* * *
Мы говорили больше двух часов. Я заставил детектива рассказать мне все от и до, причем несколько раз. Я мерил шагами кабинет, словно лев в клетке, собирающийся атаковать.
Почему-то было легче представить, что за такое жестокое преступление ответственна группа подростков‑наркоманов из неблагополучных семей. Но мир полная помойка, раз виновным оказался бездомный, которому пытались помочь много лет. Я не хотел верить, что это правда.
– А где он?
– Эдди? Заключен под стражу.
– Мне нужно его увидеть.
– Плохая идея. Я знала, вам нелегко будет это услышать, но надеюсь, зная, что дело закрыто и убийца проведет за решеткой всю оставшуюся жизнь, вы в итоге сможете двигаться дальше.
Но я уже начал двигаться дальше. Было такое чувство, что у меня украли свет, который я только-только начал видеть после долгих лет, когда шагал в темноте.
Я рассмеялся, как маньяк.
– Двигаться дальше! Да я уже двигался.
Детектив Балзамо разинула рот.
– Простите, я не знала.
– Но зачем? Зачем он напал на Пейтон?
Она шумно сглотнула и посмотрела на свои туфли, а когда подняла глаза, то заговорила тихо:
– Он ее любил. Видимо, он узнал, что она помолвлена, это послужило толчком. Он психически не устойчив.
– Его вообще будут судить или признают невменяемым?
– Мы пригласили двух психиатров оценить его состояние. Оба сказали, что он вполне способен отличить правильное от неправильного. У него, определенно, есть психические проблемы, но он не сумасшедший, его будут судить.
– Он признался?
– Да. Это было сложно. Пришлось собирать по кусочкам материалы двенадцатичасового допроса, поскольку все ответы были одно- или двусложными. Но все срослось.
– А ели бы не срослось? Его опознала жертва, так что его судили бы за убийство первой степени[18] или за покушение на ту официантку. Что касается дела мисс Моррис, то прокурор говорит, что хватит вещественных доказательств, чтобы упрятать его за решетку даже без признаний. Нож нашли при нем, и мы побеседовали с работниками в ночлежке. Они помнили, как он резал еду карманным ножом и как выглядел нож. Старинный, редкий офицерский нож с ручкой из ореха.
Из ореха.
Я оцепенел.
– На ручке были инициалы.
– Да. А откуда вы знаете?
Я пропустил ее вопрос мимо ушей, поскольку требовался немедленный ответ на мой собственный вопрос. Мое сердце билось со скоростью тысяча миль в час. Мне казалось, от давления грудная клетка треснет и взорвется изнутри.
Детектив Балзамо уставилась на меня, нахмурившись. Я ей все объясню, когда услышу ответ. Мне нужен ответ.
– Что за инициалы?
Видимо, она почувствовала всю неотложность, залезла в карман и вытащила блокнот, пролистала несколько секунд, пока я сидел без движения. Все мускулы в моем теле напряглись. Наконец она остановилась и ткнула в блокнот.
– Инициалы С. И.
Глава тридцать первая
Чейз – семь лет назад
Двадцать семь стежков на голове. Пейтон все это время держала Эдди за руку, хотя мне он не позволил приблизиться ближе чем на полметра. Каким-то образом Пейтон удалось получить пропуск в зону с надписью «посторонним вход воспрещен», которой Эдди окружил себя как невидимым щитом.
Я смотрел на Пейтон. Думаю, удивляться не стоит. Пейтон красивая, нежная, манящая. Какой мужчина в здравом уме отказался бы от ее прикосновений?
Доктор в «Скорой помощи», который зашивал Эдди голову, вызвал меня из смотровой поговорить.
– У него целая коллекция свежих шрамов на лице и голове, – сказал он, когда мы оказались в коридоре. – Причем один явно нанесен каким-то лезвием. Судя по краю раны, зубчатым лезвием. Наверное, кухонным ножом, насколько я могу предположить. Если бы удар был нанесен буквально на полсантиметра правее, он бы лишился глаза.
