Я не понимаю этого. Причуды судьбы, не иначе.
– Что-то вроде этого. Я жалок? – спрашивает вдруг Крис.
Сколько личных вопросов во время катания в лифте. Впору смеяться, но мне не хочется.
– Любовь не делает нас жалкими, – отвечаю я, – даже если это безответная любовь. Жалкими нас делают наши поступки. Сегодня…
Я не договариваю. Крис и так понимает ответ.
– Не знаю, что на меня нашло, Санни, – почти жалобно произносит он. – Но я не хочу, чтобы из-за этого мы перестали общаться. Послушай, я знаю, что выгляжу жалко, но дай мне еще один шанс. Шанс доказать тебе, что я могу быть хорошим другом.
Другом… Тот, кто мне нравился, хотел быть мне другом.
– Я не хочу, чтобы ты сейчас что-то доказывал мне, – хмурюсь я. – Сейчас мне нужно побыть одной. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я двинула тебе еще раз.
Мы вот-вот прибудем на первый этаж. Кататься туда-сюда я больше не хочу. Поэтому я кладу ладонь на его предплечье, снова чувствуя, как напряжены мышцы. И он опускает руку, не понимая моих действий.
– Ты не должен быть таким, – говорю ему я и перемещаюсь к створкам.
В это же время они раскрываются, и я выскальзываю из лифта. Крис хочет выбежать следом за мной, но ему мешает сделать это заходящая внутрь пожилая пара.
Лифт вновь уезжает наверх – теперь без меня. А я, переполненная кипящей яростью, которую не показывала Уилшеру, иду прочь из этого места, чувствуя себя преданной. Кристиан не давал мне обещаний и не признавался в любви – мы общались как друзья. Но я все равно чувствую себя использованной бумажкой. И Лестерс бесит не меньше. Какого черта он продолжает ошиваться вокруг Мунлайт?
Я все еще в ярости? Да, но она отступает.
Больно ли мне? Как знать. Кажется, я еще не до конца осознаю случившееся. Я слишком разочарована.
Быстрым шагом я выхожу на улицу и иду по тротуару – с одной стороны вдоль него тянется дорога, с другой – ряды аккуратно подстриженных деревьев. От переполняющих чувств я пинаю носком кеда одно из них, и лишь ощущение легкой боли, отдающей в голень, приводит меня в чувство. В это время звонит телефон – Лестерс желает поговорить со мной.
– Что? – резко выдыхаю я в трубку.
– Франкенштейн, ты в порядке? Этот псих…
– Слушай, ты, голубиная почта, – злобно отвечаю я, почти наяву видя, как Дастин и Диана порхают, держась за ручку. Странно – я зла и на Криса тоже, но не могу быть с ним так груба, как с Лестерсом. – Хватит мне звонить. Хватит меня доставать. Лучше займись мисс Лунной радиацией. А меня оставь в покое.
– Вообще-то я за тебя вступился, – рассерженно произносит Дастин.
– Вообще-то тебя об этом никто не просил. До свидания.
– Франки…
Я отключаюсь и вдруг слышу, как кто-то зовет меня по имени – в три голоса.
– Санни! Санни! Санни! – кричат Джонатан Тейджер и его племянники Питер и Элтон, дружно высовываясь из окон алой «Бугатти». Я замираю на месте и улыбаюсь им.
– Давай к нам! – машет мне Тейджер.
– Давай, давай! – вопят мальчишки.
– Здесь нельзя долго стоять, – добавляет композитор.
Я вдруг оглядываюсь назад, вижу, к своему удивлению, как на улицу выбегает Крис, и сажусь в машину, на переднее сиденье рядом с Джонатаном.
Мы срываемся с места. Но я вижу, как Крис бежит за нами. Наверное, я должна злорадствовать, но у меня нет на это сил.
В салоне играет тихая музыка и пахнет чипсами.
– Ты приходила к нам? – тут же спрашивают мальчишки.
– Нет, – отвечаю я. – К своему другу.
– А почему не к нам? – ноют они с заднего сиденья. – Мы тебя ждали! У нас новая железная дорога! Почему ты к нам не приходишь, ты же обещала!
– А ну, тихо! – прикрикивает на них весело Джонатан. Он такой же взлохмаченный, как обычно. И от него веет дружелюбием. – Рад видеть тебя снова, Санни, – обращается он уже ко мне. – Опять была в гостях?
Я киваю. Не хочу говорить об этом, и Джонатан, кажется, это понимает. Поэтому переводит тему.
– Куда тебя подвезти? – спрашивает он, крепко держа руль. Я обращаю внимание на его ладони – типичные «музыкальные» ладони с длинными пальцами. Наверняка его рука может взять гораздо больший интервал на фортепиано, чем моя.
– К любой станции метро, если можно, – отвечаю я.
