— Сам-сам, я уж давно сам. Вас вот ждал, неблагодарных.
— Так уж получилось, дед, не серчай.
Пак вроде как собирался что-то ответить, но, состряпав обиженную мину, развернулся и поковылял к себе. Мы тоже было собрались отправиться наверх, когда дед вдруг рухнул как подкошенный. Только что шел-шел и вот упал на пол, раскидав в стороны худые конечности.
Перепугались мы не на шутку. В медицине, признаться, я совершенно ничего не смыслю. Помню, что при первой помощи полагается делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание, но как именно — без понятия.
Ант перетащил старика на диван в гостиную, а я стала вспоминать, что знаю про массаж. Кажется, руки на сердце кладут, раз уж его массировать полагается. И надавить. Вот так, посильнее. Несколько раз. До приема «рот в рот» дело не дошло. Дедок сполз с дивана, издавая громкие жалостливые стоны:
— Убивают! Помогите!
— Да я вам первую помощь оказываю! — возмутилась я. — Вернитесь сейчас же на место!
— Дай помереть без твоей помощи, безумная!
— Вас нужно привести в чувство! — Я попыталась приподнять старика с пола, но он резво дернулся в сторону, по-прежнему издавая звуки нестерпимо страдающего раненого существа.
— Ант, ему плохо! Что делать?!
Старик встал на карачки и быстро-быстро пополз в сторону своей комнаты.
— Ант, его разум помешался от боли. Лови! — дернулась я в погоню. Но Рыжик перехватил меня на бегу, удерживая в крепких объятиях.
— Пак, быть может, еще что-то нужно? — крикнул паренек вдогонку деду, закусывая себе щеку. Это он смеется, что ли? Надо мной?
— Сам сдохну! Без вашей помощи! — огрызнулся старик и хлопнул дверью.
Тяжело дыша, я переваривала случившееся.
— Я же помогла, да? — уточнила у Рыжика, поглаживающего меня по спине.
— Даже не сомневайся! — убежденно подтвердил Ант. — Пак явно ожил. — И, уткнувшись носом в мою макушку, заржал.
Немного успокоившись, Рыжик и Хвостик поднялись наверх, а я на свою голову заглянула на кухню. Здесь по-прежнему царил бедлам. Старик нас ожидал? Собирался кормить вот здесь? Заляпанное грязью помещение утопало в перевернутой посуде и пищевых отбросах.
Я не большой любитель домашней работы, но оставить как есть просто не смогла. Чуть позже, так и не дождавшись меня наверху, к уборке присоединился Ант. До полночи мы драили кухню, сгребали мусор и отмывали посуду.
— Ладно уж, — миролюбиво прокомментировал Рыжик, — для себя же стараемся. Завтра в чистоте и красоте нажарим яиц на скорую руку к завтраку или разогреем кашу Пака, если она окажется съедобной.
Оставшееся темное время суток я посвятила муляжу аппетитной булочки, которую накануне видела в одной из витрин. Почему-то — вот наивная — уверена была, что несъеденная каша приятно греет душу Пака и в этот раз нам удастся поспать.
Но утром повторилось все в точности, что и накануне. Дед спозаранку оккупировал кухоньку и снова активно и шумно что-то готовил.
— Пак, ты же вчера сварил кашу, — попытался навести справки Ант, зачем старик суетится.
— То каша. А это я суп делаю к обеду, — с довольным видом доложил он, строгая морковку не первой свежести.
— Он издевается? — прошептала я на ухо Анту. — Нам ни сварить, ни разогреть теперь ничего нельзя без того, чтобы не толкаться с ним на кухонном пятачке. Завтрак нам, судя по всему, сегодня снова не светит.
— Идем в облюбованный вчера трактир?
— Ага.
Днем никто из нас дома не появлялся — Ант был занят на работе, а мы с Хвостиком обходили булочные с образцом муляжа, пытаясь набрать заказы. А вот вечером нас ждал еще более «теплый» прием.
