Дорагой Роан
Спасибо, что ты мой тирапевт.
Пожалста, будь моим Валентином.
С любовью, Молли
ххх
Кейт закрывает открытку и приваливается к краю столешницы.
Открытка от ребенка.
Молли.
Маленькая Молли, которая все еще пишет так, как слышит.
Маленькая Молли, которая хочет, чтобы ее Валентином был лысый пятидесятилетний мужчина.
Маленькая Молли, которая знает его домашний адрес.
Ее пульс слегка учащается. Кейт засовывает открытку обратно в конверт и снова прячет ее среди кухонных полотенец.
* * *
Через пару часов появляется Джорджия. Не одна, а с Тилли.
– Ой, – говорит Кейт, отрываясь от работы. – Привет, Тилли. Давно тебя не видела.
Тилли у них впервые с той январской ночи, когда она заявила, что на нее на улице напал какой-то мужчина.
– Как дела? – спрашивает Кейт.
– Хорошо, – отвечает Тилли, смущенно глядя себе под ноги. – Все в порядке.
Джорджия шарит по ящикам и шкафам в поисках еды. Очевидно, она умирает от голода, так как не позавтракала и съела на обед «вроде бы несколько наггетсов». Она находит сладкий и соленый попкорн, наливает себе и Тилли по большому стакану сока, после чего они исчезают.
– Спасибо, что сменила постельное белье! – доносится из коридора крик Джорджии.
– Не за что! – кричит Кейт в ответ.
Кейт снова садится и пытается сосредоточиться на своей работе, но понимает, что ей нужно разложить по полочкам в голове слишком много других фактов. Открытка от ребенка. (Чей почерк на конверте? Кто купил и лизнул почтовую марку? Кто бросил конверт в почтовый ящик?) Не дающая до сих пор покоя странная ложь Тилли о том, что на нее в ту ночь напали (наверняка кто-то ее надоумил?). Исчезновение Сафайр Мэддокс (где-то между их и ее домами). Фигура за окном в День святого Валентина (или это был плод ее пьяного воображения?). Странный тип из дома напротив (каждый раз, когда она видит его, он бросает на нее странный взгляд, от которого ее до костей пробирает дрожь). Рост числа сексуальных нападений в их округе в дневное время.
Но мысли упорно отказываются приходить в порядок. Они не желают аккуратно выстраиваться и разбираться сами в себе.
Тилли через пару часов уходит. В кухне появляется Джорджия.
– Как Тилли? – спрашивает Кейт.
– С ней все в порядке.
– Ты когда-нибудь… Она что-то рассказывала? Про тот вечер?
– Что-то вроде. Не совсем.
– В смысле?
– То есть, мне кажется, что-то случилось. Но не то, что она сказала.
– Например, что?
– Не знаю. Она мне не говорит.
– Как ты думаешь, что это могло быть?
– Не знаю.
– Но…
– Правда, честное слово, не знаю. Спроси лучше сама.
– Я…
– Послушай, Тилли странная, я согласна. Она странная. Даже если что-то и было, это было что-то жутко скучное. – Джорджия на секунду умолкает, затем с любопытством смотрит на Кейт. – Если она что-нибудь скажет, я тебе сообщу. Договорились?
– Договорились, – отвечает Кейт. – Спасибо.
21
Сафайр
Всем нужно хобби, разве не так? Вообще-то почти весь прошлый год моим хобби была слежка за Роаном.
Мне больше нечем было заняться. У меня не было настоящих подруг. Не было парня. Я делала уроки поздно, уже лежа в постели. Я никогда не была готова взяться за них раньше одиннадцати часов, для меня это время, когда голова работает хорошо. Я – сова. Итак, после школы я чаще всего ходила в Портман-центр, чтобы посмотреть, что там делает Роан. Роман с молодой женщиной довольно быстро сошел на нет. Я ее часто видела, потому что она курила и много времени проводила на улице. Думаю, она была секретаршей. Она носила бейджик, однако выглядела слишком молодой для психотерапевта. Но я никогда больше не видела, чтобы они с Роаном курили одну сигарету. Я не видела, чтобы они пошли выпить или что-то в этом роде. Думаю, она ушла от него после их небольшого свидания в тот первый вечер. Может, она поняла, что слишком молода для него. Или, может, он ей не подошел в чем-то другом.
