Он объяснил, что подруга его сестры пришла к ним после школы, а когда они собирались поужинать, ушла. Через несколько минут она вернулась и заявила, что к ней кто-то приставал.
– Как он выглядел? – уточнила я.
Повисла пауза.
– Она сказала, что не видела его. Но добавила, что он молчал. Что он молча схватил ее сзади. За бедра. Что он потерся об нее. Пытался схватить ее за грудь. Но она вырвалась и побежала обратно к нам. Может, мне рассказать об этом, Сафайр? Сообщить в полицию? Сказать, что я знаю, кто это может быть?
Больше всего я сожалела о том, что я не сказала «да», что я ничего им не рассказала. Не назвала им его имя. Пусть они проследят его до двери, обыщут его черную сумку, снимут отпечатки пальцев, перевернут его жизнь. Пусть уничтожат его.
Я не сказала это потому, что не хотела быть той самой. Что, если они постучат в его дверь, и он скажет: «Это не я»? И они ему поверят? А потом он закроет дверь, выпятит грудь и решит, что он умнее всех. Или что, если они подойдут к его двери, приведут его и допросят, и окажется, что это был не он? Я же хотела, чтобы это был он. Мне нужно было, чтобы это был он. Он был гадким, мерзким, и его нужно было остановить.
Поэтому я сказала:
– Нет, ничего не говори. Просто молчи. Оставь это мне. Оставь это мне.
48
В комнату для допросов входит Барри. Оуэн слышит скрип его кожаных подошв по деревянному полу, за которым тут же следует крепкий запах лосьона после бритья.
– Доброе утро, Оуэн.
– Они меня отпускают?
Барри останавливается и закрывает глаза.
– Нет, Оуэн, боюсь, что нет. И, послушайте, вы должны знать, что сейчас происходит.
Он вытаскивает из портфеля сложенную в несколько раз газету и бросает ее перед Оуэном на стол. Это утренний выпуск газеты «Метро»:
ЖУТКИЙ ПЛАН ПОДОЗРЕВАЕМОГО В ПОХИЩЕНИИ САФАЙР – ИЗНАСИЛОВАТЬ НА СВИДАНИИ ДЕСЯТКИ ЖЕНЩИН.
Ниже помещен кошмарный снимок. На нем Оуэна втискивают в полицейскую машину. На лбу – свежий порез, мокрая челка криво подстрижена, волосы торчат во все стороны, в глазах – мертвый взгляд, сквозь приоткрытые губы виден кривоватый зуб. Оуэн поднимает глаза и ошарашенно смотрит на Барри.
– Но?.. Я не?..
– Просто прочти это, Оуэн.
«У Оуэна Пика, уволенного за недостойное поведение преподавателя колледжа, который в настоящее время содержится под арестом в полицейском участке на севере Лондона по подозрению в похищении и возможном убийстве пропавшей без вести девушки-подростка, Сафайр Мэддокс, по словам его друга по форуму инцелов, который он ранее часто посещал, имелся грандиозный план. Друг, пожелавший остаться неизвестным, поведал нам про ужасающий план, которым Пик поделился с ним во время встречи в пабе в начале этого месяца.
Вот что он рассказал: “Отчасти проблема сообщества инцелов состоит в том, что мы выведены за рамки общества. Женщины отказываются рассматривать нас в качестве сексуальных партнеров, поэтому нам отказано в возможности воспроизводить потомство. Наши гены постепенно выводятся из генофонда – нашими правительствами, средствами массовой информации и обществом. Это проблема очень глубоко проникла в психологию сообщества инцелов. Это то, что мы с Оуэном долго обсуждали. Хотя в целом я согласен с его теорией и сам активно участвую в сообществе инцелов, пытаясь изменить то, как нас воспринимает общество, однако я был очень встревожен, когда мы с Оуэном Пиком встретились в последний раз, чтобы выпить.
Он выбрал убогий паб, и я был удивлен, когда впервые встретил его. Он был довольно хорошо одет и явно следил за своей внешностью. На мой взгляд, он не выглядел как классический инцел. Он производил впечатление человека, которого прекрасно принимают в обществе. Я не мог понять, откуда у него проблемы с женщинами. Но было в нем что-то холодное, жестокое. Он меня даже слегка напугал. Я бы сказал, что у него было много черт психопата. А потом он сказал мне, что у него есть план. Он показал мне баночку с таблетками. Я понятия не имел, что это такое. Он положил их на стол между нами и рассказал мне, каков его план.