Я посмотрел через плечо. Стежки у Эдди тянулись со лба и до подбородка. Его правый глаз опух и не открывался, поскольку вчера вечером его побили.
– Эдди не особо разговорчив, – объяснил я. – Но мы думаем, это дело рук группы подростков. Видимо, они играют в некую игру, получают очки за тот вред, что нанесли бездомным.
– Я читал об этом в газете. Боюсь подумать о будущем нашего общества. – Доктор покачал головой. – Он обращался в полицию?
– Пейтон пыталась его уговорить. Сама несколько раз ходила, пробовала подать обращение от своего имени. Но им плевать.
– Вы не могли бы забрать его в ночлежку?
– Он приходит туда за едой. Там они и познакомились с Пейтон. Она волонтер в столовой, где он обычно питается. Но он не останется там на ночь. Когда накрывают столы, он берет еду и садится в дальний угол, подальше от людей. Кровати в ночлежке поставлены тоже слишком близко друг к другу, а Эдди не переносит, когда к нему кто-то слишком близко.
– Его убьют, если так и дальше будет продолжаться. По крайней мере, ему нужно защищаться. У него нет никаких следов на ладонях и руках, которые указывали бы, что он защищается.
– Он не защищается?
– Не похоже на то. Или он зачинщик, или просто забивается в уголок, пока его осыпают ударами по голове.
– Он, определенно, не зачинщик.
– Тогда, может, попробуете поговорить с ним о том, чтобы он защищался. Или ему раздробят в итоге череп.
* * *
Мне было жаль Эдди. Это правда. Но если честно, то я пошел на следующий день не из-за него. Я пошел ради Пейтон. Ладно, и ради себя тоже. Мне нужно было как-то исправить ситуацию.
Строительная бригада крушила стены, чтобы расширить офисное пространство, в импровизированной фотостудии исследовательской лаборатории шли фотосъемки, а утром я нанял двух новых сотрудников. Благодаря интересу к моим новым продуктам телефон на рецепции не замолкал. Я тонул в работе, но тем не менее пришел поговорить с бездомным парнем о самозащите.
Я знал, что у Пейтон прослушивание и ее не будет в ночлежке. Решив, что Эдди проявит больше внимания к тому, что я должен сказать, если ничто не будет его отвлекать, я пришел перед самым ужином и ждал снаружи. Он приковылял точно по расписанию.
– Привет, Эдди. Есть минутка поговорить?
Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. Беседа обещает быть очень короткой, если мы оба будем молчать.
– Пошли. Возьмем что-нибудь поесть, пока народ не набежал, и поговорим за ужином.
Я позволил Эдди отвести меня туда, где он хотел сесть. Я с подносом в руках прошел вслед за ним в дальний угол столовой, но не стал садиться прямо напротив, поскольку не был уверен, на каком расстоянии ему комфортно, а вместо этого устроился по диагонали, хотя никого по соседству и не было.
– Пейтон о тебе очень беспокоится, – сказал я.
Оказалось, это правильный зачин разговора. Эдди посмотрел мне прямо в глаза, а это большая редкость. Завладев его вниманием, я перешел к делу.
– Она очень расстраивается, когда тебя обижают. Почему ты не защищаешься, Эдди? Нельзя позволять этим охламонам тебя пинать и бить!
Он ковырялся в еде. Видимо, только упоминание Пейтон заслуживает его внимания, и я воспользовался этим.
– Пейтон хочет, чтобы ты защищался.
И снова это помогло – он сфокусировался на мне.
– Она хочет, чтобы ты прикрывал голову, когда тебя бьют, или убегал при их приближении. Ты можешь это сделать ради нее, Эдди?
Он уставился на меня в упор.
– У тебя есть что-то для самообороны? Ты ведь здоровый парень! Может, кусок металла? Труба? Что-то, что можно носить в сумке и отпугнуть хулиганов.
Он застал меня врасплох.
– Нож.
– Да уж, они тебя здорово порезали, – кивнул я, глянув на свежие стежки.
– Нож, – повторил он.
– Вот поэтому тебе и надо защищаться. Доктор сказал, что ты даже руки не поднял. Не защитил себя от ударов ножом.
