В далекой северной глуши есть Святилище, что вырублено в скале. Лес саваном покрывает близлежащие холмы. Это негромкий край, но Святилище Неназываемого куда тише. Птицы и насекомые не тревожат этого места. В долине под Святилищем стоит храм, называемый Домом Молчания. Его прислужницы оставляют подношения у подножия лестницы, что ведет к Святилищу, но подниматься выше они не смеют.

Раз в четырнадцать лет, весной, когда с холмов стекают ручьи, из Дома Молчания выходит процессия. Шесть носильщиков несут паланкин, где восседает настоятельница. Невзирая на холод, носильщики обнажены по пояс. В любой другой день любого года это простые фермеры и лесорубы, но сейчас они служат древней цели. Процессия идет по белокаменной дороге в сторону холмов.

Возглавляет ее девушка четырнадцати лет – на голове ее венок из цветов, а лицо прикрывает белая вуаль. Она ведет белоснежного бычка на позолоченной цепи. Процессия останавливается у подножия лестницы, что ведет к Святилищу. Здесь, на каменном алтаре, выбит желоб. У самого конца желоба стоит сосуд и лежит острый блестящий нож.

Девушка приводит бычка к алтарю, и там ему перерезают горло. В тусклом свете весеннего солнца кровь кажется черной. Она выплескивается на стылые камни и течет к сосуду.

Девушка берет чашу с кровью и поднимается по ступеням к Святилищу. Больше ее никто не увидит.



За месяц до дня смерти Ксорве в Дом Молчания явился странник. Ксорве пропустила его появление: внизу, в крипте, она прислушивалась к мертвым.

В подземелье Дома было много пещер, выдолбленных в серых пластах священной горы. Глубже всего находились склепы, где были запечатаны в поисках вечного покоя могущественные мертвецы из числа Последователей Неназываемого. Но здесь, так близко к Святилищу бога, покой было не так-то легко заслужить. Мертвецы царапали стены и шелестели, будто пели печальную песнь.

Ксорве, как это часто бывало, сидела в подземелье, пытаясь разобрать слова, и тут кто-то прошел вниз по проходу. Она с ногами забралась в нишу, надеясь, что ее не заметят. Дрожащий огонек свечи приблизился. Это была Ангвеннад, одна из послушниц.

– Ксорве, дорогая, пойдем, тебя ждут наверху, – сказала Ангвеннад. Другие послушницы обращались к Ксорве на «вы» или, что еще хуже, «госпожа», но Ангвеннад нянчила Ксорве, и ей разрешались некоторые вольности.

Ксорве соскользнула с насиженного места. Ей казалось, что до вечерней молитвы было еще далеко, но здесь так легко было потеряться во времени – пусть даже, знала она, дни ее сочтены.

– К тебе пришел паломник, – сказала Ангвеннад. – Чужеземец. Весь истрепанный, ну да что с него взять. Говорят, он проделал весь путь из-за холмов пешком.

Паломники не были редкостью в Доме Молчания. Большинство из них всего лишь искали благословения Ксорве, но в глазах Ангвеннад читалась легкая тревога, а значит, этот странник прибыл с иной целью.

Они поднялись наверх, и Ангвеннад заняла свое место в глубине зала. Жрицы преклонили колени в другом углу. Настоятельница Санграй отвела Ксорве в сторону и объяснила, что паломник пришел за пророчеством и ему нельзя отказать.

Прислужники расставили лакированные подносы и тонкие восковые свечи. Хранительница Черного Лотоса проходила от подноса к подносу, разбрасывая высушенные листья и стебли лотоса из курильницы.

Когда пришло время, Ксорве уселась в одиночестве в центре зала напротив возвышения в дальнем углу. Единственным источником света в зале служили свечи и тусклое сияние тлеющего лотоса. Чужие лица проступали сквозь тьму бледными пятнами.