– Слушай, а может, ты поможешь нам? Выбрать подарок для Саманты. Сегодня годовщина нашей свадьбы, – сообщает композитор.
– О, поздравляю, – искренне говорю я. Мне нравится их пара – она теплая и нежная. – Могу помочь. Без проблем.
– Тогда отлично! – Лицо Джонатана сияет. – Едем за…
– Собакой! – хором перебивают его племянники.
– Мы купим ей собаку! – громко кричит рыжий Питер.
– Дога! – восторженно сообщает темноволосый Элтон.
– Нет, бультерьера, – совершенно не согласен с ним брат.
– Ты сам как бультерьер! Чучело! – хохочет Элтон и тут же получает тумаков от Питера.
– Мы едем покупать кошку, мальчики. Кошку, а не собаку, – закатывает глаза Джонатан.
– Мы хотим собаку! – вразнобой кричат братья, не забывая тыкать друг друга под ребра.
– Перестаньте, – морщится Джонатан и мило улыбается мне: – Никак не могу с ними справиться. Сущие дьяволята.
– У нас будет собака, собака, собака! – не успокаиваются мальчишки.
– Мы едем за подарком не вам, а Саманте. И ей мы подарим кошку, – вновь пытается объяснить им Джонатан. Но Питер и Элтон упрямо скандируют про собаку.
– Вы мне надоели, молодые люди. Я оставлю вас без сладкого на ужин, – пытается пригрозить мальчишкам Джонатан. Но должны ли они бояться того, кто тайком от Саманты покупает им чипсы? Ясное дело, что нет.
– А ведь у вас есть кошка. Прелесть, правильно? – вспоминаю я.
– Саманта говорит, что Прелести скучно, – смеется Джонатан.
В салоне «Бугатти» шумно и весело, и отчего-то мне становится чуть теплее на сердце. Я отвлекаюсь от темных мыслей, от обиды и гнева, от Криса и Дастина. И просто улыбаюсь, слушая перебранки племянников с дядей. Мне необычно, но отчего-то приятно осознавать, что Джонатан любит свою жену, а она – его. И что ему в удовольствие сделать Саманте приятное. Я вспоминаю своих бабушку и дедушку – они всегда ворчали друг на друга и изредка даже ругались, но часто рассматривали во дворе звезды над морем, под руку гуляли по шумящему побережью или сидели на пляже, укрывшись одним пледом.
Джонатан пытается пойти на хитрость и предлагает шумным племянникам поиграть в «Жуткого Боба»:
Жуткий Боб уже в пути.
Он детей хочет найти!
Первый, кто откроет рот,
Жуткому Бобу на ужин пойдет!
– Кто первым скажет хоть слово – за тем придет Жуткий Боб, – повторно объявляет Тейджер, явно гордый собой.
– Дядя, ты сам первый заговорил! Жуткий Боб придет за тобой! – хохочут его племянники, и мне тоже становится смешно. Молчать они соглашаются только в обмен на какую-то игрушку.
В машине становится тихо.
– Как там твоя группа, Санни? – расспрашивает меня Джонатан.
– Все хорошо, – бодро отвечаю я. – Репетируем.
– Не расстраиваешься из-за конкурса? – осторожно уточняет композитор. – Он был… не слишком честным.
Я тут же вспоминаю группу «Стеклянная мята», которая победила в нем – их ведь уже взяли в ротацию.
– Нет, – улыбаюсь я. – Да бросьте, Джонатан. Они молодцы, что смогли пробиться. А что касается нечестности… Я не могу их судить. Не хочу. И даже не хочу думать об этом.
– И правильно, Санни, – кивает Джонатан. – Иногда лучше не думать о том, что творится в мире шоу-бизнеса.
– Много грязи? – спрашиваю я.
– Достаточно, чтобы испачкаться самому, – отвечает он. – Ладно, не будем о плохом. Я хочу послушать вашу группу. Устроишь?
– Да без проблем!
За разговорами мы добираемся до питомника со скотиш-фолдами[1], и нас встречают дружелюбные хозяева – мистер и миссис Бейлор. Они с энтузиазмом рассказывают нам о породе и ее особенностях, заставив замолчать даже Питера и Элтона. Поначалу мальчишки недовольничали – они так мечтали о собаке – большой и сильной, а их привезли к котятам. Однако стоило им увидеть маленькие пищащие кремовые и дымчато-серые комочки с голубыми глазами и трогательными крохотными ушками, как Питер и Элтон растаяли. Они осторожно гладили котят и даже пытались с ними играть.
Я сажусь на корточки и тоже беру на руки одного котенка – его шерсть такая мягкая, а сам он уморительно-смешной. Я смотрю на него и улыбаюсь, чувствуя тепло в ладонях. Обожаю кошек.
