Уборка еще не была завершена. Когда они пришли в дом, Хильда мыла пол на кухне. Они стояли в прихожей и видели ее внушительный зад, двигавшийся вслед за шваброй.

— В чем дело?

В голосе звучала ярость и обеспокоенность. Может, она подумала, что Морису опять стало плохо.

— Речь о Дженни Листер, — сказал Катберт.

Хильда бросила на него подозрительный взгляд, который Эшворт не смог никак истолковать. Она оставила их стоять в прихожей, пока не закончила с полом, потом провела в небольшую гостиную, оставив дверь открытой, чтобы разговаривать с ними из кухни. Дом был похож на дом бабушки Эшворта. Блестящая мебель из темного дерева, повсюду кружевные салфетки. Вышивки на стенах. Запах пчелиного воска и перечной мяты. Маленькое окошко, завешанное тюлем, пропускало совсем мало света.

— Чай или кофе?

Она вылила воду из ведра и вытирала пол. Морис улыбнулся Катберту. Похоже, решение было правильным.

Кофе был очень слабым, растворимым, с теплым молоком, зато к нему Хильда принесла домашние оладьи и еще теплые булочки, настолько пропитанные сливочным маслом, что оно сочилось из-под пальцев. Совсем не то что пирожные в чайной, которых хватало на один укус.

— А это тогда кто?

— Полицейский, — ответил Морис и с беспокойством на нее посмотрел.

— Ну уж об этом я догадалась! — Она повернулась к Эшворту. — Полагаю, у вас есть имя?

Он представился и ответил на ее вопросы о том, где родился и где живет. Оказалось, в молодости она работала секретарем в «Парсонс» и знала одну из его теть.

— Так что вы хотите узнать? Полагаю, что-то про Дженни Листер.

— Все, что вы сможете мне рассказать, — ответил Эшворт. — Мы не всегда знаем, какой вопрос попадет в цель.

Хильда сняла фартук, села в кресло с высокой спинкой и сложила руки на коленях. Говорила она так же сосредоточенно, как участник викторины отвечает на вопросы по своей специализации.

— Дженни Листер переехала в деревню в… — короткая пауза, — девяносто третьем году. Летом. Ханна была младенцем, а Дженни — все еще в декрете. — Она снова выдержала паузу и тихонько фыркнула, демонстрируя свое неодобрение. «Что это, зависть? Мол, если бы у меня были дети, я бы сидела дома и сама заботилась о них?» — Отец, муж Дженни, вернулся в Лондон, откуда и был родом.

«Та же история, что и у Конни Мастерс, — подумал Джо Эшворт. — Муж оставил ее с маленьким ребенком. Важно ли, что у них был похожий жизненный опыт? Или напряжение от попытки удержать брак, рождения ребенка и нервной работы сломали бы любые отношения? Может, так случается сплошь и рядом». Его жена не работала с рождения первого ребенка. Он не мог себе представить, как бы справился со всем, если бы ее не было дома целый день. Странно, но он впервые осознал, насколько зависит от нее. На ней все держится.

Хильда продолжала:

— Тогда Дженни была соцработником без специализации и занималась всем. Потом система изменилась, и она стала специализироваться на детях. В итоге специализировалась на усыновлении и опекунстве. — Она посмотрела на Эшворта через маленькие прямоугольные очки. — Но вам это все уже, конечно, известно.

Он кивнул.

— Все равно полезно послушать, как кто-то подводит итог.

Мужчин как будто и не было в комнате. Морис начинал задремывать. Из окна доносился равномерный гул проезжающих мимо грузовиков.

— У нее был бойфренд, — вдруг сказала Хильда. — Лоуренс. Работал рейнджером в Национальном парке. Довольно приятный. Мы как-то приглашали их на ужин. До того как Морис попал в больницу, мы любили повеселиться. И сейчас любим, но теперь только с близкими друзьями.

— И что стало с этим Лоуренсом?

— Не знаю. Они думали о том, чтобы съехаться и жить вместе, а потом я узнала, что они расстались.

— Дженни когда-нибудь с вами об этом говорила?

— Она не из тех, кто плачется в жилетку, — сказала Хильда.

Эшворт обратил внимание, что она была довольно стильно одета. Плиссированная юбка и желтая хлопковая блуза. Умная и красивая женщина.

— Но вы ведь ей были почти как мать.