И это странно, потому что за все те месяцы и годы, которые я провела с Роаном в качестве пациентки, он ни разу не позволил себе никаких сексуальных намеков, ни разу. Он держался не покровительственно и не по-отечески, а скорее, как друг. Как тот учитель в школе, с которым вы чувствуете, что можете быть собой, но при этом уважаете его.
Однако вне стен той комнаты с галогеновыми лампами и мягкими стульями я видела другую его сторону. Похоже, он не мог разговаривать с женщиной без физического контакта с ней. Ему нужно было обнять ее, прикоснуться к ней, придержать дверь, но при этом не оставить достаточно места, чтобы женщина могла пройти, не прижавшись к нему, общие зонтики, сплетенные руки. Его глаза всегда были прикованы к женщине. Если он не мог найти женщину, на которую можно было смотреть, он выглядел потерянным.
Дни стали длиннее. Когда я пришла после школы, было еще светло, и я поняла, что больше не могу прятаться за деревьями среди бела дня, мне нужно быть подвижной, постоянно перемещаться с места на место. Так что я стала ждать на другой стороне улицы, притворяясь, будто смотрю на свой телефон, а потом идти за Роаном, куда бы он ни пошел. Просто удивительно, как редко он шел прямо домой. Он часто присоединялся к компании, чтобы пропустить пинту пива в задрипанном пабе на углу Колледж-Кресент или выпить кофе в кофейне напротив станции метро.
В то время я носила волосы заплетенными в косички. Мои косички были бледно-розовыми. Вообще-то это делалось не для маскировки, но он не видел меня какое-то время. Я выросла, я стала другой. Прошлым летом я однажды вечером последовала за ним в паб. В школе у нас был день без формы, и на мне был укороченный топ, мешковатые штаны и камуфляжная куртка, все темных оттенков. Мои волосы были спрятаны под бейсболкой. Я заказала лимонад и вышла с ним в пивной сад. На большом экране транслировался футбольный матч. Там были одни мужики. Только две женщины, кроме меня. Я сидела под брезентовым навесом на металлическом стуле, почти полностью повернувшись к Роану спиной.
С ним была женщина и двое мужчин. В саду было шумно, мужчины то и дело разражались ликующими криками. Из двух огромных динамиков доносился звериный рев зрителей на стадионе. Я не слышала, что они говорили.
Женщине, что была с ними, я бы на вид дала лет тридцать. Мягкие рыжие волосы были заплетены в длинную косу, перекинутую через плечо. На лице ни грамма косметики. Она все время улыбалась. Сначала разговор велся между всеми четырьмя участниками группы, затем двое других парней переключили все свое внимание на футбол. При этом они слегка повернулись к Роану и его девушке спиной, давая им возможность поговорить.
Я играла с телефоном, лежавшим у меня на коленях, то и дело поворачиваясь, чтобы посмотреть на Роана и женщину. Они были увлечены разговором. При желании я могла бы встать прямо перед ними и издать губами неприличный звук, и они бы даже не заметили. Я сфоткала их двоих. И снова отвернулась.
Футбол закончился, и в пивном саду стало тише. Я услышала, как один из парней из компании Роана предложил сходить в бар, чтобы выпить еще. Последовала пауза. Затем Роан сказал девушке:
– Хочешь еще выпить? Или можем пойти куда-нибудь еще?
– Я не против, – сказала девушка. – Что ты предлагаешь?
– Не знаю, – ответил Роан. – То есть я хотел сказать, что мы могли бы немного погулять и по дороге зайти куда-нибудь перекусить. Что скажешь?
– Ага, – сказала девушка. – Да. Почему бы нет?
