Я подняла на него глаза, но все равно будто не видела. Все мои мысли были скованы холодом страха. По телу расползался ужас, который пробирался под кожу, а потом проникал все глубже и сдавливал горло, лишая воздуха. Я оказалась словно под водой: оглушенная и растерянная, будто не могла понять, где дно, а где поверхность.
– Сандрин, – встряхнул меня Дюваль, – собирайся.
– Не могу… – пробормотала я. – Не смогу увидеть еще одно тело, Арман!
– Сможешь! – сурово сказал он, а потом его взгляд смягчился. – Прости, но тебе придется. Машинка зовет тебя и, к сожалению, это теперь твой путь. Он ужасен, безжалостен и крайне опасен. И пусть я ненавижу эту дрянь, которая играет жизнями людей, но теперь отступить не получится. Она выбрала тебя, а это не напрасно! Мы сейчас не понимаем, но во всем этом должен быть смысл!
Дюваль приблизился ко мне вплотную и знакомым жестом обхватил ладонями мое лицо. Теплые пальцы согрели, казалось, заледеневшую кожу, я будто оттаивала.
– Мне очень и очень жаль, милая, что тебе пришлось столкнуться со всем этим! Если бы я мог, то поверь, я бы избавил тебя от этого бремени, но это твоя дорога, по которой я могу лишь следовать за тобой и вовремя подставлять плечо!
Его слова словно огнем выжигались в сознании и поднимали мою решимость со дна. Сколько всего страшного у меня позади, сколько еще впереди. Я еще жива. Напугана, истощена, но не сломлена. У меня пока есть силы, а значит, придется брать себя в руки, сжимать зубы и идти дальше. Бог знает, почему машинка выбрала именно меня, но, если я могу сделать хоть что-то, чтобы остановить чудовище, я сделаю. Мысли так и остались неозвученными, я просто кивнула мужчине и пошла к шкафу.
– Я вызову Тьери, – сказал Арман и поспешил к телефону.
Одевалась, почти не глядя, продолжая мысленно убеждать себя, что уже не осталось ничего, чего бы я не смогла вынести. За последнее время испытала всяческую боль, ощутила на себе разнообразные терзания и даже столкнулась со смертоносной магией. Что еще может быть?
Арман положил трубку на рычаг и уперся ладонями в стол, на котором стояла зловещая машинка. Он склонил голову и стиснул дерево так сильно, что костяшки побелели. Я хотела подойти к нему и постараться поддержать, как он меня несколькими минутами ранее, но почувствовала, что не время. Мужчина еще немного постоял, а потом тоже начал одеваться. Мы оба молчали, оба погрузились в собственные страхи и предчувствия. Я как могла гнала от себя образы Кароль и совсем юной Моник, запрещая себе думать об очередной жертве безжалостного убийцы. Пыталась даже заглушить их предположениями о том, что мы найдем всего лишь вещи Моник. Ведь такое может быть?
Однако, как бы я ни пыталась, страхи все равно находили дорогу, а богатая фантазия иллюстрировала представления о новой смерти. Еще одна девушка. Чья-то дочь, сестра или невеста… Невыносимая боль для ее близких, рана, которая никогда не затянется. Сердце сжалось. Отчаянно захотелось взять его в руки и сдавить самой, чтобы оно больше так не мучилось.
Тьери постучал в дверь буквально через пять минут, я невольно бросила вопросительный взгляд на Армана, он пояснил:
– Тьери на время поселился поблизости…
Я не знала, что на это ответить – то ли поблагодарить, то ли отругать, поэтому просто промолчала, принимая как факт. В автомобиле совсем не слушала, о чем вполголоса беседовали мужчины. Я смотрела в окно, по которому забарабанили мелкие капли дождя. Внезапно вздрогнула, вспоминая ту ночь, когда нашла Кароль. Тогда тоже шел дождь. Обхватила себя руками, чтобы хоть как-то согреться и не провалиться в пустоту апатии.
Ехали мы довольно долго, за дорогой я не следила, поэтому, когда Тьери притормозил посреди непроглядной тьмы, совершенно не поняла, где именно мы находимся.
– В багажнике есть пара фонарей, – негромко сказал друг Армана и вышел на улицу.
– Ты как? – осторожно спросил Дюваль. – Готова?
– Нет, – честно призналась я, – но разве это что-то меняет?
Арман кивнул, бросил на меня еще один печальный взгляд и открыл дверцу автомобиля. Сердце обрушилось, после того как его пронзило страшное предчувствие. Я отчаянно не хотела выходить наружу, но затолкала страх поглубже и приняла предложенную руку Дюваля.