— Вскоре после этого я увидела ее в саду. Выглядела ужасно. Бледная, как привидение, заплаканная. Я пригласила ее на кофе. Она рассказала, что они расстались. Я отпустила комментарий про мужчин — знаете, когда хочешь приободрить кого-то. «Не переживай, большинство мужчин жутко боятся серьезных отношений». Что-то в этом духе. Но она ответила, что Лоуренс не такой и что это было ее решение — расстаться.

— Она сказала почему? Появился кто-то еще?

— Да. — Хильда взглянула на него. — Кто-то совершенно неподходящий. По ее словам. «Я знаю, это неправильно, но ничего не могу поделать. С ним я чувствую себя живой». Вот что она мне сказала.

— Она еще вам о нем говорила? Вы же понимаете, насколько это может быть важным?

— Она стыдилась этих отношений. — Хильда посмотрела на Эшворта, чтобы убедиться, что он понимает, о чем она говорит. — Мне это казалось нездоровым. Нельзя выбирать себе мужчину, за которого придется извиняться. Может, она познакомилась с ним случайно, как говорится, «на одну ночь». Еще я думала, может, они познакомились по работе.

— Коллега? — Эшворт представлял себе, что это могло вызвать неодобрение, но все же отношения с соцработником вряд ли вызвали бы у нее такое чувство стыда.

— Скорее, клиент, не думаете? — Теперь Хильда говорила с Эшвортом как с равным, почти таким же проницательным, как она. — Я могу себе такое представить. Пожалела кого-то, попыталась помочь, а потом слишком увлеклась.

Эшворт тоже мог себе такое представить и понимал, почему это держалось в секрете. Вероятно, это было бы против профессиональных правил, и, наверное, Дженни боялась бы показаться дурой. Такая профессионалка связалась с неудачником. Как бы это выглядело?


— Это мог быть женатый мужчина, — предположил Эшворт. — Кто-то из местных, возможно, кто-то, кого вы знаете. Может, поэтому она не захотела вам про него рассказывать.

Мысль о том, что Дженни влюбилась в клиента, казалась ему более вероятной, но нужно было проверить все варианты.

— Возможно, — с сомнением сказала Хильда. — Но люди сейчас не так уж переживают из-за романов на стороне. Не думаю, что Дженни была бы настолько этим опечалена. Кроме того, если бы это был кто-то из местных, я бы уже об этом услышала.

— Катберт говорит, он теперь и половины соседей вокруг не знает.

Хильда язвительно ухмыльнулась.

— Ну да. Катберт ведь не состоит в Женском институте.





Глава восемнадцатая




Наутро после обеда с Вероникой Элиот Конни Мастерс проснулась невыспавшейся и измотанной. Она поехала в Хексем купить продуктов, но вернулась домой, даже не остановившись в городе попить кофе. Газетный киоск на главной улице пестрел заголовками: УБИЙСТВО СОЦРАБОТНИЦЫ ИЗ ДОЛИНЫ ТАЙНА. РАССЛЕДОВАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. С делом Элиаса Джонса пока не было установлено никакой связи, но Конни подумала, что это лишь вопрос времени. Репортеры вцепятся в сенсацию и снова затравят ее.

Элис ночью несколько раз просыпалась. Ее мучили старые кошмары. Она вяло плелась по супермаркету, повиснув на руке Конни, и, когда они добрались до дома, после обеда сразу уснула на диване за детской передачей. Конни накрыла ее пледом и не стала будить. Сидя в тиши, слушая лишь журчание воды вдали, она представила себя в офисе соцработников и стала перебирать в голове их разговоры с Дженни Листер накануне смерти Элиаса и после нее. Она пыталась найти ответ на новое убийство, в котором сама уже не играла никакой роли.

Рабочий кабинет Дженни был маленький. Одна стена была увешана рисунками детей, которым она нашла опекунов. Человечки, большое розовое сердечко. «Молли любит Дженни». Там были цветы, живые и яркие, не увядшие, как в опенспейсе, где работала остальная команда. Кабинет Дженни был оазисом цвета и цивилизации. Может, они и говорили там о невзгодах, но для Конни этот кабинет всегда был святилищем. И лишь потом местом исповеди. Но о своих прегрешениях она лгала даже в детстве.

— Расскажи мне о Майкле Моргане.

Дженни ободрительно улыбнулась. Это было на сеансе супервизии после того, как Морган предложил уйти от Мэтти и ребенка. Они сидели в удобных креслах, друг напротив друга. Между ними стоял крошечный кофейный столик. Конечно, Дженни организовала свой кабинет неформально. Она не была из тех, кто соблюдает иерархию и на совещаниях сидит перед командой за отдельным столом.

