– Стоял там?

– Да.

– Он вас видел?

– Нет. Я был в палисаднике, возле мусорных баков. Я был вне поля его зрения. Но я мог видеть его через щель в изгороди.

– И что он делал, этот человек?

– Просто стоял и смотрел. Похоже, он был пьян. Я и раньше сталкивался с ним, когда он бывал пьян. Однажды он уставился на меня, когда я выбегал из-за угла. Стоял и смотрел, довольно долго. Когда я спросил его, в чем дело, он лишь поинтересовался, женат ли я. Я подумал, что это… странно. А потом был еще один раз. – Он поворачивается к Кейт и смотрит на нее так, будто ждет ее поддержки. – Помнишь, в начале этого года, когда Джорджия шла домой в темноте, он подошел к ней очень близко и напугал ее.

Кейт слегка напрягается. Ей не совсем приятно то, на что намекает Роан.

– Да, – говорит она. – Это правда. Он немного странный, но это вовсе не значит…

– Нет, – перебивает ее инспектор Керри. – Нет, вы правы, миссис Форс. Это ничего не значит. Очевидно. Но все-таки это стоит записать. – Она снова поворачивается к Роану. – Так это случилось примерно в полночь?

– Да, примерно в полночь.

– А потом вы вернулись в дом и легли спать?

– Да. Верно.

– А когда вы были там, когда в полночь выносили мусор, кроме человека через улицу, вы видели что-то еще? Или кого-нибудь еще?

– Нет. Больше никого. Только мужчину на другой стороне улицы.

– Возможно ли, – продолжает она, – что он смотрел не на вас, а на кого-то другого?

Роан морщит лоб.

– Я не совсем понимаю, что вы…

– Как вы думаете, вы можете показать мне, где именно вы стояли той ночью, когда увидели, что ваш сосед смотрит на вас?

– Конечно, – говорит Роан.

Все встают.

В коридоре Кейт накидывает на себя одну из толстовок Джоша и следует за Роаном. Инспектор Керри следует за Кейт, и они направляются к маленькой деревянной крытой площадке в палисаднике, где стоят общие мусорные баки.

– Я стоял здесь, – поясняет Роан. – Я бросил мешок в мусорный бак и едва закрыл крышку, как увидел его вон там. – Он указывает на брешь в живой изгороди, что растет перед невысокой кирпичной стеной.

Инспектор Керри встает на место Роана и заглядывает в указанное место. Затем отступает и выглядывает из-за угла на переднюю дорожку и металлические ворота. Затем еще раз всматривается в брешь в живой изгороди, что-то записывает в блокнот и закрывает его.

– Замечательно, – говорит она. – Большое вам спасибо. Думаю, это все, что нам сейчас нужно от вас обоих. И последний вопрос, доктор Форс. Я знаю, вы говорите, что не видели Сафайр с момента вашей последней встречи с ней в марте 2018 года, но не могли бы вы назвать какую-либо причину, любую причину, почему в ночь своего исчезновения она находилась возле вашего дома?

– Значит, она была… – начинает Кейт.

– Мы пока ничего еще не знаем наверняка. Мы рассматриваем десятки возможностей. Но это одна из них, да. Итак, доктор Форс, вы можете?..

Кейт смотрит на мужа. Роан решительно качает головой.

– Нет, – говорит он. – Нет. Я не могу придумать абсолютно никакой причины, почему она оказалась здесь. Никакой причины.

– И вы ее точно не видели?

– Я определенно ее не видел.

Наступает долгая пауза, как будто инспектор Керри надеется, что Роан скажет что-то еще. Когда же он этого не делает, она снова улыбается этой нервирующей улыбкой, которая наполовину делает ее похожей на консультанта косметического бренда «Клиник» в универмаге «Дебнемз», а наполовину – на училку начальной школы.

– Еще раз большое спасибо вам обоим. И, как я уже сказала, мы почти закончили. Думаю, оцепление будет снято в ближайшие час или два. Вы получите вашу улицу обратно!

Она сует руки в карманы очень красивого зеленого шерстяного пальто с большими пуговицами, еще раз улыбается и уходит.

Кейт и Роан смотрят друг на друга. Он достает из кармана телефон и проверяет время.

– Черт, – говорит Роан. – Мне действительно нужно идти. – Он небрежно целует Кейт в щеку, выходит за дверь и шагает прочь по садовой дорожке к тротуару.






30





Сафайр


Прошлый декабрь был холодным. Вы помните его? Было очень холодно. Или, может, он запомнился мне таким, потому что я много времени проводила на открытом воздухе?

Я знаю, что это странно. У меня был дом, теплый дом… даже слишком теплый. Ну, вы знаете, как отапливаются муниципальные дома – без термостата, все централизованно. У меня был Аарон, который заботился обо мне, и хорошая еда, и хорошая спальня, и все же… по какой-то причине мне не хотелось там находиться. Может быть, потому что дедушки больше не было. Да, такое простое объяснение. Но тогда мне это казалось более сложным. Я как будто превращалась во что-то другое, во что-то не совсем человеческое.

Не знаю, может, в детстве я читала слишком много книг о Гарри Поттере, но я не чувствовала себя привязанной к своему восьмому этажу. Я чувствовала себя свободной, как будто там, наверху, не было гравитации. Мне хотелось чувствовать под ногами твердую землю. Мне был нужен воздух, чтобы ощущать его кожей. Мне нужны были деревья, земля, сырость, лунный свет, дневной свет, солнце, ветер, голуби и лисы. Я как будто становилась диким существом.

