– А были следы борьбы, может быть, что-то сдвинуто? – спрашивает Эд.
Джулиан качает головой:
– Нет, и соседи ничего не видели. Конечно, наш дом стоит в уединенном месте. Но я нанял детектива, который опросил всех в округе, – и ни одного свидетеля. Ты как будто испарилась.
Какая-то бессмыслица.
– Может быть, я впустила кого-то, и меня похитили? А потом сбежала? Правда, я так и не понимаю, почему ничего не помню.
– Мы два года пытались понять, что произошло. Но ты должна кое-что знать.
Он вздыхает:
– Ты принимала лекарства от депрессии и тревожности.
– Что?
– Не хочу сразу все на тебя вываливать, но у тебя было не самое легкое детство. Ты очень… травмирована.
Травмирована? Первый раз слышу что-то, в чем точно есть правда. Я всем телом чувствую эту травму, я знаю, что прошла через нечто совершенно ужасное. И это объясняет мои страшные видения.
– Расскажите. Мне нужно знать все. И не подслащайте пилюлю.
Джулиан выдерживает паузу, смотрит на всех нас по очереди.
– Когда тебе было двенадцать, твои родители погибли в автокатастрофе. Других родственников не осталось, и ты переходила из одной приемной семьи в другую. К сожалению, в некоторых из них с тобой обращались крайне скверно. Когда мы познакомились, ты как раз проходила из-за этого лечение.
– Так вот почему… – я опускаю глаза на свои запястья.
– Трудно сказать, но ты боролась с депрессией, вызванной твоим прошлым. Я думал, ты с ней справилась, но после рождения Валентины тебе опять стало хуже. И тогда ты…
Он остановился и с силой выдохнул:
– Ты точно хочешь, чтобы я начал эту тему прямо сейчас?
Я с облегчением принимаю возможность отсрочки. Предпочитаю услышать это наедине.
– Честно говоря, скорее нет. Может быть, я сначала обсужу все это со своим врачом… если к нему или к ней еще можно обратиться.
– Можно. Еще я хотел предложить тебе пройти сеансы гипноза, чтобы попробовать восстановить память. Раньше это срабатывало. Ты подавила кое-какие свои детские воспоминания, по вполне понятным причинам.
Мысль о гипнозе наполняет меня одновременно надеждой и страхом. С одной стороны, я уже почти перестала надеяться, что раскрою свое прошлое, стану настоящей личностью, восполню все пробелы в памяти. С другой – воспоминания принесут невыразимую скорбь о тех, кого я потеряла, и о том, что пережила.
– Почему она сделала пластическую операцию? – спрашивает Джиджи. – Попала в аварию?
Джулиан кивает:
– Автокатастрофа. Врезалась в бетонную стену. Лицо сильно пострадало.
Я застыла в молчании. Образ Кассандры, мой образ, который вырисовывается у меня в мыслях, пугает.
– Как это случилось?
Джулиан колеблется:
– У нас еще будет время обо всем об этом поговорить.
Меня начинает мутить.
– Я что, нарочно это сделала? Вы хотите сказать, что я пыталась свести счеты с жизнью не один раз?
Провоцируя его, я закатываю вверх рукава и показываю свои руки.
– Да, но тебя удалось спасти.
– Что же тогда вы во мне нашли? – вырывается у меня.
Джулиан выглядит оторопевшим:
– О чем ты?
Я встаю, лицо горит от закипающего гнева.
– Да потому что я – безнадежный случай: депрессия, тревога, неустойчивая психика. Две попытки самоубийства! Есть во мне хоть что-то нормальное, для компенсации?
– Эдди! – вмешивается Джиджи.
Я смотрю на нее:
– Серьезно, что еще я могу подумать?
– Конечно, есть, – говорит Джулиан. – Ты самый любящий и нежный человек из всех, кого я встречал. Ты искренне заботишься о других. Ты чудесная мать, делаешь все для меня и дочки.
Не знаю, верить ли ему.
– Что мне нравится делать? Есть ли у меня увлечения?
Он кивает:
– Ты обожаешь готовить, читать, и ты фантастически фотографируешь. Но это ты и так знаешь.
Он поднимается, делает пробный шаг ко мне и протягивает руку.
– Можно я тебя просто обниму?
У него такой грустный взгляд, что я не могу сказать нет. Подхожу к нему, даю заключить себя в объятия. Он прикасается ко мне очень деликатно. Меня овевает запах сандалового дерева, и я замираю, вспоминая. Закрываю глаза. Я знаю этот одеколон. Мелькает картинка: я целую мужчину, его руки зарылись в мои волосы, а мои гладят его белокурые локоны. У меня снова кружится голова, в ушах шумит. Я отстраняюсь, падаю на стул и опускаю лицо к коленям.
– По-моему, ей нужно передохнуть, – говорит Джиджи.
– Да, конечно.
Эд прочищает горло.
– Давайте прогуляемся вместе, – предлагает он Джулиану, – оставим их ненадолго?
Когда дверь за ними закрывается, я говорю Джиджи:
– Это так странно, что он рассказывает мне обо мне же. Я не чувствую ничего знакомого в той женщине, которую он описывает.
Провожу рукой по волосам.
– И не хочу становиться той женщиной.
Джиджи смотрит на меня сурово:
– А теперь слушай меня. Даже если ты не вспомнишь, ты не превратишься в незнакомку. Ты – это ты. Твоя жизнь в последние два года изменила тебя. Если тебе не нравится, какой женщиной ты была, не нужно ею становиться. И ты не должна возвращаться в Бостон. Можешь остаться с нами. Ты и здесь можешь найти врача, который поможет тебе восстановить память.
– Нет. У меня же есть дочь. Я должна вернуться, – делаю паузу. – И потом, мне кажется, я вспомнила его, когда он меня обнял.
Она поднимает бровь.
– Это было приятное воспоминание.
– Ну и хорошо. Это положительный знак, тебе не кажется?
– Наверное.
– В любом случае, знай, ты всегда можешь вернуться сюда. Я хочу, чтобы ты каждый день со мной созванивалась и говорила, как у тебя дела. Я должна знать, что ты в безопасности.
Я киваю. Но физическая безопасность меня не беспокоит, беспокоит другое: что меня ждет, когда таинственный узор моей памяти наконец будет прочитан?
32. Джулиан
Джулиан погрузил чемоданы Кассандры в багажник и уселся за руль. Прощание с Эдом и Джиджи вышло очень эмоциональным. Теперь они тронулись в путь, и Джулиан чувствовал облегчение оттого, что они наконец остались наедине. Ему не терпелось ускользнуть от их пытливых взглядов и начать восстанавливать отношения с Кассандрой по собственному разумению.
– Там сзади сумка-холодильник, в ней несколько банок малиновой газировки, а еще батончики мюсли и пакетики с миндалем.
Он захватил с собой то, чем она любила перекусить, по крайней мере, когда-то любила.
– Спасибо, я не голодна, – ответила она, не поворачивая головы.