– Колье заказала я.

– У вас превосходный вкус, – сухо заметила я.

– Господи, на секунду мне показалось, что в комнате появилась Лилия! Даже воздух похолодел. – Она улыбнулась. – Откровенно сказать, я хотела купить тебе женскую фляжку, но решила, что пока рановато. Подарю на свадьбу.

Убить взглядом было невозможно, и Ирэна являлась живым тому подтверждением. Я метала в ее сторону мысленные молнии, а она, с наслаждением прикрыв глаза, отхлебнула разбавленный алкоголем кофе и с глубоким вздохом откинулась на спинку дивана.

Еще пару глотков мы провели в напряженном молчании. Наконец она отставила чашку, сложила руки на груди и, с любопытством глядя на меня большими блестящими глазами, спокойно произнесла:

– Ты же сама понимаешь, что он никогда тебя не отпустит. Если Энтон в кого-то вцепится, то держит до последнего. Я знаю, о чем говорю.

– Даже он не способен заставить меня выйти замуж за своего сына, – сухо ответила я, чувствуя, как внутри пружиной заворачивается негодование.

– Что ж, попытайся сбежать. Надеюсь, тебя не постигнет разочарование, – усмехнулась она. – Наслаждаешься этим парнем из Норсента?

Я почувствовала, как меняюсь в лице.

– С ума сойти! Что я вижу? Шарлотта Тэйр не сумела скрыть эмоций! Видимо, он сильно задевает тебя, так? – Она одарила меня насмешливой улыбкой, словно действительно ожидала, что я опущусь до разговоров о мужчинах с мачехой бывшего жениха. – Не стесняйся, дело-то житейское. Девушкам в двадцать лет свойственно увлекаться плохими парнями.

Внутренне я закипала, но говорила так, словно роняла колотые кусочки льда:

– Он не из плохих парней.

– Уж кто-кто, а ты, Шарлотта, должна знать, что нам не всегда нравятся хорошие люди.

Ирэна выдвинула из-под крышки столика узкий ящик, который, как правило, использовали под столовые приборы или салфетки, и выудила узкий металлический тубус с запирающим знаком на плоской крышке. Очертаниями символ походил на паука, а переводился с первородного просто как «закрыться».

– Вообще-то, Энтон просил отдать подарок еще вчера, но я решила, что хотя бы у кого-то в нашем унылом доме должен быть праздник, и посадила вас с северянином вместе. Возьми.

– Что это? – сухо спросила я.

– То, о чем тебе вряд ли расскажут его друзья.

Понимая, что внутри тубуса не найду ничего приятного, я не торопилась его забирать.

– Разве ты не хочешь узнать, ради кого решила перевернуть свою жизнь? – усмехнулась Ирэна, продолжая протягивать мне «подарок» Чейса-старшего.

Неожиданно даже для себя я подалась вперед и выхватила металлическую трубочку. Невольно я покрутила ее в руках, взвесила на ладони. Почему-то казалось, что тяжесть тубуса должна быть пропорциональной тяжести гнусности, хранящейся внутри, но он был практически невесомым.

Оставаться в покоях дальше, рискуя оказаться запертой в поместье из-за метели, не было никакого смысла – мачеха Алекса сказала и сделала все, что хотела.

– Снег набирает силу, – кивнула я на окно за спиной собеседницы. – Пожалуй, мне стоит вернуться в пансион, пока не поздно.

Она обернулась через плечо. Стихия за стеклом действительно начинала гневаться, и степенное падение снежных хлопьев постепенно превращалось в остервенелую круговерть.

– Иди, – согласилась она.

Попрощавшись, я поднялась с кресла. Почти невесомый тубус оттягивал руку, как тяжелый камень. Такой же камень, возникнув у меня в груди, сдавливал сердце.

– Шарлотта, ты забыла забрать свое колье, – остановила меня Ирэна в дверях.

– Я не забыла, – поправила хозяйку дома. – И, к слову, Ноэль – не причина и даже не повод для разрыва помолвки. Просто я не желаю превращаться в глубоко несчастную женщину, которой меня, без сомнения, сделает Александр.

Из поместья удалось выехать раньше, чем окрестности превратились в снежный ад. Как только невидимая граница, накануне очерченная магом-стихийником, была пройдена, метель начала успокаиваться. Полумрак салона рассеялся, в заснеженное окошко с трудом, но пробился свет. Я развинтила крышку на тубусе и вытряхнула несколько свернутых трубочкой газетных листов на северном диалекте. Датированы все заметки были прошлым летом.

«Наследника династии Коэн обвиняют в смерти однокурсника!» – прокричал мне в лицо пугающий заголовок. – «Сын погибшего в огне королевского советника – убийца!»

И еще парочка похожей гадости.