Я быстро допила лимонад, подождала, когда они пройдут мимо, потом последовала за ними, держась на несколько шагов позади. Они свернули налево и какое-то время бесцельно брели, разглядывая меню в витринах ресторанов. В конце концов они остановили свой выбор на китайском, где в витрине висели блестящие жареные утки.
Я села на скамейку на автобусной остановке через дорогу. Они сидели за столиком у окна. Он то и дело лапал ее. Брал в ладонь лицо. Гладил ее косу. Он не сводил с нее глаз, буквально пожирал взглядом. На него было противно смотреть. Но, похоже, ей это нравилось. Она, как младенец, послушно глотала еду, которую он совал ей в рот. Она смотрела ему в глаза. Она держала его руку, которую он протянул через стол. Она запрокидывала голову от смеха.
Они пробыли там час. Потом им принесли счет, и я увидела, как Роан настаивает, что оплатит его сам. Я подумала: «Как мило, ты, семейный человек, покупаешь китайскую лапшу девушке, которая годится тебе в дочери». И еще я подумала: «Ты полный мудак».
Потом он проводил ее до станции метро. Они подержались за руки, быстро обнялись, но не поцеловались, потому что, решила я, были слишком близко к дому, слишком близко к работе.
Я видела его лицо, когда он повернулся, чтобы перейти дорогу, его лукавую улыбку. Я представила его худосочную белобрысенькую жену в их шикарной квартире в Хэмпстеде, которая, вероятно, поставила в морозилку свежеприготовленный ужин, потому что ее муж сегодня вечером ужинал где-то вне дома. Интересно, что он ей сказал? «Просто зашел перекусить с коллегами».
На светофоре зажегся красный свет, и я увидела, как Роан переходит Финчли-роуд, пробегая сквозь просвет в дорожной пробке. Перейдя улицу, он вытащил свой телефон и, без сомнения, написал своей тощей жене эсэмэску: «Я уже иду домой!»
Начинало темнеть. Небо сделалось светло-лиловым, и машины уже включили фары. Я проголодалась и знала, что Аарон приготовит на ужин что-нибудь вкусное. Какая-то часть меня хотела пойти домой, бросить тяжелый рюкзак с книгами и, сидя перед телевизором, полакомиться чем-нибудь. Другая часть меня хотела узнать, как выглядит Роан Форс, входя к себе домой после того, как поужинал в ресторане с другой женщиной.
Дождавшись, когда красный человечек на светофоре станет зеленым, я перебежала через дорогу и догнала его в тот момент, когда он свернул за угол к каменным ступеням, ведущим вверх по склону крутого холма. Он сунул в уши наушники. Мне было слышно, как он что-то тихонько напевает себе под нос. Он шел быстро, и к тому времени, как мы добрались до его улицы, я запыхалась. Я даже не предполагала, что он в такой хорошей физической форме.
Затем он остановился перед своим домом, достал ключи, открыл дверь и закрыл ее за собой. В его движениях присутствовало нечто барское, как будто он был хозяином большого поместья.
Я стояла возле пустыря, якобы предназначенного под застройку. Он был окружен высокой кирпичной стеной, с которой свисала листва. В стене имелись деревянные ворота. Я заглянула в дыру в этих воротах и увидела огромный участок пустой земли, покрытый щебнем, из которого торчали пучки травы и цветов. Это место выглядело не вполне реальным. Скорее, было похоже на секретный парк или на сказочную страну. Я увидела бывший фундамент большого дома. Участок занимал акр, если не больше. Небо над головой сделалось фиолетово-золотистым. К воротам было приклеено объявление. Похоже, здесь собирались строить многоквартирный дом. Объявление было трехлетней давности. Я надеялась, что здесь никто никогда не будет строить дом, что эта стройка такой и останется, спрятанной от чужих глаз, обрастая слоями земли, все гуще зарастая сорняками.
Я уловила с одной стороны движение. Что-то промелькнуло мимо. Что-то быстрое и блестящее. Лиса. Или лис. Он остановился на миг и уставился на меня. Прямо на меня.
В животе у меня заурчало. Я закинула рюкзак на плечо и зашагала домой.
