– И что? – перебила она с раздраженной интонацией.

– Понятия не имею, что между вами произошло, но было бы неплохо чуточку за него поволноваться, а заодно проконтролировать, чтобы он не забывал принимать целебные капли. Он сейчас один страдает в своей комнате. Справишься?

– Зачем?

– Кхм… – многозначительно промычала я.

– У него есть замечательная невеста, которая о нем печется круглые сутки.

Слово «замечательная» было произнесено с такой выразительной интонацией, что даже дурак догадался бы: в той самой невесте ничего хорошего не содержится и вообще она редкая дура, которую парню навязали родители.

А ведь хотелось поговорить по-хорошему, делить-то нам теперь нечего. Вернее, некого.

– Эй, Елена! Если ты не в курсе последних новостей, у Алекса появилась девушка, из-за которой он ушел из семьи, – мгновенно закутываясь в покрывало надменности, напомнила я.

– А кто его просил?!

Она со злостью швырнула книгу на стол. Звякнули чашки, пустая тарелка из-под десерта и мой инстинкт самосохранения, дескать, ты чего к нервной ведьме подсела, не сумела найти кого-нибудь постабильнее?

– Я не просила менять жизнь ради меня, отказываться от семьи или вообще что-то делать! – в сердцах высказалась Елена. – Вы, богатенькие отпрыски, одинаковые! Привыкли перекладывать ответственность на чужие плечи и считаете, что вам потом абсолютно все должны!

– То есть у вас не просто размолвка, а принципиальный спор, – резюмировала я. – Одного не понимаю, почему этот спор мешает тебе напоить его горячим бульоном?

– А что тебе мешает не строить из себя высокомерную ведьму, Шарлотта Тэйр, и перестать лезть в чужие дела?

– Говорят, когда у людей заканчиваются аргументы, они переходят на оскорбления, – хмыкнула я, ни капли не обидевшись. – Тебя бульон возмутил? Его, к слову, придумала не я, а лекарь.

Неожиданно передо мной на столе вырос широкий термос для еды с выдвижными плошками. Высокая преграда со знаком «тепло» на стенке, как башня, скрыла от меня противницу. Невольно захотелось нагнуться, чтобы вернуть зрительный контакт.

– Все в порядке? – прозвучал голос Ноэля, и мне на плечо легла большая теплая ладонь.

Невольно мы с Еленой подняли головы. Северянин смотрел сверху вниз и, кажется, был недоволен увиденным.

– Не стоит использовать заклятия высшей магии рядом с человеком, который не способен выставить защиту. Не согласна? – вкрадчиво спросил он у Елены.

Та мигом покраснела, нервно схватила со стола книжку и вскочила. Не произнося ни слова, она поспешно удалялась от столика в сторону открытых арочных дверей. Даже не извинилась!

– Не заметила, что она призывала магию, – призналась я.

– Сложно быть феей-крестной, принцесса? – сыронизировал он и занял место, с которого только что сбежала противница.

Между тем со стола исчезла грязная посуда и растворились крошки, появился высокий чайник с чашкой на блюдце, а в воздухе повеяло чаем с бергамотом. Ноэль по-хозяйски подтянул к себе термос, выдвинул полные еды дымящиеся плошки и расставил передо мной обед из нескольких блюд. В одной деревянной тарелочке лежало подрагивающее молочное суфле с ягодой малины на верхушке.

– Не знал, когда ты появишься, и взял еду навынос, – пояснил он.

– Я очень торопилась, но сегодня с проворностью что-то совсем не заладилось, – попыталась я шутливо извиниться за долгое ожидание.

От еды отказываться не стала и начала с десерта. Пока ковыряла – прямо сказать – странный изыск академических поваров, Ноэль вдруг вспомнил:

– Вчера мне прислали пригласительные на спектакль из городского театрального клуба. Не знаешь, когда я успел попасть к ним в благотворители?

– Сразу после новогоднего бала, – припомнила я, как пожалела театралов и отправила им пятьдесят сантимов. – Они очень просили денег на костюмы, а у тебя как раз была лишняя монетка.

– Если посчитать, сколько мне пришло благодарственных писем за последние две недели, я щедрый меценат.

– Должно быть, – стараясь не рассмеяться, пожала я плечами. – Тебе лучше знать. Кстати, когда спектакль?