Это, конечно, преувеличение. Очевидное преувеличение. Я по-прежнему каждый день ходила в школу. Я по-прежнему принимала душ, по-прежнему причесывала волосы, красила глаза, носила чистое нижнее белье, ну, вы понимаете. Я не была грязным дикарем. Я просто любила бывать на природе. Всякий раз, когда я могла выйти из дома, я пользовалась такой возможностью.

Я много времени проводила на строительной площадке напротив дома Роана. Там было круто. Сквозь щели в живой изгороди я могла видеть, как они приходят и уходят, не рискуя быть замеченной. Лис часто навещал меня. Я приносила ему мясные вкусняшки, и он всегда бывал очень за них благодарен. А еще был тот чувак, чье окно выходило на пустырь. Не знаю, как его звали по-настоящему, но я звала его Клайв. Не знаю, почему, он просто выглядел как Клайв.

Он был странноват. И я говорю это как человек, который тоже слегка странный. Если залезть на крышу экскаватора, стоявшего на строительной площадке, то через щель в шторах можно было увидеть этого чувака прямо в его комнате. Она была похожа на спальню какой-нибудь старушонки. На его комковатой крохотной кровати было нейлоновое стеганое покрывало, а рядом стоял один из тех неуклюжих старинных платяных шкафов, как в плохих пансионах, с зеркалом на внешней стороне двери и дурацким полосатым халатом, свисающим с двери. И еще там была картина в дерьмовой раме, изображение горного пейзажа. Комната казалась холодной. Клайв каждый вечер сидел там, в кресле, в наушниках, перед картонным ящиком, на котором стоял ноутбук, и на что-то смотрел – не знаю, на что именно, я не могла видеть экран. Но точно не порно, это я знаю, потому что я ни разу не видела, чтобы он делал то, что мужчины делают, когда смотрят порно.

Иногда заходила женщина, седая женщина, с которой он жил. Я всегда видела, как он вздыхает и закатывает глаза, прежде чем открыть ей дверь. Обхватив себя за талию, она с кислым выражением лица что-то говорила ему, а он что-то отвечал, и тогда она становилась еще более кислой, а затем уходила.

Мне стало его жаль. Я не могла представить, каково это – быть им. На вид он был вполне взрослым, чтобы иметь жену и пару детей. Он явно делал что-то не так, раз жил так, как жил. Интересно, злится ли он из-за того, что так одинок. Я много думала о Клайве.

Наши пути пересеклись примерно за неделю до Рождества. Он поднимался на невысокий холм, соединяющий улицу, на которой живет Роан, с Финчли-роуд. Был поздний вечер, около одиннадцати. Видок у Клайва был еще тот. Волосы торчат в разные стороны, сумка свисает с плеча, стягивая за собой с одной стороны куртку. На его рубашке красовалось большое пятно, и он все время спотыкался. Он взглянул на меня, и я увидела, что он пьян. Затем он улыбнулся и, когда мы проходили мимо друг друга, сказал:

– Счастливого Рождества!

– И тебе тоже счастливого Рождества, Клайв, – сказала я.

– Клайв? – удивился он и даже замедлил шаг.

Я улыбнулась.

– Ничего. Просто шутка. Счастливого Рождества.

– Оуэн, – сказал он. – Меня зовут Оуэн.

– Оуэн, – сказала я. – Я – Джейн.

– С Рождеством, Джейн.

Мы пожали друг другу руки. Его ладонь была влажной и липкой.

– Извини, – сказал он, – немного вспотел. Танцевал. На студенческой дискотеке. Хотя я учитель. Не студент. Очевидно.

Он рассмеялся. Я тоже рассмеялась.

– Доброй ночи, Джейн.

– Доброй ночи, Оуэн.

Потом он пошел, я тоже пошла и подумала: Оуэн, его зовут Оуэн.





* * *


Накануне Рождества Роан пригласил Алисию поужинать. Он отвел ее в симпатичный ресторан французской кухни, прямо под моим домом. Я проследила за ними от самой клиники, я видела, как они вошли. Я, как папарацци, быстренько нащелкала кадры: щелк, щелк, щелк.

Алисия была красавицей. Намного красивее, чем жена Роана. И чем дольше продолжался ее роман с Роаном, тем красивее она становилась, словно он накачивал ее каким-то волшебным эликсиром. Ее рыжие волосы были распущены длинными волнами, губы накрашены красной помадой. На ней было черное пальто, красные ботинки «челси», розовый шарф, красная губная помада и черные колготки. Она все время улыбалась. Роан держался более осмотрительно, как всегда, придержал для нее дверь, а когда входил сам, быстро оглянулся через плечо.

Я видела, как их провели к столику в дальней части ресторана. С того места, где я стояла, я не могла их видеть, поэтому сунула телефон обратно в карман и пошла домой.

Аарон был дома. Он купил елку, и это подняло мне настроение. Одним из хороших последствий смерти дедушки было то, что Аарон теперь спал в спальне, а не в гостиной, и мы могли поставить настоящую рождественскую елку, а не то жалкое тощее недоразумение, убогое подобие елки, какое мы ставили годами, причем ставили на стол. От елки так хорошо пахло. Я уткнулась лицом в ее ветки и вдохнула аромат хвои.

Аарон передал мне коробку с украшениями, которая хранилась в шкафу в коридоре.

– Давай, – сказал он. – Девчоночья работа.

Он подмигнул, и я толкнула его. Аарон не совсем феминист, но и не шовинист. Ему нравится идея о том, что миром правят женщины. Ему нравятся женщины.