Спасибо, что ты мой тирапевт.
Пожалста, будь моим Валентином.
С любовью, Молли
ххх
Кейт закрывает открытку и приваливается к краю столешницы.
Открытка от ребенка.
Молли.
Маленькая Молли, которая все еще пишет так, как слышит.
Маленькая Молли, которая хочет, чтобы ее Валентином был лысый пятидесятилетний мужчина.
Маленькая Молли, которая знает его домашний адрес.
Ее пульс слегка учащается. Кейт засовывает открытку обратно в конверт и снова прячет ее среди кухонных полотенец.
* * *
Через пару часов появляется Джорджия. Не одна, а с Тилли.
– Ой, – говорит Кейт, отрываясь от работы. – Привет, Тилли. Давно тебя не видела.
Тилли у них впервые с той январской ночи, когда она заявила, что на нее на улице напал какой-то мужчина.
– Как дела? – спрашивает Кейт.
– Хорошо, – отвечает Тилли, смущенно глядя себе под ноги. – Все в порядке.
Джорджия шарит по ящикам и шкафам в поисках еды. Очевидно, она умирает от голода, так как не позавтракала и съела на обед «вроде бы несколько наггетсов». Она находит сладкий и соленый попкорн, наливает себе и Тилли по большому стакану сока, после чего они исчезают.
– Спасибо, что сменила постельное белье! – доносится из коридора крик Джорджии.
– Не за что! – кричит Кейт в ответ.
Кейт снова садится и пытается сосредоточиться на своей работе, но понимает, что ей нужно разложить по полочкам в голове слишком много других фактов. Открытка от ребенка. (Чей почерк на конверте? Кто купил и лизнул почтовую марку? Кто бросил конверт в почтовый ящик?) Не дающая до сих пор покоя странная ложь Тилли о том, что на нее в ту ночь напали (наверняка кто-то ее надоумил?). Исчезновение Сафайр Мэддокс (где-то между их и ее домами). Фигура за окном в День святого Валентина (или это был плод ее пьяного воображения?). Странный тип из дома напротив (каждый раз, когда она видит его, он бросает на нее странный взгляд, от которого ее до костей пробирает дрожь). Рост числа сексуальных нападений в их округе в дневное время.
Но мысли упорно отказываются приходить в порядок. Они не желают аккуратно выстраиваться и разбираться сами в себе.
Тилли через пару часов уходит. В кухне появляется Джорджия.
– Как Тилли? – спрашивает Кейт.
– С ней все в порядке.
– Ты когда-нибудь… Она что-то рассказывала? Про тот вечер?
– Что-то вроде. Не совсем.
– В смысле?
– То есть, мне кажется, что-то случилось. Но не то, что она сказала.
– Например, что?
– Не знаю. Она мне не говорит.
– Как ты думаешь, что это могло быть?
– Не знаю.
– Но…
– Правда, честное слово, не знаю. Спроси лучше сама.
– Я…
– Послушай, Тилли странная, я согласна. Она странная. Даже если что-то и было, это было что-то жутко скучное. – Джорджия на секунду умолкает, затем с любопытством смотрит на Кейт. – Если она что-нибудь скажет, я тебе сообщу. Договорились?
– Договорились, – отвечает Кейт. – Спасибо.
21
Сафайр
Всем нужно хобби, разве не так? Вообще-то почти весь прошлый год моим хобби была слежка за Роаном.
Мне больше нечем было заняться. У меня не было настоящих подруг. Не было парня. Я делала уроки поздно, уже лежа в постели. Я никогда не была готова взяться за них раньше одиннадцати часов, для меня это время, когда голова работает хорошо. Я – сова. Итак, после школы я чаще всего ходила в Портман-центр, чтобы посмотреть, что там делает Роан. Роман с молодой женщиной довольно быстро сошел на нет. Я ее часто видела, потому что она курила и много времени проводила на улице. Думаю, она была секретаршей. Она носила бейджик, однако выглядела слишком молодой для психотерапевта. Но я никогда больше не видела, чтобы они с Роаном курили одну сигарету. Я не видела, чтобы они пошли выпить или что-то в этом роде. Думаю, она ушла от него после их небольшого свидания в тот первый вечер. Может, она поняла, что слишком молода для него. Или, может, он ей не подошел в чем-то другом.
