— Что произошло?
— Иногда случаются конфликты, — сказал Йоран. — Фабиану нужно научиться играть с другими детьми, особенно с девочками. Он с трудом понимает, что можно, а что нет.
Во мне все кипело. Ведь до сих пор ничто не предвещало проблем!
— Почему вы ничего не говорили мне?
Я попыталась обнять Фабиана, но каждый мускул его тела этому сопротивлялся.
— Нельзя ни драться, ни кусаться, — произнесла я. — Фабиан, ты же это знаешь.
Мне пришлось притвориться рассерженной. На самом деле я очень хотела его утешить и с трудом сдерживала слезы. Но я сделала шаг назад и погрозила пальцем, как какой-нибудь персонаж из мультфильма. Иначе что подумает обо мне Йоран? Разве нормальный родитель станет жалеть собственного ребенка, укусившего ни в чем не повинную девочку?
Я попросила у Фабиана прощения, как только мы приехали домой.
— Я знаю, что ты сделал это не специально.
— Нет, специально! Она сказала, что мне нельзя с ними играть, и я ее укусил.
Внутри у меня разверзлась бездна.
— Фабиан, кусаться нельзя! Когда кто-нибудь плохо себя ведет, об этом надо рассказать взрослым. Обещай мне, что никогда так больше не сделаешь!
Он искривил губы в кислой мине:
— Ну-у…
— Ну же?
— Обещаю, мама.
24. Mикаэль
До катастрофы
Зима 2015/16 года
Зима выдалась слякотной, с плюсовой температурой и хлесткими ливнями. Неутихающий западный ветер, постоянная темень и грусть. Ученик школы в Орегоне застрелил учителя и восьмерых одноклассников, а потом покончил с собой. Вскоре после этого человек в маске ворвался в школу в Трольхеттане и убил троих мечом.
— Безумие, — покачала головой Бьянка. — Теперь и в наших школах установят охрану и металлодетекторы.
Мы представляли себе школу по-другому.
— Важно сохранить открытое общество.
— Да, но безопасность — важнее всего.
Рождество мы отмечали в Гётеборге у моих кузенов, с которыми я более или менее тесно общался только в детстве, их дети были намного старше наших. В машине по дороге домой Вильям спросил, почему мы уехали от всех наших стокгольмских друзей. Глаза Бьянки увлажнились, и она часто заморгала, пытаясь объяснить ему причину. Я внутренне сжался от угрызений совести. В этом была только моя вина. Мы бежали от моих демонов. Однако я не смог выдавить из себя ни слова.
Белле и Вильяму пока рано знать правду.
Только в новогоднюю ночь небо вспыхнуло фейерверками, а потом снова погрузилось во мглу. День заканчивался быстро, но и ночи не хватало. Ты укладывался спать, обремененный кучей забот и мыслей, и засыпал лишь в тот момент, когда начинал звонить будильник.
В Джакарте и Стамбуле взрывали ни в чем не повинных людей, на Алеппо падали бомбы, в египетском отеле смертник устроил теракт среди загоравших на пляже туристов. От теленовостей Бьянке становилось физически больно.
— Что за мир мы оставим детям…
Мы полулежали на диване, в окна стучал дождь. На улице в кромешной тьме вода с шумом извергалась из водосточной трубы.
— Не бывает так, чтобы все было плохо, без проблесков, — сказал я. — Должно быть и что-то хорошее.
— Конечно. У нас лучшая на свете семья. Рождество было чудесным. Просто сейчас много всего навалилось.
Работа в риелторской фирме в Лунде оказалась непростой. Район на северной окраине города, который поручили Бьянке, был застроен почти сплошь довольно ветхими многоквартирными домами. Продажи здесь шли вяло, клиенты торговались до последнего или требовали невозможного.
— Я почти ничего не зарабатываю, — вздыхала Бьянка. — Хорошие варианты владельцы продают напрямую.
— Ты обязательно найдешь что-то лучше, — успокаивал ее я. — Для этой убогой конторы ты слишком хороший специалист.
— Но я не знаю здешнего рынка. Я тут даже не ориентируюсь без навигатора.