– Сегодня вечером, – подсказал он, подливая себе чай.

– И как, господин Коэн, – протянула я, – у вас есть на сегодня какие-то планы?

Рука Ноэля замерла, а ароматный чай продолжал бежать из длинного носика чайника, грозя устроить запруду в блюдце под чашкой.

– Ты хочешь в городской клуб театралов? Я однажды был на представлении в академическом театре. Зрелище не для слабонервных.

Судя по реакции, северянин не считал поход на местную народную самодеятельность хорошей идеей и мысленно взмолился оставить его в замке. Мало ли насколько самобытен может оказаться любительский спектакль.

– Не переживай, у меня очень крепкие нервы. Ведь не зря ты им деньги пожертвовал, – смеясь, рассудила я.

Видимо, после дня, прожитого по закону подлости «если что-нибудь может сорваться или не получиться, то оно непременно сорвется и не получится», у меня чуточку затух здравый смысл. Просто не находилось другого путного объяснения, за каким демоном я убедила Ноэля, что самодеятельная постановка «Ночные фурии» непременно станет хитом в каждом уголке Шай-Эра, переедет в королевский театр и потом билеты на представление не купишь даже за большие деньги.

В первый раз дурное предчувствие меня посетило, когда экипаж с эмблемой академии Ос-Арэт на дверце остановился в темном дворе напротив обшарпанного здания, построенного еще в те времена, когда дед Тэйр по молодости лет готовился сдавать экзамен по шестнадцатому иностранному языку.


Возле парадных дверей за стройными колоннами не толпился народ, как бывало возле королевского театра, но в холле желающих посмотреть «Ночных фурий» оказалось неожиданно много.

– Готов поспорить, что это родственники актеров, – пробормотал Ноэль, разглядывая скромную обстановку провинциального театра.

– Ты плохого мнения об Ос-Арэте! Уверена, люди пришли насладиться отличной игрой актеров, – подначивала я.

Увидев особые приглашения, протянутые Ноэлем, смотритель, невысокий мужчина в ярко-красном камзоле с золотой цепочкой и с усами, лихо закрученными вверх, пришел в большой трепет. От его пальцев мигом посыпались золотистые искры, а рисунки на прямоугольных карточках-приглашениях вдруг ожили и начали двигаться.

– Вот и наш дорогой благотворитель! – воскликнул он, схватил северянина за руку и принялся с энтузиазмом трясти. – Безумно счастлив с вами познакомиться, драгоценный господин Коэн!

Между их крепко сжатых ладоней заметно трещали магические токи, но Ноэль – стоит отдать ему должное – даже не поморщился и продолжал сдержанно улыбаться, хоть, по всей видимости, чувствовал себя обескураженным.

Вскоре его ладонь оставили в покое. Коэн пытался демонстрировать невозмутимость, но руку-то в карман брюк спрятал, а второй схватился за мою. Стискивал так крепко, словно опасался, что его отпустят и снова позволят кому-нибудь проделать дружеское рукопожатие.

Впрочем, маневр остался без внимания смотрителя, и нас с большой помпой, возвещая встречным о том, что пришел «господин благотворитель», повели усаживать в полупустой зрительный зал, хотя до начала представления оставалось не меньше двадцати минут и мы рассчитывали оставить в гардеробе верхнюю одежду.

– Чарли, насколько ты была щедра в пожертвовании? – тихо спросил Ноэль, видимо, уже мысленно подыскивая путь к входной двери.

– Не настолько, – ошалело призналась я.

Теперь дурное предчувствие меня не просто посетило, а полностью захватило. Ведь за пятьдесят сантимов, по сути за цену пяти пирожков с капустой с лотка на рыночной площади, радости отвесили как за целую подводу сладостей из кондитерской.

Зал был совсем небольшой, с высокой сколоченной сценой, спрятанной за алым бархатом кулис, и со стройными рядами старых стульев. На полу под ними белела тонкая меловая полоска-направляющая, благодаря которой достигалась эта самая стройность.

– Сегодня очень много народу. Все-таки премьера! – говорил смотритель, ведя нас к первому ряду, откуда за постановкой лично мне придется следить, задрав голову. – Всех родственников и друзей собрали.

Ноэль бросил на меня ироничный взгляд.

– Лучшие места! Видно как на ладони! – объявил смотритель, указывая на два стула с жесткими сиденьями. – В прошлый раз нам пожертвовали на занавес.

