До катастрофы

Незадолго до того, как в дом номер тринадцать вселились Андерсоны, мы с Фабианом заметили на Горластой улице черный «порше» — маклер приехал убрать оранжевую вывеску «Продается». После смерти Бенгта Фабиан был все время подавлен, а вывеска только ухудшала положение. Интересно, людям приходит в голову, что за продажей дома часто скрывается трагедия? Какая гадость — надеть костюм, сесть в «порше» и поехать водружать на газон оранжевую вывеску. Как будто надо просто продать очередную недвижимость, кусок пространства, ограниченный деревом и кирпичами. Как будто дом никто не строил и никто в нем не жил. В этом доме человек упал с лестницы и исчез. И остался мальчик, потерявший своего лучшего друга, который был ему как дедушка.



Когда в доме поселились Микки и Бьянка с детьми, Фабиан начал быстро меняться. У него появился аппетит и румянец на щеках. Он чаще выходил из комнаты в летнее тепло, и появилась надежда, что все наладится.

Изменить собственную жизнь легко, намного легче, чем кажется. Просто взять и начать сначала. Я делала это несколько раз. Прекратить отвечать на звонки, отказываться от всего, ни с кем не встречаться. Тебя забудут быстрее, чем ты думаешь. Есть много других людей, о которых можно позаботиться.

Прожив в США десять лет, я сначала вернулась в родной Тидахольм. Это был кошмар. Во всем мире прошло десятилетие, но здесь не изменилось ничего.

Подружки, как и раньше, сидели в местной гамбургерной — слегка располневшие, с первыми морщинами на лице и в окружении детских колясок, а не парней, но школьное отношение к жизни осталось прежним: не вздумай выпендриваться и думать, что ты круче других. Мать, по своему обыкновению, ворчала, отец, как и раньше, молчал.

Мы с Фабианом предприняли одиссею на юг с остановками в Йончёпинге (засилье сектантов-пятидесятников), Ландскроне (вокруг одни бандосы) и Сольвесборге (слишком много нациков). Когда Фабиану исполнилось четыре, я нашла дом на Горластой улице. Чёпинге, правда, пришлось искать в «Гугл»-картах, чтобы понять, где он находится, но потом оказалось, что это было лучшее мое решение. Риелтор неправильно оценил виллу, и она досталась мне очень дешево. Так мы и оказались в стране Астрид Линдгрен, где всегда светит солнце, не запираются двери — и живет Бенгт. Потрясающий человек, который действительно заботился о Фабиане, всегда находил для него время и ни разу нас не разочаровал. Рядом с ним Фабиан расцветал, а когда Фабиан счастлив, я тоже счастлива.

Но мне не хватало общения вне семьи. Работы не было, мест, где можно было бы встречаться с другими людьми, тоже. Двадцать четыре на семь я занималась Фабианом. Через детскую поликлинику я попала в родительскую группу. Медсестра с непропорционально длинной челкой и добрыми, как у бабушки, глазами сообщила, что у них есть группа матерей, чьи дети, как и Фабиан, родились в 2002-м, и эта группа регулярно проводит встречи.

— Я поговорю с ними, — пообещала она. — Там наверняка найдется еще одно место.

Когда-то моя учительница точно так же заставляла девочек принять меня в свою компанию, чтобы прыгать с ними через веревочку. Это было еще до того, как у меня оформились ноги и грудь, и одноклассницы хотели убить меня по другим причинам.

Почти год каждую вторую пятницу мы с Фабианом встречались с родительской группой. Мама близняшек Кина и Кита даже название для группы придумала — «Мамашки и няшки». Шесть женщин в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти хвастались детьми и сплетничали о собственных мужьях. Собирались друг у друга «просто по очереди», но угощение на этих встречах простотой никогда не отличалось. Домашний хлеб на закваске, настоящие итальянские кростини или капкейки фантастического дизайна. Кофе быстро сменялся вином. Дети, четыре мальчика и три девочки, проводили время в беззаботных играх в уютных домах, где деньги тратились на игрушки, а не на погашение долгов по ипотеке.