И это странно, потому что за все те месяцы и годы, которые я провела с Роаном в качестве пациентки, он ни разу не позволил себе никаких сексуальных намеков, ни разу. Он держался не покровительственно и не по-отечески, а скорее, как друг. Как тот учитель в школе, с которым вы чувствуете, что можете быть собой, но при этом уважаете его.
Однако вне стен той комнаты с галогеновыми лампами и мягкими стульями я видела другую его сторону. Похоже, он не мог разговаривать с женщиной без физического контакта с ней. Ему нужно было обнять ее, прикоснуться к ней, придержать дверь, но при этом не оставить достаточно места, чтобы женщина могла пройти, не прижавшись к нему, общие зонтики, сплетенные руки. Его глаза всегда были прикованы к женщине. Если он не мог найти женщину, на которую можно было смотреть, он выглядел потерянным.
Дни стали длиннее. Когда я пришла после школы, было еще светло, и я поняла, что больше не могу прятаться за деревьями среди бела дня, мне нужно быть подвижной, постоянно перемещаться с места на место. Так что я стала ждать на другой стороне улицы, притворяясь, будто смотрю на свой телефон, а потом идти за Роаном, куда бы он ни пошел. Просто удивительно, как редко он шел прямо домой. Он часто присоединялся к компании, чтобы пропустить пинту пива в задрипанном пабе на углу Колледж-Кресент или выпить кофе в кофейне напротив станции метро.
В то время я носила волосы заплетенными в косички. Мои косички были бледно-розовыми. Вообще-то это делалось не для маскировки, но он не видел меня какое-то время. Я выросла, я стала другой. Прошлым летом я однажды вечером последовала за ним в паб. В школе у нас был день без формы, и на мне был укороченный топ, мешковатые штаны и камуфляжная куртка, все темных оттенков. Мои волосы были спрятаны под бейсболкой. Я заказала лимонад и вышла с ним в пивной сад. На большом экране транслировался футбольный матч. Там были одни мужики. Только две женщины, кроме меня. Я сидела под брезентовым навесом на металлическом стуле, почти полностью повернувшись к Роану спиной.
С ним была женщина и двое мужчин. В саду было шумно, мужчины то и дело разражались ликующими криками. Из двух огромных динамиков доносился звериный рев зрителей на стадионе. Я не слышала, что они говорили.
Женщине, что была с ними, я бы на вид дала лет тридцать. Мягкие рыжие волосы были заплетены в длинную косу, перекинутую через плечо. На лице ни грамма косметики. Она все время улыбалась. Сначала разговор велся между всеми четырьмя участниками группы, затем двое других парней переключили все свое внимание на футбол. При этом они слегка повернулись к Роану и его девушке спиной, давая им возможность поговорить.
Я играла с телефоном, лежавшим у меня на коленях, то и дело поворачиваясь, чтобы посмотреть на Роана и женщину. Они были увлечены разговором. При желании я могла бы встать прямо перед ними и издать губами неприличный звук, и они бы даже не заметили. Я сфоткала их двоих. И снова отвернулась.
Футбол закончился, и в пивном саду стало тише. Я услышала, как один из парней из компании Роана предложил сходить в бар, чтобы выпить еще. Последовала пауза. Затем Роан сказал девушке:
– Хочешь еще выпить? Или можем пойти куда-нибудь еще?
– Я не против, – сказала девушка. – Что ты предлагаешь?
– Не знаю, – ответил Роан. – То есть я хотел сказать, что мы могли бы немного погулять и по дороге зайти куда-нибудь перекусить. Что скажешь?
– Ага, – сказала девушка. – Да. Почему бы нет?