Судя по тому, что алый цвет и текстура занавеса подозрительно совпадали с тканью на сюртуке смотрителя, усач не преминул воспользоваться служебным положением.

– Нашему дорогому меценату мы вручили пожизненный пропуск на все постановки. Он один раз с супругой появился, но больше не приезжал. Наверное, очень занятой человек! – с воодушевлением рассказывал смотритель. – Знаете, ведь ваше щедрое пожертвование позволило господину Нарту выполнить мечту и сыграть в спектакле, а так бы и не прикоснулся к прекрасному, пек бы десерты в академической кухне.

– А где он готовит? – вырвалось у меня.

– Студентам в Ос-Арэте, – подсказал смотритель, и перед мысленным взором вдруг появился молочный подрагивающий десерт с ягодой малины, который оказался не то чтобы не очень вкусным, скорее не очень съедобным. Видимо, наш повар торопился прикоснуться к прекрасному.

– И Фейву Историку вы открыли дорогу на большую сцену, а то он без порток сидел и ждал, когда ему повезет и добродетель разыщется.

– Фейв Историк? – уточнила я.

– Творческий псевдоним. Очень талантливый молодой человек, а губит себя на презренной кафедре истории. Как божественно танцует! Засмотритесь!

Тут между красных полотнищ занавеса высунулась прилизанная башка. Орлиным взглядом человек с крючковатым носом-клювом осмотрел зрительный зал, куда потихонечку начали стягиваться зрители из холла.

– Господин постановщик! – привлек к нам внимание смотритель и быстро пробормотал: – Я сейчас познакомлю вас с главным человеком нашего театра…

Постановщик оказался неожиданно высоким и худым, даже сухопарым, одухотворенным молодым мужчиной в чуточку измятом коричневом пиджаке и с зеленым шарфом на шее, по виду ужасно ветхим.

Он спустился со сцены по трем деревянным ступенькам, вырубленным в углу, и мы вновь прошли через ритуал приветствия. Сначала поцеловали мои пальчики, а потом долго трясли руку Ноэлю, словно желали эту самую руку вместе с пальцами и локтем выдрать из плеча.

– Господи, какой же вы! – Постановщик, оставляя магический след в воздухе, нарисовал очертания фигуры. – Такой! Вам бы самому на сцену. Не заинтересованы?

– Талантом бог обделил, – немедленно увернулся «такой» и как-то обвинительно покосился в мою сторону.

Видимо, припомнил, чья это идея – убить вечер на любительский театр, хотя можно было, не выходя из комнаты в общежитии, заняться приятными и полезными вещами. Например, написать сочинение по северному диалекту, которое ждал в конце месяца профессор Канахен.

– О чем вы говорите, ненаглядный юноша? – отмахнулся постановщик. – На мой взгляд, значение таланта сильно переоценено. Главное – харизма! У вас вон ее сколько! Сколько, кстати?

– Простите, чего? – не понял обладатель харизмы.

– Сколько весит ваша харизма? Вес? Фунты!

– Вы в разных весовых категориях, господин постановщик, – умело отбрила я.

От быстрого попадания в главные актеры ошарашенного Ноэля спасла юркая старушка с колокольчиком, зазывающая родственников, близких знакомых и всех прочих, кто воскресным вечером явился на премьеру, к началу действа.

– Присаживайтесь и наслаждайтесь! – провозгласил смотритель.

По залу разбегались едва слышные шепотки зрителей, ожидающих начала спектакля. Гулял сквозняк. С большим удовольствием я запахнула покрепче пальто и ни на секундочку не пожалела, что нам не позволили притормозить возле гардеробной. До начала спектакля постановщик еще пару раз выглядывал из-за кулис, смотрел на Ноэля и восторженно цокал языком.

– Давай на следующей неделе я просто отвезу тебя в королевский театр? – тихо проговорил северянин, явно пытаясь справиться с иррациональной паникой. – Он в Шай-Эре лучший, так? А пока не началось это… действо… тихонечко улизнем?

Он даже попытался оторвать драгоценный, по меркам постановщика, зад от стула, но свет резко погас. Бархатный занавес расступился, открывая неглубокую пустую сцену. Откуда-то сверху запиликала скрипучая скрипка, и на сцену начали вываливаться мужчины-актеры. Ни одного женского персонажа!