Впервые я порадовалась, что весьма посредственно знала диалект и была способна уловить лишь общую суть, тем более в тексте, напечатанном мелким типографским шрифтом с размазанными местами литерами. В прочитанной колонке говорилось, что наследник магической династии Коэн, единственный выживший после пожара на семейной шхуне и воспитанный дедом, заставил столицу вздрогнуть от возмущения. Он ввязался в драку с применением боевой магии. Один из участников поединка, сын вдовы из города, название которого было невозможно выговорить и в пьяном бреду, погиб от остановки сердца после расчетливого удара, нанесенного Ноэлем…

– Счастливого Нового года, Чарли… Проклятие!

Огромная страшная правда о парне, который страстно целовал меня вчера в библиотеке, отказывалась умещаться в голове. Было немыслимо принять тот факт, что он лишил кого-то жизни, а теперь отсиживался в Шай-Эре, терпеливо дожидаясь, когда дома «осядет пена». Или наследник какой-нибудь другой древней фамилии попадет в дурную историю, и о нем напишут статьи с кричащими заголовками.

Ледяными руками я свернула газеты трубочкой, запихнула обратно в тубус и попросила кучера остановить карету. Вышвырнуть подарочек Чейсов откуда-нибудь со скалы было бы патетично, но дорога до их поместья проходила через тривиальные фермерские угодья, и привередничать не приходилось. Я смирилась с обычным заснеженным полем, упершимся в частокол голой рощи, и огромным валуном, торчащим посередке, подошла к кромке и ритуально зашвырнула тубус как можно дальше в сугробы. Вообще, дальше не получилось, а удалось только ближе, но наплевать.

Когда за окном экипажа появились ворота пансиона мадам Прудо, я уже знала, что именно напишу отцу. Особняк еще спал после шумной ночи. Помнится, девочки собирались на каток кататься на коньках, пить горячее пряное вино, заедать имбирными пряниками и взрывать хлопушки с блестящими конфетти. Одну даже опробовали посреди гостиной, чем вызывали просто адскую злость у домовика. Собственно, только он-то меня и обшипел по приезде, когда заметил на чистых ступеньках мокрые следы от сапог.

Попав в спальню, я наскоро вытряхнулась из пальто, уселась за секретер и написала отцу короткое выразительное послание:

«Просто отдайте Энтону Чейсу все, что он захочет».


Толком не запечатав, бросила письмо в почтовую шкатулку, но немедленно вытащила обратно и несколько криво приписала поздравление, искренне веря, что папа примет его за проявление вежливости, а не за издевку:

«С Новым годом!»

Взгляд упал на новенький томик «Воины света», венчающий стопку учебников на полке секретера. Принимая судьбоносные решения, я не могла позволить себе совершать новые ошибки, и книга отправилась в мусорную корзину под столом. Туда же следовало отправить нательное украшение, но я не заставила себя хотя бы попытаться расстегнуть пуговицу на манжете платья и закатать рукав.

Написать Зои и напроситься в гости заняло немного времени. Прежде чем карета с гербом семьи Терри на дверце и с радостной подругой в салоне остановилась возле пансиона, из Эл-Бланса пришел ответ от мамы. Она была лаконична и вопреки привычке написала идеальным почерком ровно под моим кривоватым посланием:

«Будь благоразумной, Шарлотта. Мы обо всем позаботимся».

В первый учебный день в Ос-Арэте шел крупный снег. Белые хлопья медленно падали на вычищенный двор, присыпали крыши карет и остроконечные башни замка. Из экипажа я выходила, нервничая и практически не слыша весело болтающую Зои. Мы вернулись накануне. Не успели заколдованные подругой сундуки перелететь через порог, как соседки рассказали, что на следующий день после отъезда меня искал «тот самый северянин». В двери учебного корпуса я входила напряженная, как сжатая пружина, все еще не готовая встретиться с Ноэлем лицом к лицу, но его не оказалось в центральном холле. Не появился он ни после первого занятия, ни после следующих двух.

Лекции по первородному языку обычно слушали студенты из разных факультетов, и в круглой просторной аудитории с восходящими рядами стоял беспрерывный гул. Как и все языковеды, я сидела поближе к преподавательской кафедре и пыталась сосредоточиться на монографии, которую задали прочесть на каникулах. Все дни я так вдохновенно страдала, что напрочь про нее забыла.

– Матерь божья! – на одном дыхании пробормотала староста, сидящая рядом со мной на первом ряду.

В недоумении я подняла голову и оцепенела, не в силах отвести взгляд или хотя бы просто моргнуть. Аудиторию уверенной поступью пересекал Ноэль… И он был подстрижен! Волосы лежали густой небрежной шапкой, длинная челка с прожилками светлых прядей падала на глаза.

