Миссис Коэн отводит глаза. Я начинаю нервничать.

– Что случилось? Что произошло? – спрашиваю я севшим голосом.

– Перед твоим приездом его вновь увезли в операционную, – говорит миссис Коэн. – У него было внутреннее кровотечение. Не волнуйся, кровотечение удалось остановить, но сейчас Эштан в послеоперационной палате.

Она отводит меня в палату реанимации и интенсивной терапии – для этого мы обе надеваем бахилы, невесомые одноразовые халаты, смешные шапочки и маски. Это странное место – тут множество кроватей, и у каждой есть свои мониторы, которые позволяют осуществлять постоянный контроль показателей жизнедеятельности. Напротив кроватей, каждая из которых занята, – стол медицинских сестер, а рядом с ним стоит тележка для неотложной помощи. Я думала, что здесь должна царить тишина, но я слышу множество звуков, которые издают приборы, а еще – голоса. И это почему-то придает мне сил. Жизнь состоит из звуков, а тишина – песня смерти.

Миссис Коэн ведет меня к кровати, на которой лежит Мэг. Ее глаза закрыты – под ними глубокие тени, кожа – белее мела. К ней подключены респиратор и множество непонятных трубочек, голова обмотана бинтом. Я смотрю на тетю Мэг и не узнаю ее – она кажется маленькой, хрупкой и беззащитной. Мне дают стул, и я сажусь рядом, несмело беру ее за руку и молча прошу, чтобы она держалась. Наверное, я должна плакать, но слез нет – пустота все еще держится за меня. А возможно, пустота – это я.

– Все будет хорошо, – с трудом размыкаю я губы. – Мэг, все будет хорошо. Я обо всем позаботилась. Достала деньги. Тебе и Эшу ни о чем не надо волноваться. У вас будет лучшее лечение. Просто приди в себя, хорошо? Эш скоро очнется и расстроится, если ты будешь спать. Поэтому обязательно открой глаза, слышишь, Мэган?

Я надеюсь на то, что она слышит меня, и крепче сжимаю ее ладонь.

Резкий звук заставляет меня вздрогнуть и обернуться – это пищит монитор, подключенный к одному из пациентов. Медсестры тут же оказываются рядом, пытаясь понять, в чем дело – его жизненные показатели падают. Включается громкая связь – от нее у меня мурашки бегут по телу, и почти тут же появляется дежурный доктор, который начинает осмотр. Меня выводят из палаты – я даже толком не успеваю попрощаться с Мэган. А того пациента срочно увозят в операционную. Я не знаю, кто это, но мысленно желаю этому человеку выкарабкаться. Люди должны жить.

Затем я сижу в комнате ожидания – уже в другой, общей. И миссис Коэн со мной. Она рассказывает мне о том, какие операции понадобятся Эштану, когда ему станет лучше – лечение будет долгим, как и реабилитация. Теперь я знаю, что смогу обеспечить их брату – вопрос с деньгами решен. Что касается Мэг, нужно ждать, когда она очнется. Она может пробыть в таком состоянии долго – от нескольких дней до нескольких месяцев. Но чем быстрее очнется, тем лучше. Социальный работник очень добра со мной, ее спокойный голос успокаивает меня, и я благодарна миссис Коэн за эту теплоту – уже в который раз. Я приехала сюда рано утром, сейчас – поздний вечер, но мне кажется, что мы знакомы целую вечность.

– Почему вы не идете домой? – спрашиваю я, понимая, как она устала.

– Не могу бросить пациентов и их семьи, – отвечает миссис Коэн.

– А у вас есть семья?

– Есть, – улыбается она. – Мой сын женился пару лет назад. Они живут неподалеку от моего дома.

– Наверное, вы редко видитесь?

– Нечасто, – смеется она.

– Это потому, что вы почти не бываете дома, – улыбаюсь я.

– Нет, милая, – в голосе миссис Коэн гордость. – Мой Алекс – нейрохирург, и он круглыми сутками пропадает в клинике. Куда мне до него…

Я бы хотела иметь такую мать, как миссис Коэн. Она по-настоящему добрая. И любит сына. Не знаю, почему моя мать не стала такой, не знаю, почему она никогда не станет гордиться мной.