Настоятельница и хранительница архивов стояли на возвышении вместе с чужестранцем. Ксорве едва разглядела его, она шла с достоинством, опустив глаза. На возвышении стояло кресло с высокой спинкой. Ксорве опустилась в него, держа голову прямо и устремив взгляд перед собой. Жрицы и прислужницы, настоятельница, хранительница архивов, чужеземец – они остались на периферии зрения размытыми, исчезающими пятнами. Взор заслоняли тьма и пустота под огромным сводом зала.

Сладковатый, едва уловимый дым от лотоса поднимался меж колонн. Хранительница Черного Лотоса, обойдя по кругу, приблизилась к Ксорве с фарфоровой чашей, где в смоле мерцали семена и бутоны лотоса. Над чашей вился тонкий черный дым.

Последователи Неназываемого склонили головы, их тихие голоса слились в один:

– Неназываемый и Неизреченный, Рыцарь Бездны, Надзиратель Поглощенных Миров, хвала и почтение твоей Избранной невесте. Да будет она нашей заступницей.

Ксорве подняла чашу и вдохнула. Кедр, перец, благовония, а в основе всего – дурманящий аромат лотоса. Перед глазами потемнело, руки и ноги охватила приятная боль, которую затем сменило онемение. Пятна света в зале казались необычайно далекими, они мерцали, будто из-под воды. С каждым вдохом свет становился все более тусклым.

Наяву Ксорве давно обошла все склепы и подземелья под Домом Молчания. Она знала их на вид и на ощупь, по опыту и по памяти. Под влиянием лотоса она будто чувствовала их очертания во рту. Вся гора была расчерчена впадинами, а в самом ее сердце находилась огромная пещера.

Провалившись во тьму, она почувствовала на себе взгляд из пустоты.

Присутствие Неназываемого осознавалось не сразу – сначала это напоминало первые робкие волны прилива, которые проскальзывают в норы песчаных обитателей. А затем его сменяло тяжелое невидимое давление, целенаправленное любопытство, которое оценивало ее с беспристрастным интересом.

Появился голос, затем лицо. Где-то там, в зале Дома Молчания, странник опустился перед ней на колени, без слов приветствуя ее. По его лицу пробегала сверкающая рябь, будто отражаясь от поверхности воды. Хотя ему было не меньше сорока, у него не было ни одного клыка.

Ксорве никогда раньше не встречала чужеземцев и досадовала, что не может лучше разглядеть его.

– Избранная невеста, я смиренно прошу Неназываемого о милости, – произнес странник. Он говорил на ошаарском с необычным акцентом.

– Чего ты ищешь? – раздался голос Ксорве, но она не чувствовала, чтобы ее губы шевелились: ей овладел Неназываемый.

– Знания, – ответил странник.

– Знания о прошедшем или же знания о грядущем? – спросил Неназываемый. Он изучил мысли Кcорве, проверяя, не сопротивляется ли она. Но она прошла обучение. Она была чистым сосудом для божественного гласа.

– Знания о настоящем, – ответил странник.

Это было необычно. Даже неуважительно. Ксорве приготовилась к гневу Неназываемого. Он, очевидно, заметил ее состояние, и она ощутила прилив безмятежности – так успокаивает прохлада, что исходит от открытой гробницы.

– Говори же, – велел Неназываемый голосом Ксорве.

– Неназываемый и Неизреченный, где находится Реликварий Пентравесса?

Ксорве снова почувствовала, как проваливается в ничто. Вспыхнули яркие предметы и пропали из ее поля зрения. А затем она вновь ощутила, как Неназываемый направляет ее внимание.

Она увидела палисандровую шкатулку – восьмигранную, инкрустированную золотом, размером со сжатый кулак. Казалось, до нее вот-вот можно было дотронуться, но это было не первое пророчество Ксорве, и даже сквозь туман лотоса она осознавала, что это лишь видение.

Густая тьма, словно шелковый мешочек, окутала шкатулку, и та исчезла. Видение прекратилось, будто бы его намеренно похитили. Ксорве попыталась мысленно дотянуться до шкатулки сквозь тьму, но ничего не получалось.


– Он сокрыт от моего взора, – сказал Неназываемый. Раздражение и отрицание едва ли присущи богам, но Неназываемый был совершенно точно недоволен.

