной-то страшно. Это я на эмоциях ночь в одиночку по полям-лесам отмахала, а сейчас, как остыла, жутко стало. На меня же и звери дикие напасть могли, и разбойники. И ничего я сделать не смогла бы. Нет, надо к большому каравану прибиваться, да с ними и идти.
Смотрю я у одного из возков четыре мужика стоят в одеждах купеческих и спорят о чем-то. Я не долго думая к ним.
— Здравы будьте, бояре… купеческого сословия, — улыбалась я во все тридцать два зуба, — куда путь держите?
— В столицу, — нахмурился самый пожилой купец, — а ты кто такая? Почто одна по дорогам мотаешься?
— А купчиха я, — подтянула завязочки на ушах, чтоб улыбка на затылке сходилась, — вдовая. Муж помер, а жить на что-то надо. Вот и решали в столицу поехать, там счастья попытать. Позвольте к обозу присоединиться, обузой не буду, сама себя прокормлю, а ежели что, могу и на всех обед сготовить.
— Есть у нас кухарка, — задумчиво протянул пожилой, — а вот если позволишь на телегу твою добро наше погрузить, то так и быть, можешь с нами ехать. — И пояснил, — ось у нас слабая, до Лиховки не доедет, а в Летинск возвращать не хочется.
— Возьму, чего не взять, засияла я пуще прежнего и протянула купцу руку, — по рукам?
— По рукам, — ответил купец и скрепил договор. — Как звать-то тебя, купчиха?
— Васькой кличут, — хмыкнула я, не найдет меня теперь недомуж мой. Нет больше боярыни Василисы, есть купчиха — Васька.
— Эй, ребят! — Заорал пожилой купец, с которым я беседовала, — чего застыли?! Грузи телегу Васькину! Пахон, иди к трактирщику, лошадь свежую спроси! Скажи за мой счет! Верит, ты на козлы садись править, попутчица наша, кажись, всю ночь в дороге, отдохнет. И лошадь еёную забрать надо. Негоже вдову без лошади оставлять.
— Ты, Васька, — улыбнулся мне самый молодой, — не стой столбом, иди в тепле позавтракай, да пирогов с мясом на дорогу набери. Мы теперь только на обед остановимся, а на морозе часто перекусывать надо, что бы не замерзнуть. — Я кивнула и пошла в сторону входной двери в трактир на постоялом дворе. — Эй, Васька! — снова окликнул меня тот же купец, — у тебя фурт-то есть? А то я и одолжить могу. Я же в долгу у тебя, — повинился он, и кивнул на проблемную телегу, — это же я недосмотрел. Мой, возок-то.
— Есть, — улыбнулась я в ответ, чувствуя, что меня отпускает… княжий сын… глава… чужие они мне. Из другого мира. А вот среди купцов своя я. И они мне понятны, и я им.
Проспала я весь день. Только на обед проснулась, кулеша горячего тарелку навернула и снова спать завалилась. А вечером, когда в постоялый двор приехали, да ужинать сели, купцы меня в компанию свою позвали. Понятно, что разговоры говорить будут. Я и сама горела желанием поболтать, да о купцах побольше вызнать. Мне же на новом месте устраиваться, связи нужны, знакомства. И, вообще, с купцами, которые сами караваны водят, поговорить интересно. Узнать, что за мир вокруг. Это же я только врала, что все знаю, а сама из леса вышла, кроме Летинска и не видела ничего.
— Ты, Васька, с Летинска же? — начал разговор пожилой купец когда ужин был съеден, а трактирщик поставил перед всеми по кружке пива. Мне попытался было сладкий взвар вручить, но я тоже себе пиво потребовала, под насмешливыми взглядами мужчин. Хватит с меня праведной жизни. — Говорят у вас там бабы-то в кирках не спят больше. Демоны, говорят вас не мучают, потому что обереги есть особые, самим святошей вашим одобренные.
Я как раз пиво пригубила. И от неожиданности поперхнулась. А купцы довольно зафыркали. Решили, наверное, что от вкуса пива я подавилась.
— Есть, — прокашлялась я, — я себе такие тоже прикупила. Иначе не смогла бы всю ночь ехать, демоны бы меня догоняли. А так, — пожала я плечами, — что днем, что ночью. Все одно…
— А покажи?! — загорелись любопытством глаза глаза самого молодого, который мне пироги советовал купить.
Я фыркнула. Как это он себе представляет? Я что перед всеми подол задирать буду? Нет, я конечно, на многое способна. Но труселями сверкать перед пятью мужиками мне как-то не комильфо.
— Дурень! — пожилой с размаху отвесил молодому подзатыльник, — ты, Микаш, парень взрослый уже, вон усищи отрастил ниже подбородка, а умишка-то ноль. Ты чего удумал, баба тебе прямо тут исподнее покажет? — Купцы заржали. — Чтобы секреты бабские увидеть, надо сначала бабу приголубить, подарок подарить, слова красивые на ушко нашептать. И только потом на сеновал вести, или в комнату отдельную. А ты ишь его удумал. — Еще один крепкий подзатыльник, вероятно, должен был закрепить науку. Макаш стукнулся лбом о свою кружку и виновато засопел. Внял, осознал, запомнил. — Ты, Васька, не обижайся на дурня, — улыбнулся мне купец, — а ежели кто чего удумает, сразу ко мне иди. Я тебя в обиду не дам. А Никамор не тот человек, что словами разбрасывается. Поняла?
Я закивала, довольно улыбаясь:
— Спасибо, дядька Никамор за помощь. А про обреги мы с тобой позже поговорим. Есть у меня человек знакомый, который про них всю подноготную ведает. Что где и почем, — подмигнула я купцу и рассмеялась.
Остальные поняли меня с полуслова и подхватили смех.
Как же хорошо, среди своих, до последней ужимки понятных.
Так мы и ехали. Спокойно, без приключений. Днем с Микашем байки травили, всех смешили подколками да подначками друг над другом. По вечерам разговоры вели, дела торговые обсуждали, что, где и почем купить-продать можно. Я слушала, да вникала, стараясь меньше говорить. Вопрос с моим прошлым буду решать с дядькой Никамором уже в столице. Я уже решила открыться купцу, потому что увидела, что честный он, слово держит, принципа «невидимой руки» придерживается и осознанно никому вредить не будет.
От недомужа моего ни слуху, ни духу ни было. Ни погони какой, ни суматохи. Словно и не нужна я была ему, словно и не было меня вовсе. А я ночами в подушку плакала. Огнем душа-то моя горела от тоски по Златославу, по жизни моей семейной, по лавке и мануфактурам моим.
Все думалось, как там баня? Работает ли, идет ли народ косточки погреть-попарить?
Мануфактура бумажная дней через пять-семь должна к Великому князю первого гонца отправить с тысячей писчей бумаги, да с двумя десятками мелованной. Я недавно додумалась мел добавлять, чтобы листы белее были. Аккурат накануне побега техкарту новую передала, да распорядилась на пробу для Великого князя сделать.
Мебельщики мои тоже расстарались. Мебель из ДСП у нас уже приличными темпами делается. Когда первые шкафы сделали, мужики мастеровые сами ахнули. Такая, мол, красота. Легкие, тонкие, удобные и какой хочешь формы. Я им еще угловой шкаф нарисовала и про подвесные шкафчики рассказала. Такие-то и на стену можно повесить, не упадут. Как раз сейчас первую выставку мы подготовили в лавке моей.
А лавка? Я ведь думала швейные мастерские оттуда переносить, да что-то вроде торгового центра сделать. Чтобы два этажа и в каждой комнате товары разные. Но не успела.
Так может сейчас успею? Торговый центр в столице все лучше, чем в провинциальном Летинске.
Но больше всего по Златославу я скучала. Не хватало мне недомужа рядом. Тепла не хватало. Взгляда. Улыбки. Рук его нежных. Только на беду, стоило мне о любимом вспомнить, так сразу и ледя его вспоминалась. И виделось, хохочет она надо мной, заливается и пальцем показывает, мол, куда ты купчиха поперлась? Сына княжьего в мужья захотела? Не ровня ты ему. Не будет он с тобой. Потому что она у него есть. Леди из его круга.
По дороге я сдружилась со всеми купцами, а особенно с Микашем, потому что по возрасту одинаковые были, и с дядькой Никамором.
Я ему во второй день пути почти честно рассказала, что от недомужа я сбежала. Мол, решил он вторую жену в семью взять, а я отцу обещала единственной быть. Вот и ушла. Никамор головой покачал неодобрительно, сказал, негоже жене от мужа бегать, но слово купеческое держать надо. Иначе веры у людей веры тебе не будет. А покупатель купцу верить должен, как самому себе. Тогда и покупка в радость будет, и в следующий раз он к тебе придет, денежку, как птичка в ключике. Принесет.
Вот после этого Никамор опекать меня взялся. Заботиться. Тулупчик запасной отдал, кусок шкуры медвежьей, под попу подстелить, чтобы теплее было, на постоялых дворах первым делом комнату для меня заказывал. И все так словно невзначай, ненавязчиво, а у меня каждый раз сердце кровью обливалось и слезы на глазах выступали. Никогда еще обо мне мужчина так не заботился. И за десять дней пути прикипела я к Никамору всем сердцем… Все думала, вот бы мне отца такого. Может быть тогда из меня нормальная женщина выросла бы, а не мужик в юбке. На это моя женская половина снисходительно фыркала, мол, ага, как же… так и поверили.
Через две недели наш караван въехал в ворота Великомира — столицы княжества. Дело было вечером, караван ставший за время пути единым целым, внезапно распался на несколько частей. На моей телеге лежал груз Микаша, и я собралась было ехать с ним. Тем более, Микаш сам пригласил меня пожить у него. Мол, гостьей будешь.
Он еще после того случая в трактире постоялого двора оказывал мне знаки внимания, но ничего, кроме дружбы я ему предложить не могла. И он согласился, что быть добрыми друзьями гораздо лучше, чем постоянно пробовать друг друга на прочность, поэтому я и не опасалась за свою добродетель.
Но дядька Никамор думал по-другому:
— Васька, — нахмурился он, — негоже бабе молодой по чужим мужикам мыкаться. Давай-ка ко мне поехали, а товар свой Микаш завтра заберет. Мы с женой моей Арешкой тебя, как дочь родную, примем. Наша-то выросла уже. В прошлом годе уже внучка старшая замуж вышла.
Я уже знала, что у Никамора было три жены и девять детей, но мор больше двадцати лет назад унес жизни всей его семьи. Выжили только он, одна из его жен и старшая дочь. Она как раз замуж вышла и уехала.
Отказываться от предложения дядьки Никоамора я не стала, и уже через несколько минут мы въехали в просторный двор Никоморовой усадьбы, по-другому назвать этот огромный дом, с большим двором и многочисленными хозяйственными постройками язык бы не повернулся.
Арешка встретила меня насторожено, она обнималась с мужем, широко улыбалась и даже плакала, радуясь его возвращению, но при этом я чувствовала, она не особо рада меня видеть. Собственно, очень не рада.
— Арешка, — пробасил Никамор, когда улеглись первые эмоции от встречи, — это Васька, из купеческих. Овдовела, приехала счастья в столице пытать. Она наша гостья. Поживет, пока не устроится.
Надо было видеть, с каким облегчением выдохнула Арешка, и улыбаться мне стала чуть искренне, а до меня, как до утки на третьи сутки дошло, что она меня восприняла, как будущую вторую жену. Вот и всполошилась, возненавидела заранее. А еще докумекала я наконец-то, что тут вам не там, если бы поехала с Микашем, то в глазах всех стала бы его, как бы это помягче выразится, любовницей. И даже Микаш считал бы так же. Тогда-то стало ясно, от чего уберег меня дядька Никамор.
— Васька, — сияющая от счастья Арешка, обняла и меня тоже, — очень рада привечать тебя в своем доме. Я тебя в комнату дочки нашей поселю, тебе там удобно будет. Пойдем, — взяла она меня за руку, — покажу.
Я пошла, а чего? Устала за день. Помыться хочется, переодеться, поужинать и спать лечь. Завтра с утра дел полно. И надо еще успеть к тому времени, как Макиш мою телегу разгружать начнет, чтоб лишнего не прихватил. Как-то после такого двусмысленного приглашения, которое я чуть не приняла по незнанию, доверия у меня к нему нет.
Как только мы с глаз дядьки Никамора скрылись, как подменили Арешку. Рука до этого мягко лежавшая на моем локте, вдруг стала жесткой и сжалась изо всех сил. А вместо милого голоска из ее рта вырвалось шипение:
— Ты, девка, ежели собралась мужа моего охмурить, имей в виду, я костьми лягу, а ты полбовницей и останешься. Ты не смотри, что Никамор хозяин, в этом доме я хозяйка, и как я скажу, так и будет. Поняла?