После каждой встречи я говорила себе, что больше не пойду. Я не выносила этих людей, их жилища и одежду, все, что они говорили, и то, как они это говорили. Но когда я получала сообщение с приглашением, меня снова пробивал жар. В точности как в старших классах школы. Я снова стала девочкой, которая сидит у телефона и ждет. Когда текстовые сообщения прекратились, я сначала ощутила какую-то пустоту. Потом злость. В конце концов я убедила себя, что с этим надо покончить. «Мамашки и няшки» должны кануть в прошлое.

И все же я скучала. По этим родительницам с «усами» красного вина на губах, конфетам с сухофруктами и по детям, устраивающим торнадо в гостиных Чёпинге. Наступала очередная пятница, и в груди у меня появлялась брешь. В конце концов я разослала всем сообщения с приглашением. Очередь была не моя, но пусть это станет последней попыткой остаться в группе. Мне никто не ответил. А через два дня позвонила мама близняшек.

— Приве-е-ет! — произнесла я с напускной радостью.

— Хм… привет.

— Как дела?

Вопрос повис.

— Ну, в общем…

Видимо, они бросили жребий или рассчитались по какой-нибудь детской считалке, чтобы выбрать того, кто мне позвонит. У них все решения принимались так.

— Мы уже назначили встречу в следующую пятницу. Понимаешь, некоторые девочки считают, что общаться с Фабианом невозможно. Поэтому мы вас не пригласили.

— Невозможно?..

Слова застряли у меня в горле.

— С ним постоянно возникали сложности, — сообщила мне мама близняшек. — Я пыталась заставить остальных мам относиться к нему по-другому, но у меня не получилось. Мне жаль, понимаешь? Но мы точно увидимся, в подготовительной школе или где-нибудь еще.

Телефон у меня в руке стал тяжелым. Она попрощалась, в трубке щелкнуло. Я налила себе бокал вина и пошла к Фабиану, который лежал на полу и строил башню из кубиков.

— Ты самый лучший ребенок, о котором любая мама может только мечтать, — сказала я и села рядом с ним.

Он посмотрел на меня удивленно. Я обняла его, но он убрал мою руку.

О чем тут, собственно, жалеть? Если честно, то группу эту я ненавидела. Странно, что я вообще так долго выдержала среди ангелоподобных мамаш, уверенных, что их появившиеся в результате непорочного зачатия и кесарева сечения, вскормленные просекко отпрыски посланы с небес на землю, чтобы спасти человечество. На таких я вдоволь насмотрелась в Штатах.

Но если бы только эти «Мамашки». Если бы этим все ограничилось…





9. Жаклин




До катастрофы

Лето 2015 года

Первый раз в жизни я ждала ежегодный праздник на Горластой улице. Бьянка и Микки казались очень приятными людьми, и мне хотелось познакомиться с ними поближе. В том числе и ради Фабиана. Всю последнюю неделю он без умолку говорил о Вильяме и Белле.


— Они что, не придут? — спросил Фабиан, когда мы появились в саду Гун-Бритт и Оке через минуту после назначенного времени.

— Думаю, они вот-вот будут, — тихо ответила ему я.

В следующую секунду они действительно показались из-за угла. С цветами и коробкой конфет из разряда «подарить кому-нибудь при случае». Фабиан тут же увел Вильяма в сад. Оке постучал по бокалу и прочистил горло.

— Добро пожаловать в дом номер двенадцать, — провозгласил он. — Как прекрасно, что на традиционном и очень важном для нас празднике собрались обитатели всех домов нашего квартала. Мы с Гун-Бритт поступили немного неразумно, и все это, конечно, не ко времени, но нам нравится соблюдать традицию. В следующем году этот праздник пройдет уже в четырнадцатый раз.

По садовой лужайке пробежал легкий гомон, а Ула инициировал робкие аплодисменты.