– Но он все еще существует? – спросил странник. Хотя он старался контролировать свой голос, от Ксорве не ускользнула нотка удовлетворения.

– Он цел, – ответил Неназываемый.

И это был его последний ответ. Неназываемый покинул ее разум – словно бы волна откатилась от берега: отблеск на песке, а затем – пустота.

Она снова была собой – на возвышении в Доме Молчания, – а во рту чувствовался горький привкус лотоса. Голова закружилась, чаша выпала из ее рук, и она потеряла сознание.



Ксорве проспала полуденную молитву и, очнувшись в своей келье, спустилась на подкашивающихся ногах в трапезную к ужину. Черный лотос был довольно безжалостен. Голова казалась тяжелой и хрупкой, будто сваренное вкрутую яйцо, а в горле саднило, как после крика.

Вокруг одного из столов собрались послушницы – все ровесницы Ксорве. Кто-то оглянулся, когда она вошла, но большинство не обратили внимания.

До тринадцатого дня рождения Ксорве жила и училась вместе с послушницами, но дружбы она ни с кем не завела. Избранная невеста Неназываемого была отделена ото всех не только по протоколу, но и из прагматических соображений. Дружба с Избранной невестой не имела смысла. Большинство послушниц родились в фермерских семьях, и им было прекрасно известно: ни к чему привязываться к поросенку, который предназначен на убой.

Ксорве взяла миску с супом из капусты и села за другой стол. Беседа шла о страннике. По всей видимости, он был магом из столь отдаленного города, что никто не мог выговорить его название. Они говорили все тише, и вот слово взяла Ушмай – она прошептала, что странствующий волшебник недурен собой.

Ксорве сидела и ела суп, размышляя. Осталось тридцать дней. Это значит, что впереди у нее еще двадцать девять ужинов. Она попыталась сосредоточиться на супе – медленнее жевать, распробовать его как следует, – но после лотоса любая еда имела привкус ржавчины.

Мысли ее то и дело обращались к страннику. Если он и впрямь маг, то почему он носит лохмотья? Где его слуги? Чего он так отчаянно жаждал, что проделал весь этот путь в одиночестве? Должно быть, шкатулка из ее видения очень ценная или священная – а может, и то и другое.

Разговоры вдруг стихли, и Ксорве обернулась, чтобы узнать причину. На пороге трапезной стоял странник. Ему пришлось пригнуться, чтобы войти.

Ксорве бросила на него быстрый взгляд, делая вид, будто поглощена супом. Темно-коричневая кожа, длинные волосы собраны заколкой, длинные острые уши, густая борода. Она впервые видела такого человека. У ошаарцев, к числу которых принадлежала сама Ксорве, кожа была серой, глаза золотистыми, а те несколько мужчин, которых ей довелось видеть, брились начисто.

Плащ у странника был длинный, изношенный, непривычного кроя, и весь в заплатах – невозможно было угадать, из какой ткани он соткан. Под заплатами кое-где виднелась вышивка, золотые и серебряные нити сияли при малейшем движении. Вероятно, когда-то давно он был богат, но с тех пор обнищал.

Но все же он не походил на бедняка – по крайней мере, на тех бедных фермеров, что жили в окрестностях Дома Молчания. Он явно не привык склонять перед кем-то голову.

В трапезной он огляделся, а затем, к ужасу Ксорве, сел напротив нее.

– Мое имя – Белтандрос Сетенай, – сказал он. – Мы уже встречались, но тогда мне не удалось представиться.

Она промолчала, опустив взгляд на чашу, в которой еще оставался суп.

– Не волнуйся. Я поговорил с настоятельницей. Она считает наш разговор допустимым с теологической точки зрения.

Ксорве волновала отнюдь не теология, а зоркие глаза послушниц, но все же она посмотрела на него. Как это необычно – видеть взрослого без клыков. Из-за их отсутствия его лицо казалось таким простодушным и открытым, что по нему трудно было понять, о чем он думает.

– Благодарю тебя за потворство моей любознательности, – продолжил он.