Он собирался знакомиться с женщинами на форумах знакомств, затем накачивать их наркотиками и, пока они без сознания, оплодотворять их. Он сказал мне, что делает это на благо сообщества инцелов, но я не купился на это. Было в нем что-то отталкивающее: нарциссизм, недостаток человечности и сострадания. Я бы сказал, что у него расстройство личности, и он использовал инцел-сообщество и наши убеждения для того, чтобы решить свои личные психические проблемы. На мой взгляд, Оуэн Пик – насильник, маскирующийся под инцела”».
Оуэн издает странный звук. Он не ожидал, что способен на такое. Звук исходит из глубин его нутра, сдавленное рычание. Он вскидывает кулаки, которые сжал, пока читал статью, и с силой опускает их на стол. Затем берет газету в руки, комкает ее и швыряет через всю комнату.
– К черту! – кричит он. – К черту все. К чертовой матери!
Он тяжело садится, зарывается лицом в ладони и плачет. А когда поднимает голову, Барри сидит и поправляет манжеты своей рубашки. Он видит, что Оуэн смотрит на него, и протягивает ему носовой платок, который достает из внутреннего кармана пиджака.
– Это выглядит некрасиво, Оуэн, – тихо говорит Барри.
– Это чушь собачья… вы ведь это знаете? Бред какой-то. Ничего этого не было. Он все вывернул наизнанку. Если кто и преступник, так это он. Это он дал мне наркотики. Он просто продвигает свои планы и бросает меня под колеса, чтобы добиться своего. Вот же мудак!
Барри продолжает смотреть на него.
– Ну что ж, – говорит он. – Нам предстоит еще много работы. А это, – Барри указывает на скомканную газету, – это все слухи, и они не должны иметь никакого отношения к расследованию. Давай даже не думать об этом и посмотрим, что наши друзья приготовили для нас сегодня, ладно?
Через несколько секунд в комнату входят инспекторы Керри и Генри. Оуэн тотчас замечает их бодрое настроение. Последние пару дней они как будто медленно увядали, поскольку все их так называемые зацепки ни к чему не приводили, а обвинения в адрес Оуэна так и остались голословными. Но теперь, когда они занимают свои места, устраиваются поудобнее и раскладывают на столе свои бумаги, зацепки у них явно есть.
Инспектор Керри без проволочек переходит к делу.
– Оуэн, вы знаете женщину по имени Алисия Мазерс?
Оуэн качает головой.
– Никогда о такой не слышал.
– Что ж, Алисия Мазерс утверждает, что знает вас.
Оуэн вздыхает. Он угодил в кроличью нору. Он в мире, где люди говорят ему, что небо зеленое, трава синяя, дважды два – пять, черное – это белое, а белое – это черное. И, конечно, в этом мире женщина по имени Алисия Мазерс утверждает, что знает его.
– Она знает меня? – уточняет он.
– Да. Она утверждает, что видела вас той ночью. И что вы разговаривали с молодой девушкой в толстовке с капюшоном.
Оуэн кладет голову на стол. Прикосновение лба к пластику столешницы кажется прохладным. Его глаза закрыты, и, прежде чем снова поднять голову, он молча считает до пяти.
– И она заявила об этом только сейчас, потому что…
– Все сложнее, – говорит инспектор Керри. – У нее имелась очень веская причина не говорить этого раньше. Очень деликатная причина.
– И что это за причина?..
– Я не имею права делиться этим с вами.
– Понимаю, – говорит Оуэн. – Нет. Конечно, нет. Итак, продолжайте, что видела эта Алисия?
– Алисия утверждает, что видела, как вы разговаривали с девушкой в толстовке с капюшоном. Рядом с вашим домом.
В голове Оуэна мелькает вспышка света. Вновь тот самый потерянный момент, который раз за разом возникает перед ним в виде осколков, стоит ему закрыть глаза. Девушка в толстовке на самом деле не уходит, а идет ему навстречу. И что-то говорит. Он думал, что это ложное воспоминание. Но теперь ему говорят, что это не так.
– Такое могло быть, – говорит он. Не успели слова слететь с его губ, как ему становится легче. – Я вспоминал весь прошлый день или позапрошлый. Такое могло быть. Но я, хоть убей, не помню, о чем мы говорили. Ни того, что сказала она. Ни того, что я сказал. Я понятия не имею.
Оуэн слышит, как справа тяжело вздыхает Барри, замечает, как лица двух полицейских слегка искажаются, мышцы и нервы под кожей реагируют на его слова.
– Оуэн, Алисия Мазерс утверждает, что видела девушку в толстовке, которая разговаривала с вами возле вашего дома. Она утверждает, что видела, как вы пошли следом за ней в ваш сад.
– Да, – говорит Оуэн. В его голове мельтешат расплывчатые картины, кожа покалывает от смутного воспоминания о руке девушки на его плече. – Да, такое могло быть. Да. Она подбежала ко мне. К дому напротив шла женщина. Девушка подбежала ко мне. Она перебежала дорогу и сказала… – Вот оно, всплывшее из глубин его разума: – «Клайв! Это ты, Клайв?» Она назвала меня Клайвом. Она хотела что-то увидеть. Она…
Что же она сделала? В комнате воцаряется тишина. Оуэн видит, что Анджела Керри затаила дыхание. Он смотрит на свои руки. Кожа на его ладонях покалывает. Он чувствует, что всплывает еще одно воспоминание.
– Она попросила меня подсадить ее. На крышу гаража. Я вытянул руки, вот так. – Он показывает, как его пальцы были сцеплены вместе, образуя подножку. – Она была тяжелой. Я же не очень силен. Она чуть не упала на меня, но успела за что-то ухватиться. За желоб. За что-то такое. И подтянулась. А потом…
Он зажимает переносицу. Где это было? Все эти дни?
Он продолжает:
– Не знаю. Я стоял и наблюдал. Не знаю, как долго. Я с ней не разговаривал. Потом она спрыгнула. Она спрыгнула. Она сказала «ой». Это было!.. – Ему что-то приходит в голову, и он вздрагивает. – Должно быть, она порезалась! На моей стене. И уронила свой телефон. Она уронила телефон и снова взяла его. И убежала. Она сказала: «Спасибо, Клайв» – и убежала.
– Клайв? – переспрашивает Анджела.
– Да. Я не знаю. Не знаю, почему, но она назвала меня Клайвом. Должно быть, приняла меня за кого-то другого.
Он замечает, как инспекторы Керри и Генри переглядываются.
– Она убежала? – задает вопрос инспектор Керри.
– Да! – волнуясь, говорит Оуэн. – Она спрыгнула. Она ойкнула. Уронила свой телефон. Подняла его. Сказала: «Спасибо, Клайв». И убежала.
Он чувствует прилив эйфории от того, что сумел восстановить недостающий отрезок времени между тем, как он увидел ее у дома бегуна в лайкре, и тем, как она бежит по улице и ее резиновые подошвы глухо стучат о холодный, сухой тротуар.
– А женщина на другой стороне улицы?
– Я не помню. Я не… Она была…
И вот он, найден, как старая фотография, упавшая за спинку дивана: недостающий фрагмент.
– Она разговаривала с мужчиной, который живет на другой стороне улицы. Тем, что занимается бегом. Ну, вы знаете, с психологом. Она говорила с ним. Она кричала. Она плакала. Вот и все, – говорит Оуэн. – Насколько я помню.
В комнате воцаряется тишина. Инспектор Керри что-то пишет на листе бумаги. Затем откашливается.
– Что ж, спасибо, что вспомнили, Оуэн. Хотя, если честно, это кажется мне весьма странным после стольких дней вашего молчания.
– Это потому, что вы сказали о женщине. Я знал… я вроде как знал, что чего-то не хватает. Но я не мог вспомнить, пока вы не сказали об этой другой женщине.
– Это называется фрагментарным затемнением, – говорит Барри и выпрямляется. – Такое часто бывает после пьянства. Утерянные воспоминания всплывают благодаря тому, что кто-то восполнил недостающую деталь.
Оуэн поднимает взгляд на Барри. В нем появилось что-то новое. В его манере поведения, в тоне его голоса. Какая-то мягкость, какой не было раньше. Заинтересованность. «Как будто, – думает Оуэн, – Барри мне верит».
– Как он выглядел? – уточнила я.
Повисла пауза.
– Она сказала, что не видела его. Но добавила, что он молчал. Что он молча схватил ее сзади. За бедра. Что он потерся об нее. Пытался схватить ее за грудь. Но она вырвалась и побежала обратно к нам. Может, мне рассказать об этом, Сафайр? Сообщить в полицию? Сказать, что я знаю, кто это может быть?
Больше всего я сожалела о том, что я не сказала «да», что я ничего им не рассказала. Не назвала им его имя. Пусть они проследят его до двери, обыщут его черную сумку, снимут отпечатки пальцев, перевернут его жизнь. Пусть уничтожат его.
Я не сказала это потому, что не хотела быть той самой. Что, если они постучат в его дверь, и он скажет: «Это не я»? И они ему поверят? А потом он закроет дверь, выпятит грудь и решит, что он умнее всех. Или что, если они подойдут к его двери, приведут его и допросят, и окажется, что это был не он? Я же хотела, чтобы это был он. Мне нужно было, чтобы это был он. Он был гадким, мерзким, и его нужно было остановить.
Поэтому я сказала:
– Нет, ничего не говори. Просто молчи. Оставь это мне. Оставь это мне.
48
В комнату для допросов входит Барри. Оуэн слышит скрип его кожаных подошв по деревянному полу, за которым тут же следует крепкий запах лосьона после бритья.
– Доброе утро, Оуэн.
– Они меня отпускают?
Барри останавливается и закрывает глаза.
– Нет, Оуэн, боюсь, что нет. И, послушайте, вы должны знать, что сейчас происходит.
Он вытаскивает из портфеля сложенную в несколько раз газету и бросает ее перед Оуэном на стол. Это утренний выпуск газеты «Метро»:
ЖУТКИЙ ПЛАН ПОДОЗРЕВАЕМОГО В ПОХИЩЕНИИ САФАЙР – ИЗНАСИЛОВАТЬ НА СВИДАНИИ ДЕСЯТКИ ЖЕНЩИН.
Ниже помещен кошмарный снимок. На нем Оуэна втискивают в полицейскую машину. На лбу – свежий порез, мокрая челка криво подстрижена, волосы торчат во все стороны, в глазах – мертвый взгляд, сквозь приоткрытые губы виден кривоватый зуб. Оуэн поднимает глаза и ошарашенно смотрит на Барри.
– Но?.. Я не?..
– Просто прочти это, Оуэн.
«У Оуэна Пика, уволенного за недостойное поведение преподавателя колледжа, который в настоящее время содержится под арестом в полицейском участке на севере Лондона по подозрению в похищении и возможном убийстве пропавшей без вести девушки-подростка, Сафайр Мэддокс, по словам его друга по форуму инцелов, который он ранее часто посещал, имелся грандиозный план. Друг, пожелавший остаться неизвестным, поведал нам про ужасающий план, которым Пик поделился с ним во время встречи в пабе в начале этого месяца.
Вот что он рассказал: “Отчасти проблема сообщества инцелов состоит в том, что мы выведены за рамки общества. Женщины отказываются рассматривать нас в качестве сексуальных партнеров, поэтому нам отказано в возможности воспроизводить потомство. Наши гены постепенно выводятся из генофонда – нашими правительствами, средствами массовой информации и обществом. Это проблема очень глубоко проникла в психологию сообщества инцелов. Это то, что мы с Оуэном долго обсуждали. Хотя в целом я согласен с его теорией и сам активно участвую в сообществе инцелов, пытаясь изменить то, как нас воспринимает общество, однако я был очень встревожен, когда мы с Оуэном Пиком встретились в последний раз, чтобы выпить.
Он выбрал убогий паб, и я был удивлен, когда впервые встретил его. Он был довольно хорошо одет и явно следил за своей внешностью. На мой взгляд, он не выглядел как классический инцел. Он производил впечатление человека, которого прекрасно принимают в обществе. Я не мог понять, откуда у него проблемы с женщинами. Но было в нем что-то холодное, жестокое. Он меня даже слегка напугал. Я бы сказал, что у него было много черт психопата. А потом он сказал мне, что у него есть план. Он показал мне баночку с таблетками. Я понятия не имел, что это такое. Он положил их на стол между нами и рассказал мне, каков его план.