Миссис Бейлор вдруг спрашивает у Джонатана:
– Что-то вроде этого. Я жалок? – спрашивает вдруг Крис.
Сколько личных вопросов во время катания в лифте. Впору смеяться, но мне не хочется.
– Любовь не делает нас жалкими, – отвечаю я, – даже если это безответная любовь. Жалкими нас делают наши поступки. Сегодня…
Я не договариваю. Крис и так понимает ответ.
– Не знаю, что на меня нашло, Санни, – почти жалобно произносит он. – Но я не хочу, чтобы из-за этого мы перестали общаться. Послушай, я знаю, что выгляжу жалко, но дай мне еще один шанс. Шанс доказать тебе, что я могу быть хорошим другом.
Другом… Тот, кто мне нравился, хотел быть мне другом.
– Я не хочу, чтобы ты сейчас что-то доказывал мне, – хмурюсь я. – Сейчас мне нужно побыть одной. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я двинула тебе еще раз.
Мы вот-вот прибудем на первый этаж. Кататься туда-сюда я больше не хочу. Поэтому я кладу ладонь на его предплечье, снова чувствуя, как напряжены мышцы. И он опускает руку, не понимая моих действий.
– Ты не должен быть таким, – говорю ему я и перемещаюсь к створкам.
В это же время они раскрываются, и я выскальзываю из лифта. Крис хочет выбежать следом за мной, но ему мешает сделать это заходящая внутрь пожилая пара.
Лифт вновь уезжает наверх – теперь без меня. А я, переполненная кипящей яростью, которую не показывала Уилшеру, иду прочь из этого места, чувствуя себя преданной. Кристиан не давал мне обещаний и не признавался в любви – мы общались как друзья. Но я все равно чувствую себя использованной бумажкой. И Лестерс бесит не меньше. Какого черта он продолжает ошиваться вокруг Мунлайт?
Я все еще в ярости? Да, но она отступает.
Больно ли мне? Как знать. Кажется, я еще не до конца осознаю случившееся. Я слишком разочарована.
Быстрым шагом я выхожу на улицу и иду по тротуару – с одной стороны вдоль него тянется дорога, с другой – ряды аккуратно подстриженных деревьев. От переполняющих чувств я пинаю носком кеда одно из них, и лишь ощущение легкой боли, отдающей в голень, приводит меня в чувство. В это время звонит телефон – Лестерс желает поговорить со мной.
– Что? – резко выдыхаю я в трубку.
– Франкенштейн, ты в порядке? Этот псих…
– Слушай, ты, голубиная почта, – злобно отвечаю я, почти наяву видя, как Дастин и Диана порхают, держась за ручку. Странно – я зла и на Криса тоже, но не могу быть с ним так груба, как с Лестерсом. – Хватит мне звонить. Хватит меня доставать. Лучше займись мисс Лунной радиацией. А меня оставь в покое.
– Вообще-то я за тебя вступился, – рассерженно произносит Дастин.
– Вообще-то тебя об этом никто не просил. До свидания.
– Франки…
Я отключаюсь и вдруг слышу, как кто-то зовет меня по имени – в три голоса.
– Санни! Санни! Санни! – кричат Джонатан Тейджер и его племянники Питер и Элтон, дружно высовываясь из окон алой «Бугатти». Я замираю на месте и улыбаюсь им.
– Давай к нам! – машет мне Тейджер.
– Давай, давай! – вопят мальчишки.
– Здесь нельзя долго стоять, – добавляет композитор.
Я вдруг оглядываюсь назад, вижу, к своему удивлению, как на улицу выбегает Крис, и сажусь в машину, на переднее сиденье рядом с Джонатаном.
Мы срываемся с места. Но я вижу, как Крис бежит за нами. Наверное, я должна злорадствовать, но у меня нет на это сил.
В салоне играет тихая музыка и пахнет чипсами.
– Ты приходила к нам? – тут же спрашивают мальчишки.
– Нет, – отвечаю я. – К своему другу.
– А почему не к нам? – ноют они с заднего сиденья. – Мы тебя ждали! У нас новая железная дорога! Почему ты к нам не приходишь, ты же обещала!
– А ну, тихо! – прикрикивает на них весело Джонатан. Он такой же взлохмаченный, как обычно. И от него веет дружелюбием. – Рад видеть тебя снова, Санни, – обращается он уже ко мне. – Опять была в гостях?
Я киваю. Не хочу говорить об этом, и Джонатан, кажется, это понимает. Поэтому переводит тему.
– Куда тебя подвезти? – спрашивает он, крепко держа руль. Я обращаю внимание на его ладони – типичные «музыкальные» ладони с длинными пальцами. Наверняка его рука может взять гораздо больший интервал на фортепиано, чем моя.
– К любой станции метро, если можно, – отвечаю я.