— Я к ним с открытой душой, как к людям, а они не лучше предыдущих жильцов! Старый человек полдня на кухне проторчал, обед им готовил, а они!.. Чего? Так плохо варю, что даже пробовать не желаете?
Пак преграждал нам путь в дом, стоя на крыльце в кухонном переднике и потрясая поварешкой.
Да мы просто в таверне перекусили, — растерянно пробормотал Ант.
— Конечно! Зачем есть домашнюю пищу, когда можно на бегу перехватить непонятно чего! Раз такие богатые, чтоб питаться в тавернах, подымайте арендную плату!
Уважаемый Пак, — не утерпела я, — мы же вас не просили ничего для нас готовить. Не тратить ни время, ни продукты…
Но своими словами я лишь подлила масла в огонь. Дед взбеленился еще больше:
— Вот как заговорили!
Не знаю, во что вылился бы назревающий скандал, если бы Хвостик вдруг не улегся прямо на землю, под ступенькой, на которой я стояла. Свернулся калачиком, под голову подложил согнутую в локте руку, не отпуская мой подол из цепкого кулачка.
— Ты чего, малый? — первым заметил перемещения малыша Пак. — Плохо, что ль? Нездоровится?
Я и слова не успела вставить, как он схватил ребенка и потащил в дом. Моя юбка выскользнула из детских пальчиков. Хвостик заголосил пуще пожарной сирены.
— Совсем ребенка угробить решили, — вторил ему дед, подвывая ничуть не тише.
Я бросилась следом за тянущимися ко мне маленькими ручками.
Пак, притащив Хвостика в кухню и усадив на высокий стул, чем-то напоминающий барный, принялся ощупывать каждый сантиметр детского тельца.
— Что болит? Говори! Где болит?
— А-а-а! — еще громче кричал Хвостик.
Я несколько минут постояла рядом, наблюдая, как суетится дед возле орущего ребенка, пытаясь всучить ему то стакан воды, то сушку. Ант топтался в коридоре, не имея возможности протиснуться в тесную кухоньку. А Хвостик просто бился в истерике, слезы градом катились по дрожащему подбородку, когда мне пришло в голову всунуть в его ручонку подол юбки.
В доме наступила тишина, будто кнопку «Выкл.» кто-то нажал.
— Эт че было-то? — прохрипел умаявшийся Пак, вытирая испарину с морщинистого лба.
Я пожала плечами — самой бы кто объяснил.
— Мамку, пока была живая, за подол всегда держал, потому и Хвостиком прозвали, — предположил Ант, а малыш кивнул. — Теперь вот Мину сопровождает.
— А под лестницу чего свалился? — не понял дед.
— Спать, — серьезно ответил Хвостик.
— На земле?
Угольки глаз с укором взглянули: «А где еще?», и старик, поняв свою оплошность, закряхтел, завертелся на месте.
— Выходит, все нормально, что ль? — наконец уточнил Пак.
— Похоже на то, — усмехнулась я, поглаживая малыша по темной головке.
— Тода я спать.
— Добрых снов, — отозвалась я, но, разумеется, не получила ответа.
А утро… та-дам! встретило нас привычными уже звуками бряцанья посудой. Хотелось топать ногами и визжать от возмущения. Но это за нас сделал Пак.
— Это что за свинарник на моей кухне?! А?! — голосил он на самых высоких нотах, стуча чем-то тяжелым по столу. — Я вас спрашиваю, лежебоки вы эдакие! Что за грязь тут неприбранная!
— Пак, имей совесть, дай поспать, мне скоро на работу! — крикнул из своей комнаты Ант.
А нам с Хвостиком, между прочим, даже на работу не нужно — могли бы поспать вволю, но…
— Это я должен иметь совесть? Я? Что ж вы за люди такие окаянные! Кто бы мог подумать, ушли преспокойненько по постелям, в то время как на кухне… А-а-а!!!! Мой суп! Мой вкуснейший суп! Все пропало!
— Да ладно? Кто-то из местных воришек залез в дом и позарился на твою еду? — недоверчиво поинтересовался Ант, все-таки спускаясь вниз и на ходу натягивая через голову рубаху.