Я уезжаю поздним вечером, когда Эштана отключают от аппарата искусственной вентиляции легких. Кирстен была дома, но вновь ночует в другом месте, а Лилит, наверное, крепко спит. Я стою в темной гостиной у открытого окна, не зная, что делать. У меня остался последний день. Эта мысль ошарашивает меня.

Сзади меня кто-то обнимает – я оборачиваюсь и вижу Лилит, сонную и встрепанную.

– Где ты была весь день, Ховард? – спрашивает она, зевая.

– На работе, – лгу я. – Просили заменить заболевшую девочку.

– Я звонила тебе, но ты не отвечала, – замечает Лилит и зевает.

– Извини, было много клиентов, – я поворачиваюсь к подруге и улыбаюсь ей.

– Я бы подумала, что ты меня игнорируешь, если бы не знала, что ты никому не отвечаешь, – хихикает Лилит. – Тебя искали все – я, парни из группы, Лестерс. Слушай, это такая стратегия, да, Ховард?

– Какая? – я вытаскиваю из черных волос Лилит белое перышко.

– Я все знаю, – грозит она мне пальцем. – Ты приручаешь Лестерса. Да?

– И как я его приручаю? – любопытствую я.

– Включаешь полный игнор, заставляя его волноваться и искать тебя. Между прочим, он приезжал к тебе – пару часов назад. Мальчик волнуется, – нараспев говорит Лилит. – Думает, что с тобой что-то случилось, а я – с тобой в сговоре. Даже заставил звонить тебе, – вновь хихикает она, – потому что думал, будто я вру. Он такой ревнивый. Еще немного, и он будет стопроцентно ручным.

Дастин приезжал. Мне стыдно перед ним, но я не могу побороть себя и взять трубку, хотя безумно хочу услышать его голос.

– Это случайность, – отмахиваюсь я, стараясь оставаться внешне спокойной. – Перезвоню ему завтра. А где Кирстен? – перевожу я тему.

– Пришла и снова ушла к Эми, – дергает плечиком Лилит. – Раздражает. И Эми раздражает. Я сказала Кирстен, что вы должны помириться, а она наорала на меня и заявила, что я тебя защищаю! Я уверена, что Эми промывает ей мозги!

– Все будет нормально, – зачем-то обещаю ей я. – Мы помиримся. Как у тебя с Октавием?

Губы Лилит расплываются в широкой мечтательной улыбке.

– Он невероятный, – сообщает она. – Мы гуляли вчера всю ночь, и это было божественно. У меня от него сносит крышу. Сладкий так целуется, что кажется, будто уносит в космос, а в постели… – подруга замолкает и, теребя тонкую лямку сорочки, смущенно улыбается. – Наверное, ты думаешь, что я легкодоступная.

– Я ничего не думаю, – качаю головой я.

– Но я правда без ума от него. Знаю, что это недолго, но пытаюсь урвать свое. Хочу запомнить эти дни навсегда.


– Ты любишь его? – спрашиваю я.

– Не знаю. Но точно знаю, что в восторге от… – закончить фразу Лилит не успевает – ее телефон, который она держит в руке, используя в качестве фонарика, начинает звонить.

– Октавий?

– Нет, – морщится подруга, глядя на экран – номер скрыт. – Это какой-то идиот. Последние пару дней звонит и молчит. Алло! – гаркает она. – Алло, говорите! Опять молчишь? Хватит звонить мне, придурок! – злится Лилит. – Если тебе так скучно, найди занятия поинтереснее. А я поменяю номер.

И она отключается.

– Снова молчит. Достал, – хмурится она.

– Есть мысли, кто это? – спрашиваю я.

– Ни единой. Если только этот ненормальный Бен, – вспоминает она своего поклонника.

– Может быть, заявить в полицию? – осторожно спрашиваю я.

– На что заявить? На то, что мне звонят и дышат в трубку? – нервно смеется Лилит. – Меня пошлют. Просто пошлют. Пойдем спать, Ховард, – сладко тянется подруга. – Мне завтра рано вставать на работу.

– Можно я буду спать в твоей комнате? – вдруг спрашиваю я. – Плохие сны вчера снились.

– Можно, – великодушно разрешает Лилит. – Но у стены буду спать я!

