Они с Джорджией пекут торт. Каникулы Джорджии уже почти подошли к концу. Дочь всю неделю повторяла пройденный материал или гуляла с подружками, и Кейт ее почти не видела. Это один из тех серых, унылых дней, когда все кажется расплывчатым и бесформенным. В такой день если чем и заниматься, то только взвешивать, измерять, подсчитывать и перемешивать.

У Джорджии на интернет-сервисе «Spotify» есть один плей-лист с подборкой старой музыки, под которую Кейт когда-то танцевала в ночных клубах, и другой – с музыкой современной, которая звучит бессмысленно и оглушающе. Они готовят то, что нашли в интернете, торт под названием «Чоко-мокко». Кейт берет из кофеварки чашку эспрессо и ставит в сторону, давая ей остыть. Джорджия взбивает сахар и масло. Духовка, нагреваясь, негромко гудит.

В голове Кейт то и дело всплывает лицо Оуэна Пика. Ей вспоминается его недовольный взгляд, как будто он постоянно думает о неприятных вещах. Его неухоженные волосы. Поношенные башмаки, которые не сочетаются со странно элегантной одеждой, как будто с чужого плеча. «Типичный извращенец», – думает она. Да, типичный извращенец: одинокий мужчина, живущий с эксцентричной квартирной хозяйкой в запущенном доме с рваными занавесками на окнах.

А теперь под окном его спальни нашли следы крови.

Кейт смотрит на Джорджию. Щеки Джорджии разрумянились от жара духовки, от усердных попыток правильно смешать масло и сахар. На лицо свисает непослушная прядь волос, которую она время от времени сдувает уголком рта.

Кейт наклоняется и заправляет ей волосы за ухо. Джорджия целует руку Кейт и говорит:

– Спасибо, мам.

Они обмениваются взглядами. Кейт знает: они обе думают об одном и том же.

Сафайр Мэддокс, возможно, мертва, а их сосед, который мог ее убить, мог убить и Джорджию. Но теперь полиция держит его под стражей, и они в безопасности: они пекут торт.





33





Сафайр


Рождество в прошлом году было удачным. Приехал Ли с семьей. Аарон приготовил изумительную еду, смесь британских рождественских блюд и кушаний, которые, как мне рассказывали, готовила на Рождество моя бабушка: запеканка из макарон, пирог из сладкого картофеля. Мы пили ромовый пунш из бокалов с зонтиками и всякой мишурой и пели караоке под привезенную Ли штуковину. Елка выглядела потрясающе. Мы зажгли на плазменном экране телика картинку с камином, и, хотя дедушки и не было с нами, это было настоящее Рождество.

После этого я чувствовала себя такой объевшейся, опьяневшей и сонной, что мне даже особо не хотелось выходить на улицу. В тот вечер, сидя в удобном кресле на восьмом этаже, я не желала даже сдвинуться с места. Я просто сидела, поглаживая живот, и наблюдала за тем, как мои маленькие кузины играют со своими новыми игрушками. К тому времени я уже несколько месяцев следила за Роаном, его семьей и его любовницей, и провести день, по-настоящему общаясь с близкими людьми, было сродни волшебству. Возможно, сумей я сохранить это чувство, чувство того, что я часть этого мира, что мне судьбой предназначено быть здесь, а не где-то еще, тогда, пожалуй, и все остальное сложилось бы иначе.

Но по крайней мере один день я была его частью, и мне было хорошо. Это было классно.

На следующий день после Дня подарков мне уже снова не сиделось на месте. В квартире была жуткая жарища, и меня вновь охватила пугающая клаустрофобия, как будто мы все были песчинками, запертыми в крошечных коробочках. Выглянуло солнце, и я надела зимние ботинки, пижамные штаны, завязала волосы в хвост и накинула куртку. Я выглядела кошмарно, но мне было все равно, мне просто нужно было выбраться из дома.

