Эпилог




«Дорогая Сандрин!

Не удивляйся, малышка. Ты ведь не думала, что я не узнаю твоего настоящего имени? Не сердись, Долз, тайны – мой хлеб. Я и здесь не устоял.

Ты большая умница, что вырвалась в другую жизнь, оставив кошмар позади. Это верно. Боль твоя, конечно, не пройдет, но и для радости непременно должно найтись местечко. Я не мастак говорить красивые речи, но тебя хочу попросить об одолжении. Нет, даже о двух.

Первое: не прячься больше. Я, конечно рад, что ты остановила свой выбор на мне, и благодарен за каждую минуту, подаренную мне. Но это не жизнь. Я боялся, что ты так и будешь сидеть в своей скорлупе, но вот твои глаза засияли, и у меня появилась надежда. Уж не знаю, что у тебя там с Дювалем, но он вроде не так плох. Если он заставляет тебя смеяться, если твое сердце тянется к нему, не бойся. Так и должно быть у взрослых людей. И моей малышке пора повзрослеть.

Второе: прости, но просьба немаленькая. Ты ведь знаешь, чем я зарабатываю, понимаешь, что век мой недолог. И я понимаю. Я шел на риск, зная, что он того стоит.

У меня есть дочь, ее зовут Франсуаза. Если со мной случится беда, ты найдешь ее фото сама знаешь где и сможешь отыскать девочку. Я скопил денег, Сандрин. И немало. Все для нее. Так вот, сама просьба: ты будешь распоряжаться деньгами до совершеннолетия Франсуазы, а остальное отдашь ей после. Так будет правильно. Никому, кроме тебя, я не могу доверить свою девочку. Она знает о тебе, не испугается, когда навестишь. А ты навестишь, я знаю. Ты не сможешь иначе.

Я верю, что ты разберешься со своей бедой и жизнь наконец подарит тебе то, что задолжала. Не вешай нос, малышка, я присматриваю за тобой!

Твой Амеди».



Это письмо я прочитала уже раз двадцать за последний год. Его прислали из пансиона, в котором содержалась дочь моего друга. Директор приложила записку с просьбой явиться на встречу с ней. Я так и сделала. Мы обсудили будущее Франсуазы, а потом я познакомилась с девочкой. Она очень похожа на отца. Сердце дрогнуло, стоило только увидеть ее прелестную улыбку. С тех пор я навещала Франсуазу регулярно. Мы нуждались друг в друге. Рядом с ней я находила утешение.

Первые месяцы после случившегося дались нелегко. Жаклин сделала все, как велел Арман. Она привезла Патриса в Париж и рассказала все сначала мужу, а потом и Гоберу. Северин Дюваль был раздавлен горем. Когда-то давно, кажется, в какой-то другой жизни, я слышала, что это именно он деспот в семье, но, оказалось, все совсем не так. Именно он разрушил надежды жены на то, что Патрис избежит наказания. Отец семейства почти сразу отошел от дел, отказался от государственного заказа в пользу Александра Корро и сдал сына на милость правосудия. Само собой, история была пересказана иначе, из нее исчезло любое упоминание о магии и все основывалось на безумии Патриса. Как ни просила Жаклин, как ни умоляла, Северин Дюваль был непреклонен. Он сделал это ради Армана, чем несказанно удивил меня. Любить в семье Дювалей, конечно, по-своему, но все же умели.

Патрису должны были вынести смертный приговор, но казни он все же избежал. Жаклин билась до последнего, настаивая на психиатрической экспертизе, и смогла доказать наличие у Патриса хронического психического расстройства. Его поместили в клинику на неопределенный срок. Общественность негодовала, но изменить уже ничего было нельзя.

Приехав в Париж, я обнаружила отца в собственной квартире, где он ждал моего возвращения. Только убедившись, что все действительно позади, папа вернулся в Марсель.