Мужчины взяли по фонарю, и мы осмотрелись. Как я поняла – это был не просто пустырь, а одна из заброшенных строек. Несколько домов, которые остались так и не достроенными. Я когда-то что-то слышала о том, что стройку должны возобновить. Если мы обнаружим здесь новый труп, то это место приобретет не самую выгодную репутацию.
И откуда этот бред в моей голове? Или я подсознательно пытаюсь заполнить голову чем-то пустым и несущественным?
Очень осторожно мы направились к домам, поскольку больше ничего в округе не обнаружили. Ледяными пальцами я держалась за руку Армана и едва-едва передвигала ноги. Все то же ужасное предчувствие не желало оставлять меня, сердце стучало уже где-то в горле, в ушах шумела кровь. Почему моя интуиция так громко вопит о новой боли?
Под ногами постоянно мешал строительный мусор, да и дождь уже изрядно вымочил землю, так, что она стала скользкой, поэтому шли мы медленно. Я постоянно оступалась, и Дювалю приходилось меня поддерживать.
– Прости, я сама не своя… – пробормотала извинения, не глядя на него, но зная, что он услышит.
– Ничего, мы все на нервах, – ответил он, когда мы повернули за дом, который был ближе всех к дороге и заслонял собой будущий двор.
– Что это? – воскликнул Тьери и замер на месте.
Мы с Арманом тоже остановились. Перед нами развернулась странная картина: блуждающие лучи света, несколько автомобилей с зажженными фарами и с десяток людей, шарящих фонарями по земле и ищущих что-то.
– Пойдем узнаем, – сказал Арман и осторожно зашагал по направлению к людям.
– Это полиция, – выпалил Тьери, как только мы подошли ближе.
– В этот раз они приехали первыми… – тихо сказал Арман и сжал мою ладонь.
– Что, мисс Пэг, снова записка под дверью? – послышался голос Гобера, и луч фонаря ударил мне в лицо.
Я подняла руку, закрывая глаза от яркого света. Комиссар приблизился, рассмотрел всю нашу троицу, поцокал языком и отвернулся, бросая на ходу:
– Вы не должны здесь находиться!
– Прошу вас, – рванула я к нему, сама не осознавая зачем.
Гобер остановился, вздохнул и вновь повернулся к нам, приподняв брови, будто задавал вопрос.
– Прошу вас, – на выдохе повторила я, чувствуя, как в горле появляется ком, мешающий говорить, а на глаза наворачиваются слезы, – скажите, эта новая жертва? Очередная девушка? Скажите, я вас умоляю!
Гобер некоторое время вглядывался в мое лицо, едва-едва освещенное фарами. В его глазах я впервые увидела нечто похожее на жалость и понимание. Возможно, мой внешний вид так подействовал на него, а может, трясущиеся губы и руки.
– Нет, – сказал наконец он, и я непроизвольно выдохнула, желая ухватиться за что-нибудь надежное, чтобы не осесть на подогнувшихся от напряжения ногах, – на этот раз мужчина.
Мне показалось, что меня ударили в грудь. Воздух вышибло из легких. Страх вернулся, и его сила достигла такой величины, что я разом заледенела. «Папа», – почему-то пронеслось в голове. Силы ушли разом, но я постаралась все же устоять на ногах. Арман подоспел вовремя, подхватил меня за локоть, и я простонала не своим голосом:
– Папа…
Гобер дернул головой, снова присмотрелся ко мне, а потом сказал:
– Нет, мужчина молодой, не больше тридцати, – он замолчал, подумал немного и добавил: – взгляните, вдруг вы его знаете.
Я посмотрела на Армана, он кивнул, давая понять, что будет рядом. Комиссар махнул рукой, и ажаны расступились, пропуская нас ближе к автомобилям, освещавшим небольшую площадку, на которой под белой простыней лежало тело. Я впилась взглядом в вымокшую ткань, по которой расползалось кровавое пятно. К горлу подступила тошнота, я замедлилась и отвела глаза. Но лучше бы я этого не делала. Отвернувшись, заметила во тьме знакомый номер машины. Мир вокруг меня содрогнулся, все поплыло перед глазами, и мне показалось, что я куда-то падаю.
– Нет, – прошептала непослушными губами, и слезы обожгли глаза. – Нет, только не это!
– В чем дело, Сандрин? – взволнованно спросил Арман.
– Нет, прошу, только не это… – повторила, срываясь на рыдание.