— Да, и теперь из старых жильцов тут остались только я и Оке, — вздохнула Гун-Бритт.

— Старики и слабаки сошли с дистанции, — хохотнул ее муж.

Оке в своем репертуаре. Он же прекрасно знает, как много Бенгт значил для Фабиана.

— Может быть, нам всем имеет смысл по очереди рассказать о себе, — предложила Гун-Бритт. — Ведь к нам присоединились новые лица.

— Отличная идея, — поддержал Ула, который только что поздоровался за руку с Микки и Бьянкой. Это была их первая встреча.

— Я могу начать, — взял инициативу Оке и сразу застрочил как из пулемета: — Родился в сорок шестом, в один год с его величеством, сорок семь лет проработал на железной дороге, сейчас на пенсии. Двое детей, оба депортированы в столицу, пять внуков, одна жена. Вот эта. — Он ткнул пальцем в сторону Гун-Бритт.

— Эта? — рассмеялась она. — То есть я, да? Ну ладно, я так я. Я много лет сидела дома с детьми. Сюда мы переехали из Мальмё, когда они пошли в школу. Оке построил этот дом сам. — Она повернулась к мужу, который от ее слов стал как будто выше ростом.

— Впечатляет, — произнес Микки и тут же, отвернувшись к Белле, попросил ее не трогать цветы и садовые украшения.

Это я их предупредила. У Гун-Бритт и Оке все как в музее — смотреть можно, трогать нельзя. Маниакальный порядок во всем до последней мелочи. Фабиан однажды получил горький урок.

— Ну а когда дети выросли, — продолжила Гун-Бритт, — я пошла работать в супермаркет и трудилась там до пенсии. Нам с Оке всегда нравилось жить здесь, и мы очень ценим дружбу с соседями.

— Ничего важнее этого нет, — добавил Оке. — Маклеры всегда говорят о квадратных метрах, расположении, хорошей планировке и тому подобном. Но важнее всего — по-настоящему хорошие соседи. Как вы считаете, Бьянка? Вы ведь тоже маклер?

Бьянка замешкалась с ответом, но потом произнесла:

— Да, пожалуй, так. Соседи, без сомнений, очень важны.

Мы все посмотрели друг на друга, кивнули, улыбнулись и подняли бокалы.

Чистейшая фальшь, доморощенный театр. Интересно, Бьянка и Микки это заметили?

— Теперь ваш черед. — Оке махнул своим бокалом в мою сторону.

— Э-э-э… — Что бы такое им сказать, чтобы не выглядеть уж слишком нелепо? — Ну-у, меня зовут Жаклин, как вам всем известно.

— Вы давно здесь живете? — спросил Микки.

— Мы купили дом восемь лет назад, когда Фабиану было пять. Я десять лет жила в США, но, когда он родился, вернулась в Швецию.

— Она была фотомоделью, — сообщил Оке.

Я сделала глоток и посмотрела вдаль. На самом деле я должна гордиться своей карьерой, но знаю, что думают люди. Конечно, на многих это производило впечатление, но первое восхищение быстро сменялось презрением. Модель? Мы знаем, что это означает.

— Но моделью вы больше не работаете? — Вопрос Бьянки прозвучал скорее как утверждение.

— Нет, — рассмеялась я, — для этого я уже слишком старая и некрасивая.

Все дружно запротестовали, а я показала на Улу:

— Передаю эстафету.

Он закусил губу и начал переминаться с ноги на ногу.

— О’кей, меня зовут Ула. Я переехал сюда… э-э-э… сколько уже… да, два года назад. Живу в четырнадцатом доме, работаю в банке.

Оке похлопал его по плечу:

— Если вам понадобится кредит, обращайтесь к Уле.

Тот посмотрел на меня, незаметно для Оке закатил глаза и продолжил:

— Что еще сказать? Был женат, но недолго. Живу с двумя котами — Хугином и Мунином[7]. С ними, признаться, намного проще, чем с женщинами.

Микки и Бьянка натужно рассмеялись.