Следом за пареньком и мы с Хвостиком ступили на лестницу, но так на ней и застыли, побоявшись быть затоптанными. Пак носился с кастрюлькой по первому этажу, расплескивая жижу и стеная, словно потерял домашнего любимца:
— Такой вкусный суп! Я так старался! А они его проквасили! Неблагодарные людишки. Столько продуктов! Столько времени! А ведь был такой вкусный и наваристый суп!
— А почему не убрал тогда в погреб? — не понял намека Ант, взлохмачивая пятерней рыжую копну волос.
— Я не убрал? Да я для вас оставил, а вы!..
— Так мы же сразу сказали, что сыты…
— Сыты они, изверги! И сами есть не стали, и старику не сохранили. Могли ж убрать. Нет, зачем же! Ни суп не убрали, ни на кухне не прибрали… Эх, до чего бездушные, только все о себе и о себе пекутся.
У меня разве что пар из ноздрей не пошел от возмущения.
— Уважаемый, — процедила я сквозь зубы, вмешиваясь в разговор растерянного Анта и снующего туда-сюда старика, — мы не просили ни варить для нас, ни тем более оставлять варево на столе. О ежедневной уборке кухни тоже уговора не было. Поэтому отныне будьте так любезны…
Пак не дал мне договорить:
— Я в своем доме и что хочу, то и делаю! Еще мне всякие соплюхи не указывали, как себя вести! Я старый, немощный!..
И тут до меня дошло, почему сбегали прежние жильцы, не дождавшись окончания оплаченного срока. Дедок-то, оказывается, тот еще тролль! Берет аванс и делает жизнь съемщиков жилья невыносимой. Вроде и полисменам не на что пожаловаться, и находиться под одной крышей даже необходимый для сна минимум не получается. Вот и сбегают бедолаги, теряя на ходу тапки и ночные чепчики. Не удивлюсь, что вскоре кто-то еще пожалует по объявлению об аренде регулярно освобождаемого Паком места в доме.
Не на тех напал!
— Так уж получилось, дед, не серчай.
Пак вроде как собирался что-то ответить, но, состряпав обиженную мину, развернулся и поковылял к себе. Мы тоже было собрались отправиться наверх, когда дед вдруг рухнул как подкошенный. Только что шел-шел и вот упал на пол, раскидав в стороны худые конечности.
Перепугались мы не на шутку. В медицине, признаться, я совершенно ничего не смыслю. Помню, что при первой помощи полагается делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание, но как именно — без понятия.
Ант перетащил старика на диван в гостиную, а я стала вспоминать, что знаю про массаж. Кажется, руки на сердце кладут, раз уж его массировать полагается. И надавить. Вот так, посильнее. Несколько раз. До приема «рот в рот» дело не дошло. Дедок сполз с дивана, издавая громкие жалостливые стоны:
— Убивают! Помогите!
— Да я вам первую помощь оказываю! — возмутилась я. — Вернитесь сейчас же на место!
— Дай помереть без твоей помощи, безумная!
— Вас нужно привести в чувство! — Я попыталась приподнять старика с пола, но он резво дернулся в сторону, по-прежнему издавая звуки нестерпимо страдающего раненого существа.
— Ант, ему плохо! Что делать?!
Старик встал на карачки и быстро-быстро пополз в сторону своей комнаты.
— Ант, его разум помешался от боли. Лови! — дернулась я в погоню. Но Рыжик перехватил меня на бегу, удерживая в крепких объятиях.
— Пак, быть может, еще что-то нужно? — крикнул паренек вдогонку деду, закусывая себе щеку. Это он смеется, что ли? Надо мной?
— Сам сдохну! Без вашей помощи! — огрызнулся старик и хлопнул дверью.
Тяжело дыша, я переваривала случившееся.
— Я же помогла, да? — уточнила у Рыжика, поглаживающего меня по спине.
— Даже не сомневайся! — убежденно подтвердил Ант. — Пак явно ожил. — И, уткнувшись носом в мою макушку, заржал.