Я отбросила руку Дюваля и упала на колени перед телом, продолжая плакать и бормотать. Я чувствовала, как сердце рвется на мелкие части, как душа мечется от боли, как неукротимые страдания овладевают мной.
– Так не должно было быть… – захлебываясь слезами, простонала я и отогнула край простыни.
Первой мыслью было: «Какое же красивое у него лицо!». А потом только боль: беспощадная, убийственная, всеобъемлющая.
– Амеди…
Я уткнулась лицом в вымокший пиджак мужчины, и из груди вырвался вопль. Пальцы отчаянно сжимали ткань его одежды, а сокрушительное горе истязало душу. Я цеплялась за Амеди, будто могла поднять его на ноги. Вот он, тот самый удар судьбы, которого я не ожидала. Как же глупо было считать, что меня уже невозможно сломить. Как же самонадеянно было думать, что уже не осталось того, что я не смогу вынести.
Продолжая рыдать, я оторвалась от мужской груди и вновь посмотрела в его лицо. Безмятежное, выглядящее так, словно он просто спит. Если бы не странный цвет кожи и холод. Холод! Как давно он здесь лежит? Приложила ладони к щекам, желая согреть дорогого сердцу человека, но глаз он не открыл, как бы мне того ни хотелось. Может, все это кошмар и я вот-вот проснусь в холодном поту? Может, мужчина, который был для меня ближе прочих, на самом деле жив?
– Амеди, – сорвалось с губ, – Амеди…
Тело била мелкая дрожь, пальцы застыли от холода и дождя. Позади послышались шаги, и чьи-то руки попытались приподнять меня и поставить на ноги. Я оттолкнула их и снова вцепилась в Амеди, ощущая, что схожу с ума.
– Прости, – прошептала я ему на ухо, склонившись почти к земле, – это я виновата. Это я втянула тебя… Прости, Амеди… прости… Я не должна была… Умоляю прости меня… прости…
– Сандрин, – раздалось надо мной. – Пойдем отсюда, пойдем.
– Арман! – воскликнула развернувшись. – Это я виновата, это все моя вина…
– Нет, Сандрин, не твоя!
Дюваль быстрым движением поднял меня и прижал к себе:
– Не твоя, это не твоя вина!
– Я попросила его, я… это я отправила его… он хотел помочь… он никогда не отказывал мне… никогда не отступал…
На последнем слове я вновь сорвалась и чуть ли не завыла от боли. Арман все крепче прижимал меня к своей груди и все настойчивее повторял, что я не виновата. Крепкие руки сдавили мое трясущееся тело в кольце и уже не выпускали.
– Она вот-вот впадет в истерику, мсье Дюваль, – сказал Гобер. – Отвезите ее в больницу…
– Нет! – взвизгнула я и обернулась. – Только не в больницу!
Комиссар нахмурился, а потом его лицо осветила догадка, он кивнул мне, и я вновь увидела участие в его глазах. От этого стало еще больнее, хоть я и думала, что больше уже некуда.
– Поехали домой, – сказал Арман. – Мы отвезем тебя домой.
Я обернулась на тело Амеди, которое уже снова накрыли посеревшей от воды простыней.
– Увезите его, – взмолилась я, – пусть он не лежит на земле…
Колени дрогнули, и я повисла на руках Дюваля, которому ничего не оставалось, как подхватить меня и донести до машины. Тьери шагал впереди, освещая другу путь и не произнося ни слова. В автомобиле я свернулась на сиденье и беззвучно скулила, оплакивая потерю.
Несколько дней прошли как в тумане: приезд домой, горячая ванна, сухая одежда, вымученный полусон, потом разговор с комиссаром, точнее по большей части говорил Гобер, я ошалело смотрела в одну точку и иногда кивала, потом снова полусон и кошмары, а потом похороны. Я будто выпала из жизни на время, заперев себя в непроницаемой комнате, куда изо всех сил старалась не пустить боль и глубокое отчаяние.
На следующий день после похорон ко мне пришла Дениз. Мы выпили кофе, выкурили несколько сигарет, разговор не клеился.
– Это моя вина, – вновь повторила я. – Он помогал мне, и его убили…
– Прекрати уже это самобичевание, Долли! Это неразумно! Ты доведешь себя до депрессии или еще чего похуже.
– Но это правда, – тихо ответила я подруге. – Я попросила Амеди о помощи. Он не очень-то и хотел, но отказать мне не смог. Он множество раз предупреждал меня об опасности.
– О чем ты его попросила? О чем-то связанном с этими убийствами? – Дениз взяла меня за руки и заглянула в глаза.