Конни слегка покраснела. Ей не хотелось говорить Дженни, что она видела его всего дважды. В первый раз — мельком, когда он только заехал и показался ей тихим, напряженным, из-за чего она и назвала его «странным»; во второй раз — когда он предложил съехать. Она намеренно выбирала время визитов так, чтобы увидеть Мэтти, когда его не было дома. Якобы полагая, что Мэтти будет общаться с ней свободнее, если Моргана не окажется дома, но на самом деле из-за того, что он ее нервировал. В его присутствии ей казалось, что у нее нет контроля над ситуацией.

Она начала с оправдания:

— Конечно, я стараюсь видеться с Мэтти наедине, насколько это возможно. Мне кажется, он ее очень контролирует.

— Но у тебя должно было сложиться какое-то впечатление?

Дженни нахмурилась. Когда она хмурилась, казалось, что она слегка разочарована в сотруднике, сидевшем напротив нее, что человек не соответствует ее стандартам.

— Он харизматичный.

Слова вырвались у Конни прежде, чем она смогла осознать их значение, но, когда она их произнесла, она поняла, что это действительно так. Она встречала этого человека всего два раза и не могла его описать — например, не смогла бы составить фоторобот, как показывают в детективных сериалах, — но она его чувствовала. Этот мужчина знал, чего хотел, и считал, что получит свое. Он привлекал бы к себе внимание в любой компании.

— В каком смысле?

Дженни перестала хмуриться, и Конни видела, что она слушает ее очень внимательно.

Конни покачала головой, расстроенная, что не может подобрать правильные слова.

— То, как он на тебя смотрит. Напористо. Кажется, что ты расскажешь ему все, что он захочет знать. Как священник на исповеди.

Конни воспитывалась в католической семье, отказалась от религии, как только смогла сама за себя решать, но ее по-прежнему преследовала ее власть.

— Что заставило такого мужчину сойтись с Мэтти?

Они это уже обсуждали, но Дженни как будто была больше сосредоточена на нем, чем когда-либо раньше.

— Очевидно, что он образованный и, как ты сказала, довольно привлекательный. Думаешь, дело в контроле? Ему нужна женщина, которая будет перед ним преклоняться?

— Возможно.

Дженни наклонилась вперед.

— Думаю, мне стоит с ним встретиться. Я не сомневаюсь в твоей компетентности, вовсе нет. Но он может быть опасен. Не только для Мэтти и Элиаса, но и для других нестабильных женщин и их детей. Я бы хотела составить свое мнение.

Иногда Дженни так поступала — погружалась в дело кого-то из команды ради удовлетворения. Коллеги считали, что это из-за потребности все контролировать. Им это не нравилось, потому что в итоге она обнаруживала что-то, что они упустили, но они восхищались ее педантичностью.

Теперь, сидя в темном доме и слушая журчание реки за окном, Конни пыталась вспомнить, чем все закончилось. Договорилась ли Дженни встретиться с Морганом?

В суде и на дисциплинарных слушаниях об этом точно не упоминалось, Конни была уверена. Если бы Дженни встречалась с Морганом, она бы точно это записала. Возможно, ее бы даже вызвали в качестве свидетельницы, попросили дать характеристику этого человека и его влияния на мать-одиночку. Защитник Мэтти пытался вовлечь Моргана в обстоятельства смерти Элиаса: «Этот человек всех контролировал. Он дал мисс Джонс понять, что, если она избавится от сына, он может к ней вернуться. Это почти то же самое, что внушить матери убить своего ребенка». Судья осадил его, а Морган произвел хорошее впечатление на присяжных. Конни не было в суде, когда он давал показания, но она говорила с теми, кто был там, и они сказали, что он казался очень заботливым и добрым. Даже очаровательным. Что же Дженни думала о нем? Теперь Конни стало любопытно. «Почему я не спросила ее, когда была возможность?»

В комнате вдруг стало темнее, и Конни заметила, что свет из маленького окошка преграждает какая-то фигура. Кто-то стоял на улице, заглядывая в дом. Какая-то женщина. Крупная, неопрятная, с круглым лицом. Конни подумала, что это кто-то из коммивояжеров, которые иногда появляются на пороге и предлагают полотенца и вереск на удачу. Она поспешила открыть дверь, прежде чем женщина постучит, чтобы не будить Элис, и удивилась, насколько теплее было на улице по сравнению с комнатой.