Я зашла к Жасмин. Она тоже выглядела отстойно. Мы обе посмеялись над тем, как дерьмово мы выглядим, какие мы обе толстые. Она вышла со мной прогуляться, и мы отправились в «Старбакс» на Финчли-роуд. Сели там на диван и болтали. Я не сводила глаз с огромного окна, выходящего на улицу: вдруг я увижу, как кто-нибудь, кого я знаю, будет проходить мимо. Затем Жасмин сказала, что ей нужно домой, потому что у них гостят родственники и ей нужно быть с ними. И я проводила ее до дома, а потом уже начало смеркаться. Это дурацкое время посреди зимы, когда не успеешь проснуться, а через несколько часов небо вдруг становится грязно-желтым, голые деревья превращаются в черные скелеты, и не успеешь и глазом моргнуть, как посреди дня внезапно наступает вечер.

Я повернулась и снова посмотрела на наш квартал, на верхние этажи нашего дома. Все окна светились разноцветными рождественскими огоньками. Там было тепло. И смотрелось очень красиво. Я слегка вздрогнула и вместо того, чтобы идти домой, повернулась и зашагала вверх по холму к деревне.

В это время года Хэмпстед напоминал снежный шар в натуральную величину. Все деревья сверкали белыми огоньками. Мне очень нравилось ходить туда, чтобы размять ноги. От моей квартиры дорога все время идет в гору, так что с физической нагрузкой дело обстоит неплохо. После двух дней, проведенных в четырех стенах, когда я сидела в своей квартире и лопала конфеты «Ферреро Роше», было здорово полной грудью дышать холодным воздухом, чувствовать, как кровь бурлит в моих венах. Наверно, мне следовало перейти на бег, но, хотя я создана для многих вещей, бег, увы, не входит в их число.

В деревне было оживленно: уже начались распродажи, и по улицам ходили полчища любителей скидок. Я таращилась на витрины магазинов, на вещи, которые не могла себе позволить и в которых не особо нуждалась. Магазин для мамочек – любительниц йоги, легинсы стоят тут по сто фунтов. Магазины дизайнерской керамической плитки, магазины дизайнерских красок, магазин, продающий кастрюли только одной марки, зато примерно двадцати разных цветов. Я не совсем понимала Хэмпстед, но мне здесь понравилось.

Я уже собиралась направить стопы к другому концу деревни, на самую вершину холма, где воздух более разреженный, где начинается пустошь с ее каменистыми дорожками, широким простором и футуристическим видом на остроконечные стеклянные башни на другом краю Лондона, когда вдруг обернулась. И когда я обернулась, я столкнулась лицом к лицу с мужчиной, и этим мужчиной был Роан.

На мне не было капюшона, поэтому он сразу меня узнал, и пару секунд нам обоим было немного неловко. На нем была шапка и пуховик, в руках – огромный пакет магазина «Reiss» с красной надписью «Распродажа». Он был небрит и выглядел довольно странно.

– Привет, Сафайр. Как дела? – спросил он.

– Все хорошо. Я в порядке, – ответила я. – А у вас?

Он взглянул на свой большой пакет для покупок.

– У меня все отлично. Просто хочу обменять подарок, который не подошел.

– Подарок от вашей жены? – ляпнула я, не успев подумать.

– Да, – ответил он, и я заметила, что его улыбка тотчас потускнела, застыла, как цемент. – Да. Слишком большой размер. К сожалению.

Я ободряюще кивнула и улыбнулась.

– А ты? – спросил он. – У тебя все в порядке?

– Да. Мой дедушка умер, – ответила я, пожав плечами. – Пару месяцев назад. Так что это было плохо.

– Печально слышать, Сафайр. Честное слово.

– Да ладно, – сказала я. – Это жизнь, верно? Люди умирают.


Роан кивнул.

– Да, люди умирают, это правда. Но это печально. Я искренне соболезную твоей утрате. Я знаю, насколько вы все были близки. Как ты справляешься?

– В некотором смысле теперь даже легче. Аарону больше не нужно столько готовить, ухаживать за ним и все такое прочее. Но в остальном все и вправду дерьмово, потому что наша семья сейчас стала слишком мала. Слишком мала.