Мы болтаем немного в кровати, и подруга действительно засыпает – во сне она улыбается. А я снова не могу заснуть. Просто дожидаюсь утра, проигрывая в голове разные сценарии прощания. Анестезия все еще действует. А может, я еще не до конца осознаю действительность.

Утром мы вместе завтракаем, и я притворяюсь, что спала, хотя Лилит замечает круги под моими глазами и усталый вид.

– Ты должна больше отдыхать, Ховард, – качает она головой. – Выглядишь ужасно. Лестерс сбежит от тебя, когда увидит. И не заигрывайся с ним – эти звезды через одного психи.

Она целует меня в щеку, напоследок говоря, что вернется только утром, потому что вечером у них с Октавием свидание. Лилит улыбается мне на прощание и убегает. А я, глядя на закрытую дверь, вдруг понимаю, что это был наш последний разговор. У меня опускаются руки, и я не верю, что наша дружба кончится так внезапно. Я опускаюсь на пол и просто смотрю в одну точку. Через какое-то время снова звонит Дастин, но я не беру трубку. Он прислал мне множество сообщений, но я не читаю их. Потом звонит Оливер и нервно интересуется, какого черта я вышла из беседы.

– Это глюк телефона, – говорю я ему, и он верит.

– Куда ты пропала, Санни? – спрашивает друг. – Что-то случилось? До тебя никто не может дозвониться.

– Очень много работы, – снова лгу я. – Но платят хорошие деньги.

– Репетиции придется перенести из-за Чета, – вздыхает Оливер.

– Как он?

– Отлеживается, – хмыкает друг. – На нем все заживает быстро, не переживай.

– С кем он подрался? Из-за чего?

– Чет молчит. Не хочет ничего говорить. Мы знаем только, что это была не драка – его избили. Впятером на одного – это всегда избиение, – усмехается Оливер. – Но мне кажется, это из-за той девчонки. С которой он встречался. Может, она – подружка какого-нибудь парня из банды.

– Чет – дурак, – тепло замечаю я. – Никогда не думала, что он способен влюбиться.

– Надеюсь, любовь – это не заразно, – хмыкает Оливер. – Не хочу заболеть этой фигней. Кстати, у Кирстен кто-то появился? – как бы невзначай спрашивает он.

– Насколько я знаю – нет, – отвечаю я. – Хотя… А почему ты спрашиваешь?

– Мы с парнями видели ее с подружкой и каким-то типом на площади святого Адама. Я подумал – может быть, она с другом?

– Кирстен нравится тебе?

– Ну-у-у… Она прикольная, – задумчиво отвечает он.

– Если нравится, не теряй времени, – советую я. – Серьезно, Оливер. Не будь идиотом. Если нравится – действуй. Кирстен любит белые розы, шоколадный брауни и «Гравити Фолз». Обожает, когда к ней проявляют внимание и заботу. На дух не переносит ананасы. И коллекционирует фигурки «Фанко». Она учится на факультете «Композиции в кино», потому что обожает кино и может часами говорить о нем. Дерзай, Оливер.

– Что ты несешь, Санни, – хмуро откликается он.

– Мы думаем – у нас много времени, чтобы все успеть, но это не так. Времени катастрофически мало. Разбрасываемся днями, хотя беречь нужно каждую минуту, – вдруг горячо говорю я.

– И давно ты стала пессимистом? – Оливер недоволен, что я затронула эту тему.

– Я реалист, – жестко откликаюсь я. – И вижу, что ты не можешь сделать первый шаг. А она думает, что тебе на нее плевать.

Мы прощаемся не на самой позитивной ноте – Оливер несколько обижен. Но я считаю, что все сказала правильно. Я дорожу ими обоими.

Я снова собираюсь и еду в Хартли. Он, как и всегда, оживлен – летний семестр в самом разгаре. Я иду по знакомым коридорам, мимо знакомых классов, вижу знакомые лица… Отовсюду слышу музыку, и сердце обливается кровью. Это место стало моим вторым домом. И я не хочу прощаться с ним, я должна проучиться здесь еще два семестра! Но мне придется уйти сейчас.

Когда в учебном отделе узнают, что я хочу забрать документы, на меня смотрят как на идиотку.