Он собирался знакомиться с женщинами на форумах знакомств, затем накачивать их наркотиками и, пока они без сознания, оплодотворять их. Он сказал мне, что делает это на благо сообщества инцелов, но я не купился на это. Было в нем что-то отталкивающее: нарциссизм, недостаток человечности и сострадания. Я бы сказал, что у него расстройство личности, и он использовал инцел-сообщество и наши убеждения для того, чтобы решить свои личные психические проблемы. На мой взгляд, Оуэн Пик – насильник, маскирующийся под инцела”».
Оуэн издает странный звук. Он не ожидал, что способен на такое. Звук исходит из глубин его нутра, сдавленное рычание. Он вскидывает кулаки, которые сжал, пока читал статью, и с силой опускает их на стол. Затем берет газету в руки, комкает ее и швыряет через всю комнату.
– К черту! – кричит он. – К черту все. К чертовой матери!
Он тяжело садится, зарывается лицом в ладони и плачет. А когда поднимает голову, Барри сидит и поправляет манжеты своей рубашки. Он видит, что Оуэн смотрит на него, и протягивает ему носовой платок, который достает из внутреннего кармана пиджака.
– Это выглядит некрасиво, Оуэн, – тихо говорит Барри.
– Это чушь собачья… вы ведь это знаете? Бред какой-то. Ничего этого не было. Он все вывернул наизнанку. Если кто и преступник, так это он. Это он дал мне наркотики. Он просто продвигает свои планы и бросает меня под колеса, чтобы добиться своего. Вот же мудак!
Барри продолжает смотреть на него.
– Ну что ж, – говорит он. – Нам предстоит еще много работы. А это, – Барри указывает на скомканную газету, – это все слухи, и они не должны иметь никакого отношения к расследованию. Давай даже не думать об этом и посмотрим, что наши друзья приготовили для нас сегодня, ладно?
Через несколько секунд в комнату входят инспекторы Керри и Генри. Оуэн тотчас замечает их бодрое настроение. Последние пару дней они как будто медленно увядали, поскольку все их так называемые зацепки ни к чему не приводили, а обвинения в адрес Оуэна так и остались голословными. Но теперь, когда они занимают свои места, устраиваются поудобнее и раскладывают на столе свои бумаги, зацепки у них явно есть.
Инспектор Керри без проволочек переходит к делу.
– Оуэн, вы знаете женщину по имени Алисия Мазерс?
Оуэн качает головой.
– Никогда о такой не слышал.
– Что ж, Алисия Мазерс утверждает, что знает вас.
Оуэн вздыхает. Он угодил в кроличью нору. Он в мире, где люди говорят ему, что небо зеленое, трава синяя, дважды два – пять, черное – это белое, а белое – это черное. И, конечно, в этом мире женщина по имени Алисия Мазерс утверждает, что знает его.
– Она знает меня? – уточняет он.
– Да. Она утверждает, что видела вас той ночью. И что вы разговаривали с молодой девушкой в толстовке с капюшоном.
Оуэн кладет голову на стол. Прикосновение лба к пластику столешницы кажется прохладным. Его глаза закрыты, и, прежде чем снова поднять голову, он молча считает до пяти.
– И она заявила об этом только сейчас, потому что…
– Все сложнее, – говорит инспектор Керри. – У нее имелась очень веская причина не говорить этого раньше. Очень деликатная причина.
– И что это за причина?..
– Я не имею права делиться этим с вами.
– Понимаю, – говорит Оуэн. – Нет. Конечно, нет. Итак, продолжайте, что видела эта Алисия?
– Алисия утверждает, что видела, как вы разговаривали с девушкой в толстовке с капюшоном. Рядом с вашим домом.
В голове Оуэна мелькает вспышка света. Вновь тот самый потерянный момент, который раз за разом возникает перед ним в виде осколков, стоит ему закрыть глаза. Девушка в толстовке на самом деле не уходит, а идет ему навстречу. И что-то говорит. Он думал, что это ложное воспоминание. Но теперь ему говорят, что это не так.