– Слушай, а может, ты поможешь нам? Выбрать подарок для Саманты. Сегодня годовщина нашей свадьбы, – сообщает композитор.
– О, поздравляю, – искренне говорю я. Мне нравится их пара – она теплая и нежная. – Могу помочь. Без проблем.
– Тогда отлично! – Лицо Джонатана сияет. – Едем за…
– Собакой! – хором перебивают его племянники.
– Мы купим ей собаку! – громко кричит рыжий Питер.
– Дога! – восторженно сообщает темноволосый Элтон.
– Нет, бультерьера, – совершенно не согласен с ним брат.
– Ты сам как бультерьер! Чучело! – хохочет Элтон и тут же получает тумаков от Питера.
– Мы едем покупать кошку, мальчики. Кошку, а не собаку, – закатывает глаза Джонатан.
– Мы хотим собаку! – вразнобой кричат братья, не забывая тыкать друг друга под ребра.
– Перестаньте, – морщится Джонатан и мило улыбается мне: – Никак не могу с ними справиться. Сущие дьяволята.
– У нас будет собака, собака, собака! – не успокаиваются мальчишки.
– Мы едем за подарком не вам, а Саманте. И ей мы подарим кошку, – вновь пытается объяснить им Джонатан. Но Питер и Элтон упрямо скандируют про собаку.
– Вы мне надоели, молодые люди. Я оставлю вас без сладкого на ужин, – пытается пригрозить мальчишкам Джонатан. Но должны ли они бояться того, кто тайком от Саманты покупает им чипсы? Ясное дело, что нет.
– А ведь у вас есть кошка. Прелесть, правильно? – вспоминаю я.
– Саманта говорит, что Прелести скучно, – смеется Джонатан.
В салоне «Бугатти» шумно и весело, и отчего-то мне становится чуть теплее на сердце. Я отвлекаюсь от темных мыслей, от обиды и гнева, от Криса и Дастина. И просто улыбаюсь, слушая перебранки племянников с дядей. Мне необычно, но отчего-то приятно осознавать, что Джонатан любит свою жену, а она – его. И что ему в удовольствие сделать Саманте приятное. Я вспоминаю своих бабушку и дедушку – они всегда ворчали друг на друга и изредка даже ругались, но часто рассматривали во дворе звезды над морем, под руку гуляли по шумящему побережью или сидели на пляже, укрывшись одним пледом.
Джонатан пытается пойти на хитрость и предлагает шумным племянникам поиграть в «Жуткого Боба»:
Жуткий Боб уже в пути.
Он детей хочет найти!
Первый, кто откроет рот,
Жуткому Бобу на ужин пойдет!
– Кто первым скажет хоть слово – за тем придет Жуткий Боб, – повторно объявляет Тейджер, явно гордый собой.
– Дядя, ты сам первый заговорил! Жуткий Боб придет за тобой! – хохочут его племянники, и мне тоже становится смешно. Молчать они соглашаются только в обмен на какую-то игрушку.
В машине становится тихо.
– Как там твоя группа, Санни? – расспрашивает меня Джонатан.
– Все хорошо, – бодро отвечаю я. – Репетируем.
– Не расстраиваешься из-за конкурса? – осторожно уточняет композитор. – Он был… не слишком честным.
Я тут же вспоминаю группу «Стеклянная мята», которая победила в нем – их ведь уже взяли в ротацию.
– Нет, – улыбаюсь я. – Да бросьте, Джонатан. Они молодцы, что смогли пробиться. А что касается нечестности… Я не могу их судить. Не хочу. И даже не хочу думать об этом.
– И правильно, Санни, – кивает Джонатан. – Иногда лучше не думать о том, что творится в мире шоу-бизнеса.
– Много грязи? – спрашиваю я.
– Достаточно, чтобы испачкаться самому, – отвечает он. – Ладно, не будем о плохом. Я хочу послушать вашу группу. Устроишь?
– Да без проблем!
За разговорами мы добираемся до питомника со скотиш-фолдами[1], и нас встречают дружелюбные хозяева – мистер и миссис Бейлор. Они с энтузиазмом рассказывают нам о породе и ее особенностях, заставив замолчать даже Питера и Элтона. Поначалу мальчишки недовольничали – они так мечтали о собаке – большой и сильной, а их привезли к котятам. Однако стоило им увидеть маленькие пищащие кремовые и дымчато-серые комочки с голубыми глазами и трогательными крохотными ушками, как Питер и Элтон растаяли. Они осторожно гладили котят и даже пытались с ними играть.
Я сажусь на корточки и тоже беру на руки одного котенка – его шерсть такая мягкая, а сам он уморительно-смешной. Я смотрю на него и улыбаюсь, чувствуя тепло в ладонях. Обожаю кошек.
Миссис Бейлор вдруг спрашивает у Джонатана: