Эдди настаивал:
– Нож.
И тут меня осенило, что он не рассказывает мне о случившемся, а просит о помощи.
– Ты хочешь нож? Ты это мне пытаешься сказать?
Я был шокирован, когда он протянул через стол руку ладонью вверх и потребовал:
– Нож.
– У меня нет ножа. – Я посмотрел на его руку, грязную и покрытую шрамами. Даже руки пострадали. – Погоди-ка. Вообще-то есть.
Я залез в нагрудный карман и достал маленький перочинный нож. Я носил его с собой, сколько себя помню. Старый швейцарский армейский нож с рукояткой из ореха. Я купил его на гаражной распродаже, когда мне было двенадцать. На нем были выгравированы инициалы «С. И.», а рядом трещинка, похожая на букву «С», причем того же размера, что и инициалы. Вещица старинная, на лезвии образовалась зазубрина. Вообще-то я купил его из-за слова «СИС», подумав про сиськи. Что вы хотите, мне было двенадцать.
Все эти годы я в основном пользовался им, чтобы открывать бутылки. Я посмотрел на Эдди, потом на нож, колеблясь. Почему-то мне не нравилась идея отдать нож Эдди. Но это меньшее, что я мог сделать.
Он позволил мне положить нож на ладонь и сжал кулак.
– Только аккуратно, Эдди. Используй нож исключительно для самообороны. Договорились?
Он так и не сказал мне «да».
Глава тридцать вторая
Чейз – сейчас (две недели после разрыва с Риз)
Я превратился в Барни.
Помните его? Того парня из бара, которого я видел утром в день похорон Пейтон, настолько пьяного, что он не мог и головы поднять.
– Это Барни, – сказал бармен, когда я спросил о нем.
Это Чейз.
Я единственный клиент в баре в пятнадцать минут одиннадцатого утра. Я выпил первую порцию виски с колой, чтобы опохмелиться. Бармен занимался приемкой пивных бочонков и не заметил, что мне нужно повторить. Водитель «Будвайзера» оглядел бар, пока бармен подписывал накладную. Его взгляд остановился на мне, он нахмурился и выдавил печальную улыбку.
Все верно. Я Барни. Иди на хрен, приятель.
Около четырех я снова пребывал в одиночестве. Несколько завсегдатаев в течение дня забредали и уходили прочь. Но общее количество клиентов было мизерным, а то и вообще никого. Мне это нравилось. Виски был моим единственным компаньоном на протяжении двух последних недель.
Карл, бармен, попытался завести разговор, когда вернулся из подсобки в бар с ящиком, полным мокрых бокалов. Все это время я отвечал коротко и вообще-то думал, что он уже оставил тщетные попытки.
– Мало кто из утренних пташек каждый день расплачивается стодолларовой купюрой. – Он вытирал бокалы полотенцем и прятал под барную стойку.
– Завтра принесу свинью-копилку. Расплачусь мелочью, чтобы лучше соответствовать роли.
Он прищурился и оглядел меня с ног до головы:
– Стоило бы побриться и подстричься, если тебе интересно мое мнение, но одет ты симпатично.
– Рад, что соответствую дресс-коду. – Я обвел взглядом пустой бар. – Тебе стоит избавиться от этого заведения. Вложить деньги в дело. – Я отхлебнул виски.
Карл покачал головой:
– У тебя хорошая работа?
– Да, я владелец компании.
– А чем занимаешься? Напыщенный брокер?
– Не совсем.
– Адвокат?
– Неа. У тебя есть жена?
– Ага. Милдред. Уже не молода, но поддерживает себя в хорошей форме.
– Моя компания производит косметический воск с обезболивающим эффектом. И еще кое-что. Скорее мой клиент – Милдред, а не ты.
Он поморщился.
– Косметический воск? Это что еще за фигня?
– Удаляет волосы в тех местах, где женщины не хотят, чтобы они росли. Бикини, ноги… – я выгреб деньги из кармана и бросил на стойку сотню. – Некоторые женщины любят, чтобы там у них все было гладенько, если ты понимаешь, о чем я.
– Ты надо мной подшучиваешь?
Почему-то этот вопрос напомнил мне о Риз в тот самый вечер, когда мы познакомились, когда она подыгрывала мне в моих идиотских историях. Мне не сиделось на стуле.
– Нет. – Я дважды стукнул по стойке. – В это же время завтра?
– Я буду здесь.
* * *
Дома у меня кончилась кока-кола, поэтому я достал стакан, чтобы налить чистый виски. А потом я вдруг подумал: а какого черта мне стакан, если я ничего не смешиваю, поэтому я сделал большой глоток прямо из горла и упал на диван.
Боль, которую я обычно приглушал в баре, вернулась, когда мой взгляд упал на гитару Пейтон. Я выпил еще и снова уставился на гитару.
Пришлось сделать еще один глоток.
Или два.
Мои глаза, похоже, не видели ничего, поэтому я закрыл их, позволив голове завалиться назад. И тут образ Риз заполнил собой темноту. Она выглядела такой красивой, когда лежала подо мной, и в голубых глазах от улыбки вспыхивали искорки. Поэтому я опять открыл глаза и сделал глоток из бутылки, глядя на гитару. Когда я проглотил виски, веки снова сомкнулись. Риз наклонилась над моим столом, смотрит через плечо и нервно закусывает губу в ожидании, когда я ее возьму.
Еще один глоток.
Затем я, видимо, вырубился, поскольку очнулся, когда в окно уже лился дневной свет, а в дверь кто-то настойчиво звонил. Снова и снова.
Хуже, чем две женщины, стоявшие на пороге в шесть утра, была бы лишь моя мама, если бы она к ним присоединилась.
Я замялся, открывать ли дверь, и тут моя сестра Анна завопила:
– Я вижу, как ты смотришь на нас через дверь, козлина! Ну-ка открывай!
Я застонал и нехотя отворил дверь, попытался не дать им войти, но эти фурии отпихнули меня в сторону.
– Ну, входите, – пробубнил я саркастически.
Сэм стояла, уперев руки в боки. Анна протянула мне гигантскую кружку кофе.
– Вот. Тебе пригодится.
– Можно чуть позже?
– Мы не станем ждать, пока ты опять надерешься. – Анна наклонилась, понюхала меня и наморщила нос, а потом помахала рукой перед лицом. – Ты все еще пьян со вчерашнего дня?
Я покачал головой, вернулся в гостиную и плюхнулся на диван. Голова гудела, и меньше всего я хотел слышать то, ради чего они пришли.
Сэм и Анна преследовали меня. Ошибкой было сесть посередине, если бы я занял место около одного из подлокотников, то не оказался бы начинкой этого эстрогенового сэндвича.
Сэм начала первой:
– Этому дерьму нужно положить конец!
– Ты уволена.
– Чтобы меня уволить, ты должен быть моим боссом. А прямо сейчас ты ведешь себя как маленький мальчик.
– Да пошла ты, Сэм!
– Сам иди туда!