Я быстро допила лимонад, подождала, когда они пройдут мимо, потом последовала за ними, держась на несколько шагов позади. Они свернули налево и какое-то время бесцельно брели, разглядывая меню в витринах ресторанов. В конце концов они остановили свой выбор на китайском, где в витрине висели блестящие жареные утки.
Я села на скамейку на автобусной остановке через дорогу. Они сидели за столиком у окна. Он то и дело лапал ее. Брал в ладонь лицо. Гладил ее косу. Он не сводил с нее глаз, буквально пожирал взглядом. На него было противно смотреть. Но, похоже, ей это нравилось. Она, как младенец, послушно глотала еду, которую он совал ей в рот. Она смотрела ему в глаза. Она держала его руку, которую он протянул через стол. Она запрокидывала голову от смеха.
Они пробыли там час. Потом им принесли счет, и я увидела, как Роан настаивает, что оплатит его сам. Я подумала: «Как мило, ты, семейный человек, покупаешь китайскую лапшу девушке, которая годится тебе в дочери». И еще я подумала: «Ты полный мудак».
Потом он проводил ее до станции метро. Они подержались за руки, быстро обнялись, но не поцеловались, потому что, решила я, были слишком близко к дому, слишком близко к работе.
Я видела его лицо, когда он повернулся, чтобы перейти дорогу, его лукавую улыбку. Я представила его худосочную белобрысенькую жену в их шикарной квартире в Хэмпстеде, которая, вероятно, поставила в морозилку свежеприготовленный ужин, потому что ее муж сегодня вечером ужинал где-то вне дома. Интересно, что он ей сказал? «Просто зашел перекусить с коллегами».
На светофоре зажегся красный свет, и я увидела, как Роан переходит Финчли-роуд, пробегая сквозь просвет в дорожной пробке. Перейдя улицу, он вытащил свой телефон и, без сомнения, написал своей тощей жене эсэмэску: «Я уже иду домой!»
Начинало темнеть. Небо сделалось светло-лиловым, и машины уже включили фары. Я проголодалась и знала, что Аарон приготовит на ужин что-нибудь вкусное. Какая-то часть меня хотела пойти домой, бросить тяжелый рюкзак с книгами и, сидя перед телевизором, полакомиться чем-нибудь. Другая часть меня хотела узнать, как выглядит Роан Форс, входя к себе домой после того, как поужинал в ресторане с другой женщиной.
Дождавшись, когда красный человечек на светофоре станет зеленым, я перебежала через дорогу и догнала его в тот момент, когда он свернул за угол к каменным ступеням, ведущим вверх по склону крутого холма. Он сунул в уши наушники. Мне было слышно, как он что-то тихонько напевает себе под нос. Он шел быстро, и к тому времени, как мы добрались до его улицы, я запыхалась. Я даже не предполагала, что он в такой хорошей физической форме.
Затем он остановился перед своим домом, достал ключи, открыл дверь и закрыл ее за собой. В его движениях присутствовало нечто барское, как будто он был хозяином большого поместья.
Я стояла возле пустыря, якобы предназначенного под застройку. Он был окружен высокой кирпичной стеной, с которой свисала листва. В стене имелись деревянные ворота. Я заглянула в дыру в этих воротах и увидела огромный участок пустой земли, покрытый щебнем, из которого торчали пучки травы и цветов. Это место выглядело не вполне реальным. Скорее, было похоже на секретный парк или на сказочную страну. Я увидела бывший фундамент большого дома. Участок занимал акр, если не больше. Небо над головой сделалось фиолетово-золотистым. К воротам было приклеено объявление. Похоже, здесь собирались строить многоквартирный дом. Объявление было трехлетней давности. Я надеялась, что здесь никто никогда не будет строить дом, что эта стройка такой и останется, спрятанной от чужих глаз, обрастая слоями земли, все гуще зарастая сорняками.
Я уловила с одной стороны движение. Что-то промелькнуло мимо. Что-то быстрое и блестящее. Лиса. Или лис. Он остановился на миг и уставился на меня. Прямо на меня.
В животе у меня заурчало. Я закинула рюкзак на плечо и зашагала домой.