Мы говорили больше двух часов. Я заставил детектива рассказать мне все от и до, причем несколько раз. Я мерил шагами кабинет, словно лев в клетке, собирающийся атаковать.
Почему-то было легче представить, что за такое жестокое преступление ответственна группа подростков‑наркоманов из неблагополучных семей. Но мир полная помойка, раз виновным оказался бездомный, которому пытались помочь много лет. Я не хотел верить, что это правда.
– А где он?
– Эдди? Заключен под стражу.
– Мне нужно его увидеть.
– Плохая идея. Я знала, вам нелегко будет это услышать, но надеюсь, зная, что дело закрыто и убийца проведет за решеткой всю оставшуюся жизнь, вы в итоге сможете двигаться дальше.
Но я уже начал двигаться дальше. Было такое чувство, что у меня украли свет, который я только-только начал видеть после долгих лет, когда шагал в темноте.
Я рассмеялся, как маньяк.
– Двигаться дальше! Да я уже двигался.
Детектив Балзамо разинула рот.
– Простите, я не знала.
– Но зачем? Зачем он напал на Пейтон?
Она шумно сглотнула и посмотрела на свои туфли, а когда подняла глаза, то заговорила тихо:
– Он ее любил. Видимо, он узнал, что она помолвлена, это послужило толчком. Он психически не устойчив.
– Его вообще будут судить или признают невменяемым?
– Мы пригласили двух психиатров оценить его состояние. Оба сказали, что он вполне способен отличить правильное от неправильного. У него, определенно, есть психические проблемы, но он не сумасшедший, его будут судить.
– Он признался?
– Да. Это было сложно. Пришлось собирать по кусочкам материалы двенадцатичасового допроса, поскольку все ответы были одно- или двусложными. Но все срослось.
– А ели бы не срослось? Его опознала жертва, так что его судили бы за убийство первой степени[18] или за покушение на ту официантку. Что касается дела мисс Моррис, то прокурор говорит, что хватит вещественных доказательств, чтобы упрятать его за решетку даже без признаний. Нож нашли при нем, и мы побеседовали с работниками в ночлежке. Они помнили, как он резал еду карманным ножом и как выглядел нож. Старинный, редкий офицерский нож с ручкой из ореха.
Из ореха.
Я оцепенел.
– На ручке были инициалы.
– Да. А откуда вы знаете?
Я пропустил ее вопрос мимо ушей, поскольку требовался немедленный ответ на мой собственный вопрос. Мое сердце билось со скоростью тысяча миль в час. Мне казалось, от давления грудная клетка треснет и взорвется изнутри.
Детектив Балзамо уставилась на меня, нахмурившись. Я ей все объясню, когда услышу ответ. Мне нужен ответ.
– Что за инициалы?
Видимо, она почувствовала всю неотложность, залезла в карман и вытащила блокнот, пролистала несколько секунд, пока я сидел без движения. Все мускулы в моем теле напряглись. Наконец она остановилась и ткнула в блокнот.
– Инициалы С. И.
Глава тридцать первая
Чейз – семь лет назад
Двадцать семь стежков на голове. Пейтон все это время держала Эдди за руку, хотя мне он не позволил приблизиться ближе чем на полметра. Каким-то образом Пейтон удалось получить пропуск в зону с надписью «посторонним вход воспрещен», которой Эдди окружил себя как невидимым щитом.
Я смотрел на Пейтон. Думаю, удивляться не стоит. Пейтон красивая, нежная, манящая. Какой мужчина в здравом уме отказался бы от ее прикосновений?
Доктор в «Скорой помощи», который зашивал Эдди голову, вызвал меня из смотровой поговорить.
– У него целая коллекция свежих шрамов на лице и голове, – сказал он, когда мы оказались в коридоре. – Причем один явно нанесен каким-то лезвием. Судя по краю раны, зубчатым лезвием. Наверное, кухонным ножом, насколько я могу предположить. Если бы удар был нанесен буквально на полсантиметра правее, он бы лишился глаза.