Немного успокоившись, Рыжик и Хвостик поднялись наверх, а я на свою голову заглянула на кухню. Здесь по-прежнему царил бедлам. Старик нас ожидал? Собирался кормить вот здесь? Заляпанное грязью помещение утопало в перевернутой посуде и пищевых отбросах.
Я не большой любитель домашней работы, но оставить как есть просто не смогла. Чуть позже, так и не дождавшись меня наверху, к уборке присоединился Ант. До полночи мы драили кухню, сгребали мусор и отмывали посуду.
— Ладно уж, — миролюбиво прокомментировал Рыжик, — для себя же стараемся. Завтра в чистоте и красоте нажарим яиц на скорую руку к завтраку или разогреем кашу Пака, если она окажется съедобной.
Оставшееся темное время суток я посвятила муляжу аппетитной булочки, которую накануне видела в одной из витрин. Почему-то — вот наивная — уверена была, что несъеденная каша приятно греет душу Пака и в этот раз нам удастся поспать.
Но утром повторилось все в точности, что и накануне. Дед спозаранку оккупировал кухоньку и снова активно и шумно что-то готовил.
— Пак, ты же вчера сварил кашу, — попытался навести справки Ант, зачем старик суетится.
— То каша. А это я суп делаю к обеду, — с довольным видом доложил он, строгая морковку не первой свежести.
— Он издевается? — прошептала я на ухо Анту. — Нам ни сварить, ни разогреть теперь ничего нельзя без того, чтобы не толкаться с ним на кухонном пятачке. Завтрак нам, судя по всему, сегодня снова не светит.
— Идем в облюбованный вчера трактир?
— Ага.
Днем никто из нас дома не появлялся — Ант был занят на работе, а мы с Хвостиком обходили булочные с образцом муляжа, пытаясь набрать заказы. А вот вечером нас ждал еще более «теплый» прием.
— Я к ним с открытой душой, как к людям, а они не лучше предыдущих жильцов! Старый человек полдня на кухне проторчал, обед им готовил, а они!.. Чего? Так плохо варю, что даже пробовать не желаете?
Пак преграждал нам путь в дом, стоя на крыльце в кухонном переднике и потрясая поварешкой.
Да мы просто в таверне перекусили, — растерянно пробормотал Ант.
— Конечно! Зачем есть домашнюю пищу, когда можно на бегу перехватить непонятно чего! Раз такие богатые, чтоб питаться в тавернах, подымайте арендную плату!
Уважаемый Пак, — не утерпела я, — мы же вас не просили ничего для нас готовить. Не тратить ни время, ни продукты…
Но своими словами я лишь подлила масла в огонь. Дед взбеленился еще больше:
— Вот как заговорили!
Не знаю, во что вылился бы назревающий скандал, если бы Хвостик вдруг не улегся прямо на землю, под ступенькой, на которой я стояла. Свернулся калачиком, под голову подложил согнутую в локте руку, не отпуская мой подол из цепкого кулачка.
— Ты чего, малый? — первым заметил перемещения малыша Пак. — Плохо, что ль? Нездоровится?
Я и слова не успела вставить, как он схватил ребенка и потащил в дом. Моя юбка выскользнула из детских пальчиков. Хвостик заголосил пуще пожарной сирены.
— Совсем ребенка угробить решили, — вторил ему дед, подвывая ничуть не тише.
Я бросилась следом за тянущимися ко мне маленькими ручками.
Пак, притащив Хвостика в кухню и усадив на высокий стул, чем-то напоминающий барный, принялся ощупывать каждый сантиметр детского тельца.
— Что болит? Говори! Где болит?
— А-а-а! — еще громче кричал Хвостик.
Я несколько минут постояла рядом, наблюдая, как суетится дед возле орущего ребенка, пытаясь всучить ему то стакан воды, то сушку. Ант топтался в коридоре, не имея возможности протиснуться в тесную кухоньку. А Хвостик просто бился в истерике, слезы градом катились по дрожащему подбородку, когда мне пришло в голову всунуть в его ручонку подол юбки.