Все эти месяцы, пока длились бесконечные судебные разбирательства, Арман жил вместе со мной в маленькой квартирке на бульваре Монпарнас. Это было сложное и одновременно самое прекрасное время. Мы наслаждались друг другом, не думая о будущем, не пытаясь строить планов. Только мы вдвоем. Я интересовалась магией, а он решил больше от нее не отказываться. Арман изучал ее сам и многое рассказывал мне. Например, о таких людях, как мой добрый сосед. Мсье Броссар был кем-то вроде мудреца, умеющего заглядывать в будущее. Он не мог рассказывать о нем открыто, но был призван направлять окружающих. Сложность для таких людей, желающих помочь другим, состояла в том, что мудрецы не могли заставить прислушаться к себе. Они для этого лишь старались найти подходящие слова.

Арман не желал больше видеть мать, а она не пыталась вернуть его расположение. Как ни странно, случившееся сблизило моего любимого мужчину с его отцом. Он тоже оставался в Париже вплоть до приговора, который огласили только поздней осенью, а потом купил дом в Марселе и перебрался туда. Жаклин предпочла остаться в Париже, поближе к сыну.

И вот спустя год я стояла на балконе и смотрела на любимый город. Курить давно бросила, но от глотка хорошего вина раз или два в неделю отказаться не могла.

– Мадам Дюваль, – прошептал Арман мне на ухо и обнял.

– Мсье Дюваль, – улыбнулась я в ответ, крепче прижимаясь спиной к его груди.

Арман накрыл мой живот ладонями и поцеловал меня в шею. Я улыбнулась шире и повела плечами, разгоняя мурашки, которые вызвал поцелуй.

– Как там моя малышка? – спросил он.

– А почему малышка, может, это малыш? – рассмеялась я.

– Нет, милая, – сказал Арман, укладывая свой подбородок на мое плечо, – это совершенно точно девочка. Моя девочка. Каролина.

– Ты уже и имя выбрал? А меня спросить не подумал?

– Назовешь, если будет мальчик, – усмехнулся Арман.

– Так ты же уверен, что это девочка!

– Именно, – расхохотался он, а потом потянул меня за руку обратно в квартиру. – Тьери и Дениз скоро будут?

– Я приглашала к семи, – пожала я плечами. – А еще мадам и мсье Броссар обещали заглянуть.


Я не смогла скрыть сожаления, оглядывая квартиру.

– Жалеешь? – серьезно спросил Арман.

– О переезде в Марсель? Нет. Ты прав, нам нужен дом побольше. К тому же там наши близкие. Вот только…

– Что? – забеспокоился мой муж.

– Франсуаза… и Дениз, да и Тьери. Мне будет их не хватать.

– Франсуазу мы сможем навещать, не так уж далеко Марсель. Дениз и без того в Париже бывает редко. Теперь она вольный фотограф, мотается по свету, делает снимки для журналов. Вы и так редко видитесь. Какая разница где? А Тьери легок на подъем.

Я мысленно согласилась с мужем, но избавиться от тоски было не так легко. Сначала, пока еще была возможность, мы собирались навестить в Америке сестру Армана Ивет, а потом уже окончательно осесть в Марселе. Бедная девушка тяжело перенесла случившееся в ее семье, после чего решила во Францию не возвращаться. Она писала отцу и Арману время от времени, решив сохранить связь только с ними. Арман очень тосковал по сестре, поэтому я предложила поездку в солнечную Калифорнию в качестве немного запоздалого свадебного путешествия.

Я посмотрела в лицо любимого мужчины и снова поразилась его отваге, способности любить, прощать и находить хоть что-то хорошее даже в не самых хороших вещах. Я с удовольствием прильнула к мужу и потянулась, чтобы поцеловать его, но в дверь негромко постучали.

– Сегодня наша последняя ночь в этой квартире, – улыбнулся Арман мне в губы, – поэтому напомни, на чем мы остановились, когда гости разойдутся!

– Я люблю тебя, – прошептала я и отпустила его открывать дверь.

– А я тебя, моя мисс Пэг!



* * *





notes


Сноски




1




Ажан – французский полицейский. – Здесь и далее примеч. авт.





2




Каланки – узкие бухты или заливы в известковых скалах.