Я сказала это чуть игриво, как будто в шутку, но, похоже, получилось чуть эмоциональнее, чем я планировала, потому что Роан положил руку мне на плечо, озабоченно посмотрел на меня и сказал:

– Как ты думаешь, может, тебе стоит об этом с кем-нибудь поговорить?

Я подумала: «Ха, да, верно, потому что ты так хорошо поработал, подлечив меня в прошлый раз, когда я пришла к тебе сломленной, да?»

Но я предпочла отшутиться.

– Нет, честно. Все хорошо. Просто нужно немного привыкнуть. – Затем, помолчав, я добавила: – Как там ваша семья?

Он как-то странно скривил губы и кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – У нас все хорошо.

А потом – и не говорите мне, что зря я это сделала, потому что уже слишком поздно, я все равно сделала это, – я пристально посмотрела ему в глаза и спросила:

– Как поживает Алисия?

Разрази меня гром! Что угодно. Он это заслужил. Он стоял там в своей пидорской шапке, с курткой в пластиковом пакете, подарком, который ему купила жена, решив по глупости, что он верный муж, а не похотливое животное.

– Извини? – переспросил он, и я увидела, как в его глазах задергалась паника, словно крошечные головастики.

– Как поживает Алисия? – повторила я и моментально ощутила прилив адреналина к сердцу. Мой мозг, наконец, понял, что только что сделали мои губы. – Ваша коллега.

Он кивнул, затем покачал головой и спросил:

– Извини. Но откуда ты знаешь Алисию? Разве ты вернулась в клинику?

Я лишь покачала головой и улыбнулась. Заметив, как он пытается что-то сказать или сделать, я решила, что сейчас самое время отойти подальше от ручной гранаты, из которой я только что выдернула чеку.

– В любом случае, было приятно увидеть вас, Роан, – сказала я. – Счастливого праздника.

Когда я уходила, он повернулся и спросил:

– Но, Сафайр… что ты имела в виду?

– Некогда разговаривать. Тороплюсь. Нужно бежать.

Я пулей проскочила последний отрезок пути по холму, наверное, со скоростью миль сто в час. Роскошные деревья, украшенные массой белых мерцающих огоньков. Рестораны, полные богатых людей. Я летела мимо художественных галерей, агентств по продаже недвижимости, маникюрных салонов с розовыми люстрами. Когда я добралась до вершины холма, уже стемнело. Я встала, подбоченилась и посмотрела вниз. Я дышала так шумно, что могла слышать лишь собственное дыхание.





34




Оуэн сидит в комнате с бледно-голубыми стенами, широким окном – с одной стороны и высоким и узким – с другой, с непрозрачным рельефным стеклом и тремя белыми вертикальными металлическими прутьями.

Перед ним инспектор Керри и еще один полицейский, инспектор по имени Джек Генри. На нем поверх обтягивающей белой рубашки очень красивый синий костюм. У него светлые волосы, как у инспектора Керри, и они примерно одного возраста. Вместе они выглядят странно, как парочка, которая только что заказала пиццу в сетевом ресторане «Зиззи» и теперь натужно пытается придумать, о чем им поговорить.

– Итак, Оуэн. – Инспектор Керри улыбается и перелистывает свои бумаги. – Я очень благодарна вам за то, что вы согласились приехать так срочно, и за ваше сотрудничество. Спасибо.

– Ничего страшного, – отвечает Оуэн.

– Мы постараемся сделать ваше пребывание здесь как можно короче. Я уверена, вас ждут собственные срочные дела. Но, к вашему сведению, у нас есть ордер, позволяющий нам задержать вас на сутки для проведения допроса. Поэтому, если вам нужно с кем-то поговорить, просто дайте нам знать, и мы свяжемся с ними вместо вас. Договорились?

Она снова улыбается.

Оуэн кивает.

– Итак, Оуэн, – начинает она, включив диктофон на запись. – Вернемся к вечеру четырнадцатого февраля, если не возражаете. Я знаю, мы уже о нем говорили, но сейчас нам необходимо это официально зафиксировать, так что этот разговор записывается. Значит, вы в тот вечер выходили из дома?

– Да.

– И где вы были?