В доме наступила тишина, будто кнопку «Выкл.» кто-то нажал.
— Эт че было-то? — прохрипел умаявшийся Пак, вытирая испарину с морщинистого лба.
Я пожала плечами — самой бы кто объяснил.
— Мамку, пока была живая, за подол всегда держал, потому и Хвостиком прозвали, — предположил Ант, а малыш кивнул. — Теперь вот Мину сопровождает.
— А под лестницу чего свалился? — не понял дед.
— Спать, — серьезно ответил Хвостик.
— На земле?
Угольки глаз с укором взглянули: «А где еще?», и старик, поняв свою оплошность, закряхтел, завертелся на месте.
— Выходит, все нормально, что ль? — наконец уточнил Пак.
— Похоже на то, — усмехнулась я, поглаживая малыша по темной головке.
— Тода я спать.
— Добрых снов, — отозвалась я, но, разумеется, не получила ответа.
А утро… та-дам! встретило нас привычными уже звуками бряцанья посудой. Хотелось топать ногами и визжать от возмущения. Но это за нас сделал Пак.
— Это что за свинарник на моей кухне?! А?! — голосил он на самых высоких нотах, стуча чем-то тяжелым по столу. — Я вас спрашиваю, лежебоки вы эдакие! Что за грязь тут неприбранная!
— Пак, имей совесть, дай поспать, мне скоро на работу! — крикнул из своей комнаты Ант.
А нам с Хвостиком, между прочим, даже на работу не нужно — могли бы поспать вволю, но…
— Это я должен иметь совесть? Я? Что ж вы за люди такие окаянные! Кто бы мог подумать, ушли преспокойненько по постелям, в то время как на кухне… А-а-а!!!! Мой суп! Мой вкуснейший суп! Все пропало!
— Да ладно? Кто-то из местных воришек залез в дом и позарился на твою еду? — недоверчиво поинтересовался Ант, все-таки спускаясь вниз и на ходу натягивая через голову рубаху.
Следом за пареньком и мы с Хвостиком ступили на лестницу, но так на ней и застыли, побоявшись быть затоптанными. Пак носился с кастрюлькой по первому этажу, расплескивая жижу и стеная, словно потерял домашнего любимца:
— Такой вкусный суп! Я так старался! А они его проквасили! Неблагодарные людишки. Столько продуктов! Столько времени! А ведь был такой вкусный и наваристый суп!
— А почему не убрал тогда в погреб? — не понял намека Ант, взлохмачивая пятерней рыжую копну волос.
— Я не убрал? Да я для вас оставил, а вы!..
— Так мы же сразу сказали, что сыты…
— Сыты они, изверги! И сами есть не стали, и старику не сохранили. Могли ж убрать. Нет, зачем же! Ни суп не убрали, ни на кухне не прибрали… Эх, до чего бездушные, только все о себе и о себе пекутся.
У меня разве что пар из ноздрей не пошел от возмущения.
— Уважаемый, — процедила я сквозь зубы, вмешиваясь в разговор растерянного Анта и снующего туда-сюда старика, — мы не просили ни варить для нас, ни тем более оставлять варево на столе. О ежедневной уборке кухни тоже уговора не было. Поэтому отныне будьте так любезны…
Пак не дал мне договорить:
— Я в своем доме и что хочу, то и делаю! Еще мне всякие соплюхи не указывали, как себя вести! Я старый, немощный!..
И тут до меня дошло, почему сбегали прежние жильцы, не дождавшись окончания оплаченного срока. Дедок-то, оказывается, тот еще тролль! Берет аванс и делает жизнь съемщиков жилья невыносимой. Вроде и полисменам не на что пожаловаться, и находиться под одной крышей даже необходимый для сна минимум не получается. Вот и сбегают бедолаги, теряя на ходу тапки и ночные чепчики. Не удивлюсь, что вскоре кто-то еще пожалует по объявлению об аренде регулярно освобождаемого Паком места в доме.
Не на тех напал!