Ксорве уставилась на него. Принимать благодарность за пророчество было нелепо и даже неприлично. Все равно что поблагодарить бутылку после того, как нальешь себе бокал вина.

– Надеюсь, тебя это не затруднило, – сказал он. Она покачала головой. – Жаль, я не могу объяснить, как много для меня значит эта информация. Я провел столько лет, изучая историю Реликвария – и даже не надеялся, что он мог сохраниться фрагментарно, не то что целиком, – но я не буду надоедать тебе давней историей. Мне всегда кажется, что людям интересны мои поиски, хотя я постоянно получаю подтверждение обратного, – улыбнулся он. – Не уделишь ли ты мне еще немного времени? Настоятельница сказала, что ты можешь проводить меня в архивы.

Переплет одной из книг в библиотеке Дома Молчания был сделан из кожи убитого короля – по крайней мере, такие ходили слухи. Здесь хранились зашифрованные книги, книги из обсидиана, книги из китовых шкур. Атласы стертых с лица земли городов и разрушенных миров. Бесполезные карты, указывающие местоположение любых ныне забытых сокровищ, словари для каждого ныне мертвого языка. Библиотека Дома Молчания представляла собой памятник хаосу.

А еще здесь было тепло и уютно, потому что хранительница архивов вытребовала у Ангвеннад двойную порцию дров.

Когда Ксорве в сопровождении Белтандроса Сетеная вошла в комнату, хранительница сидела за столом. Ее звали Оранна. Она была довольно молодой: Ксорве помнила, как из служительницы она стала жрицей. Ее глаза были цвета пчелиного воска, а клыки она украсила серебряными наконечниками. Оранна не взглянула на вошедших, но прекрасно знала, кто здесь: этому трюку она выучилась еще будучи послушницей, и он не подводил ее до сих пор.

– Ну что же, – сказала Оранна, – Реликварий Пентравесса. Спроси вы меня о нем вчера, я бы ответила, что вы обратились по адресу.

– А сегодня? – спросил Сетенай.

– А сегодня выяснилось, что, вопреки любой логике, Реликварий еще существует. А тому, что существует, здесь не место. Здесь можно отыскать правду только о мертвых – или о том, что обратилось в прах.

– Жаль, – отозвался Сетенай, блуждая вдоль полок. Руки он засунул в карманы своего кошмарного плаща, будто пытаясь удержаться от прикосновения к книгам. – Но мне все равно хотелось бы ознакомиться со сведениями о Реликварии. Пусть даже все это ложь.

Оранна слегка нахмурилась.

– Ксорве, – позвала она, – хватит торчать у двери, подойди и сядь у очага.

Ксорве послушалась и села, глядя как сноп искр лижет полено. Когда она была совсем малышкой, Ангвеннад рассказывали ей о бесятах, живущих в очаге и дерущихся из-за золы. Теперь эти воспоминания причиняли боль. Лучше оставить все это позади.

Она села и вполуха слушала беседу Оранны и Сетеная. Хотя хранительница и без того не любила доставать книги, а ее неприязнь к страннику была ощутимой, она все-таки открыла тяжелый фолиант в поисках нужной записи.

– Считается, что Реликварий Пентравесса оставляет следы в мире – так же как серп оставляет за собой скошенную траву, – прочла она. – Ищите их внимательно. Слушайте истории о необычайных происшествиях, ужасающих совпадениях, событиях, изменивших ход вещей. Так вы сможете проследить путь главного творения Пентравесса сквозь ни о чем не подозревающий мир. В этом и заключается природа проклятия Реликвария.

– Его подгоняют алчность и властолюбие, – заметил Сетенай, как будто тоже читал. – Неудачи, неосмотрительность, нежелательные последствия следуют за ним, – он улыбнулся Оранне, – но сопротивляться самой идее невозможно.

Ксорве подняла голову и заметила взгляд, которым обменялись хранительница архивов и маг – словно два шпиона случайно встретились на улице и узнали друг друга, а затем исчезли в противоположных направлениях. Привычная настороженность сменяется изумлением, радостью, страхом, – а мгновение спустя все уже идет своим чередом.