Кажется, половина девушек-языковедов перестала дышать, глядя на высокого гибкого северянина. Я с трудом стряхнула изумленное оцепенение и вернулась к чтению. Вернее, сделала вид, будто вернулась, но так занервничала из-за присутствия Ноэля, что не могла разобрать литеры. И вообще страницу не видела.

Неожиданно, привлекая мое внимание, по столу постучали костяшкой пальца. Три раза. Я перестала изображать увлеченное чтение и подняла глаза. Коэн стоял перед столом и рассматривал меня сверху вниз немигающим взглядом.

– Я все утро ждал, когда ты найдешь меня, но понял, что придется самому искать тебя.

– Просто мне нечего тебе сказать, Ноэль, – тихо отозвалась я, догадываясь, что мы уже привлекли к себе внимание всей аудитории.

– Сильно сомневаюсь.

Совершенно спокойно, как будто ничего особенного не происходило и не было вокруг зрителей, он сжал мой локоть и заставил подняться из-за парты. Мы двинулись в сторону выхода. Я не сопротивлялась, свободно шагала рядом – не ругаться же перед толпой досужих сплетников. Едва мы вышли, как волна изумленных шепотков, несшаяся нам в спину, переродилась в шквал голосов.

Коридор тоже, мягко говоря, не очень пустовал, и за короткий проход мы умудрились засветиться перед таким количеством человек, что наверняка не позже чем через десять минут Алекс узнает, как его бывшую невесту куда-то волок северный варвар. Удивлюсь, если в рассказах я пойду своими ногами, а не поеду перекинутая через крепкое плечо, как мешок с бататом.

Ноэль толкнул дверь в соседний кабинет, где без дела сидели несколько студентов, и тихо скомандовал:

– Пошли все вон.

Народ послушался приказа беспрекословно: проворно собрал вещи и шустренько, без лишнего шума покинул помещение. Когда за последним парнем, бросившим на меня по-настоящему сочувственный взгляд, закрылась дверь, северянин требовательно произнес:

– Рассказывай!

– Понятия не имею, что тебе сказать.

Но ведь не соврала! Прошло несколько дней с тех пор, как Ирэна Чейс подсунула те проклятые газеты, а я до сих пор не придумала, как сказать парню, от которого пульс начинал биться на сто ударов быстрее, что принцессам губительно заводить плохие знакомства.

– Что-то произошло за те несколько часов между моим возвращением в Ос-Арэт и твоим отъездом к подруге, – твердо произнес он. – Что именно? Говори, Чарли.

Ничего особенного, я просто узнала, что ты вроде кое-кого прикончил. Это правда?

– Произошло все, и так быстро, что я взяла перерыв.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил он.

Я посмотрела в его нахмуренное лицо и неожиданно поймала себя на странной мысли, что впервые вижу Ноэля днем. Мы всегда встречались по вечерам, озаренные магическим освещением или утопленные в зимнем полумраке, но ни разу не смотрели глаза в глаза в беспощадном дневном свете.

Сейчас можно было разглядеть мелкие несовершенства: тонкий шрам на скуле, оспинку возле уголка нижней губы, пробившуюся к обеду темную щетину на подбородке, складочки в уголках губ и возле глаз. Недостатки делали его земным, живым и настоящим, а не сказочным героем, неспособным причинить вред другому человеку.

– На балу ты сказал, что не следил за мной, но я видела свой портрет, Ноэль. Ты рисовал меня спящей.

Он заметно напрягся, но вымолвил спокойно, тщательно следя за интонациями в голосе:

– Я все еще не рисую.

– Как тебе верить?! Ты избегаешь разговоров о себе, на прямые вопросы даешь туманные ответы и ничего не рассказываешь. Непрошибаемая стена! Если подумать, я ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты прекрасно владеешь магией и отлично целуешься.

– Портрет нарисовал Эйнар ради шутки. Стоило сразу спросить об этом рисунке, а не накручивать себя, – спокойно пояснил Ноэль, хотя прекрасно понимал, что дело вовсе не в портрете. Но о важном и большом говорить всегда было сложнее.

– Зачем он вообще рисовал меня?

– Что, если моя история, Чарли, началась раньше твоей?

– Когда? В тот вечер на празднике, когда мы окончательно поссорились с Алексом?

– В тот день, когда я приехал в Ос-Арэт. – Ноэль внимательно следил за моей реакцией. – Слышала когда-нибудь о феномене избирательного внимания? Везде, где бы я ни оказался, видел только тебя. Одну тебя. И мне это нравилось. Что ты еще хочешь знать?

– Все! – выдохнула я. – Кто ты? Что у тебя за семья? Что случилось до приезда в Шай-Эр? Я хочу знать о твоем прошлом!