Я посмотрел через плечо. Стежки у Эдди тянулись со лба и до подбородка. Его правый глаз опух и не открывался, поскольку вчера вечером его побили.
– Эдди не особо разговорчив, – объяснил я. – Но мы думаем, это дело рук группы подростков. Видимо, они играют в некую игру, получают очки за тот вред, что нанесли бездомным.
– Я читал об этом в газете. Боюсь подумать о будущем нашего общества. – Доктор покачал головой. – Он обращался в полицию?
– Пейтон пыталась его уговорить. Сама несколько раз ходила, пробовала подать обращение от своего имени. Но им плевать.
– Вы не могли бы забрать его в ночлежку?
– Он приходит туда за едой. Там они и познакомились с Пейтон. Она волонтер в столовой, где он обычно питается. Но он не останется там на ночь. Когда накрывают столы, он берет еду и садится в дальний угол, подальше от людей. Кровати в ночлежке поставлены тоже слишком близко друг к другу, а Эдди не переносит, когда к нему кто-то слишком близко.
– Его убьют, если так и дальше будет продолжаться. По крайней мере, ему нужно защищаться. У него нет никаких следов на ладонях и руках, которые указывали бы, что он защищается.
– Он не защищается?
– Не похоже на то. Или он зачинщик, или просто забивается в уголок, пока его осыпают ударами по голове.
– Он, определенно, не зачинщик.
– Тогда, может, попробуете поговорить с ним о том, чтобы он защищался. Или ему раздробят в итоге череп.
* * *
Мне было жаль Эдди. Это правда. Но если честно, то я пошел на следующий день не из-за него. Я пошел ради Пейтон. Ладно, и ради себя тоже. Мне нужно было как-то исправить ситуацию.
Строительная бригада крушила стены, чтобы расширить офисное пространство, в импровизированной фотостудии исследовательской лаборатории шли фотосъемки, а утром я нанял двух новых сотрудников. Благодаря интересу к моим новым продуктам телефон на рецепции не замолкал. Я тонул в работе, но тем не менее пришел поговорить с бездомным парнем о самозащите.
Я знал, что у Пейтон прослушивание и ее не будет в ночлежке. Решив, что Эдди проявит больше внимания к тому, что я должен сказать, если ничто не будет его отвлекать, я пришел перед самым ужином и ждал снаружи. Он приковылял точно по расписанию.
– Привет, Эдди. Есть минутка поговорить?
Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. Беседа обещает быть очень короткой, если мы оба будем молчать.
– Пошли. Возьмем что-нибудь поесть, пока народ не набежал, и поговорим за ужином.
Я позволил Эдди отвести меня туда, где он хотел сесть. Я с подносом в руках прошел вслед за ним в дальний угол столовой, но не стал садиться прямо напротив, поскольку не был уверен, на каком расстоянии ему комфортно, а вместо этого устроился по диагонали, хотя никого по соседству и не было.
– Пейтон о тебе очень беспокоится, – сказал я.
Оказалось, это правильный зачин разговора. Эдди посмотрел мне прямо в глаза, а это большая редкость. Завладев его вниманием, я перешел к делу.
– Она очень расстраивается, когда тебя обижают. Почему ты не защищаешься, Эдди? Нельзя позволять этим охламонам тебя пинать и бить!
Он ковырялся в еде. Видимо, только упоминание Пейтон заслуживает его внимания, и я воспользовался этим.
– Пейтон хочет, чтобы ты защищался.
И снова это помогло – он сфокусировался на мне.
– Она хочет, чтобы ты прикрывал голову, когда тебя бьют, или убегал при их приближении. Ты можешь это сделать ради нее, Эдди?
Он уставился на меня в упор.
– У тебя есть что-то для самообороны? Ты ведь здоровый парень! Может, кусок металла? Труба? Что-то, что можно носить в сумке и отпугнуть хулиганов.
Он застал меня врасплох.
– Нож.
– Да уж, они тебя здорово порезали, – кивнул я, глянув на свежие стежки.
– Нож, – повторил он.
– Вот поэтому тебе и надо защищаться. Доктор сказал, что ты даже руки не поднял. Не защитил себя от ударов ножом.