– Такое могло быть, – говорит он. Не успели слова слететь с его губ, как ему становится легче. – Я вспоминал весь прошлый день или позапрошлый. Такое могло быть. Но я, хоть убей, не помню, о чем мы говорили. Ни того, что сказала она. Ни того, что я сказал. Я понятия не имею.
Оуэн слышит, как справа тяжело вздыхает Барри, замечает, как лица двух полицейских слегка искажаются, мышцы и нервы под кожей реагируют на его слова.
– Оуэн, Алисия Мазерс утверждает, что видела девушку в толстовке, которая разговаривала с вами возле вашего дома. Она утверждает, что видела, как вы пошли следом за ней в ваш сад.
– Да, – говорит Оуэн. В его голове мельтешат расплывчатые картины, кожа покалывает от смутного воспоминания о руке девушки на его плече. – Да, такое могло быть. Да. Она подбежала ко мне. К дому напротив шла женщина. Девушка подбежала ко мне. Она перебежала дорогу и сказала… – Вот оно, всплывшее из глубин его разума: – «Клайв! Это ты, Клайв?» Она назвала меня Клайвом. Она хотела что-то увидеть. Она…
Что же она сделала? В комнате воцаряется тишина. Оуэн видит, что Анджела Керри затаила дыхание. Он смотрит на свои руки. Кожа на его ладонях покалывает. Он чувствует, что всплывает еще одно воспоминание.
– Она попросила меня подсадить ее. На крышу гаража. Я вытянул руки, вот так. – Он показывает, как его пальцы были сцеплены вместе, образуя подножку. – Она была тяжелой. Я же не очень силен. Она чуть не упала на меня, но успела за что-то ухватиться. За желоб. За что-то такое. И подтянулась. А потом…
Он зажимает переносицу. Где это было? Все эти дни?
Он продолжает:
– Не знаю. Я стоял и наблюдал. Не знаю, как долго. Я с ней не разговаривал. Потом она спрыгнула. Она спрыгнула. Она сказала «ой». Это было!.. – Ему что-то приходит в голову, и он вздрагивает. – Должно быть, она порезалась! На моей стене. И уронила свой телефон. Она уронила телефон и снова взяла его. И убежала. Она сказала: «Спасибо, Клайв» – и убежала.
– Клайв? – переспрашивает Анджела.
– Да. Я не знаю. Не знаю, почему, но она назвала меня Клайвом. Должно быть, приняла меня за кого-то другого.
Он замечает, как инспекторы Керри и Генри переглядываются.
– Она убежала? – задает вопрос инспектор Керри.
– Да! – волнуясь, говорит Оуэн. – Она спрыгнула. Она ойкнула. Уронила свой телефон. Подняла его. Сказала: «Спасибо, Клайв». И убежала.
Он чувствует прилив эйфории от того, что сумел восстановить недостающий отрезок времени между тем, как он увидел ее у дома бегуна в лайкре, и тем, как она бежит по улице и ее резиновые подошвы глухо стучат о холодный, сухой тротуар.
– А женщина на другой стороне улицы?
– Я не помню. Я не… Она была…
И вот он, найден, как старая фотография, упавшая за спинку дивана: недостающий фрагмент.
– Она разговаривала с мужчиной, который живет на другой стороне улицы. Тем, что занимается бегом. Ну, вы знаете, с психологом. Она говорила с ним. Она кричала. Она плакала. Вот и все, – говорит Оуэн. – Насколько я помню.
В комнате воцаряется тишина. Инспектор Керри что-то пишет на листе бумаги. Затем откашливается.
– Что ж, спасибо, что вспомнили, Оуэн. Хотя, если честно, это кажется мне весьма странным после стольких дней вашего молчания.
– Это потому, что вы сказали о женщине. Я знал… я вроде как знал, что чего-то не хватает. Но я не мог вспомнить, пока вы не сказали об этой другой женщине.
– Это называется фрагментарным затемнением, – говорит Барри и выпрямляется. – Такое часто бывает после пьянства. Утерянные воспоминания всплывают благодаря тому, что кто-то восполнил недостающую деталь.
Оуэн поднимает взгляд на Барри. В нем появилось что-то новое. В его манере поведения, в тоне его голоса. Какая-то мягкость, какой не было раньше. Заинтересованность. «Как будто, – думает Оуэн, – Барри мне верит».