— Мы можем это исправить. Поехали на выходных в Лунд, запишемся там на просмотр всех продающихся в городе домов и квартир! Так ты сможешь создать себе представление о разных районах.
— Ты просто супер. — Бьянка ущипнула меня за большой палец на ноге.
— Мы же знали, что придется немного побороться, — сказал я. — Но ты — сокровище! Помни об этом!
Она улыбнулась, а я взял ее за плечи и, как одуревший подросток, прижался к ней всем телом. Как будто между нами оставалась невидимая преграда, которую я хотел преодолеть. Бьянка это тоже заметила?
Я провел рукой по ее икрам:
— Ты побрила ноги?
Она давно не делала этого. Это приглашение?
— Ну-у… — пробормотала она и повернулась ко мне.
У нее было горячо между ног.
— Я и вправду в последнее время не очень следила за внешностью, — засмеялась она, — но ты мог бы притвориться, что не замечаешь.
Я просунул руку ей между бедер и поцеловал:
— Я очень люблю тебя.
Это была абсолютная правда. Моя любовь была сильна как никогда, пусть даже теперь она стала иной. Я хотел видеть Бьянку веселой и счастливой и вместе с ней наблюдать, как растут наши дети. И вместе с ней встретить старость. Моя страсть уже не была столь горячей, как прежде. И, засыпая, мне больше нравилось просто чувствовать ее дыхание на своей шее, чем покусывать ей соски. Больше всего меня теперь поражала та красота, которая делала Бьянку лучшей мамой на свете.
Любовь обрела новые горизонты, стала более зрелой. И я не так сильно нуждался в том, другом ее проявлении, которое было так важно в молодости.
— Я тоже тебя люблю, — прошептала Бьянка.
На «спортивные каникулы» в конце зимы мы забронировали поездку. Беллу и Вильяма нужно было поставить на лыжи, а нам рассказали, что в Бранэсе есть трассы для новичков.
В последнюю рабочую пятницу я отпустил восьмой «Б» сразу после обеда. Потом принял в школе душ и переоделся в джинсы и рубашку. Хотел выгадать несколько часов вечером, поскольку завтра, задолго до рассвета, нам предстояло сесть в машину и отправиться на север.
Пока я перебегал школьный двор, руки покрылись мурашками от холода. Занырнув в здание, я пыхтел и топал ногами, стряхивая с ботинок снежную жижу. В ученическом холле торчали несколько парней из девятого «В», и я уже почти прошел мимо, когда какое-то инстинктивное чувство заставило меня остановиться. Что-то было не так. Хороший учитель чует подобное в воздухе.
— Ребята, что вы тут делаете? — спросил я.
Они переглянулись.
— Тусуемся.
Четверо рослых парней в укороченных джинсах и теннисках. Двое — реально перспективные футболисты.
— Кто там? — спросил я, показав на дверь туалета за их спинами.
— Никого.
Они врали. Защелка на двери была повернута на красное — «занято».
— Эй, — сказал я и дернул дверь, — кто там?
— Прекратите, — произнес один из парней, — нельзя так ломиться в двери.
Это был Анди, известный задира, любитель мопедов. Его отец владел собственной сантехнической фирмой и в свое время тоже доставил хлопот здешней школе.
— Так, парни, быстро говорите, кто там!
Анди с вызовом вышел вперед. Подошел угрожающе близко. Он был прилично выше меня.
— Зачем вы вмешиваетесь?
— Сбавь обороты! — ответил я.
Дверь скрипнула, замок повернулся.
Внутри, ссутулившись и глядя в пол, стоял Фабиан.
— Что здесь происходит? — спросил я.
— Иногда случаются конфликты, — сказал Йоран. — Фабиану нужно научиться играть с другими детьми, особенно с девочками. Он с трудом понимает, что можно, а что нет.
Во мне все кипело. Ведь до сих пор ничто не предвещало проблем!
— Почему вы ничего не говорили мне?
Я попыталась обнять Фабиана, но каждый мускул его тела этому сопротивлялся.
— Нельзя ни драться, ни кусаться, — произнесла я. — Фабиан, ты же это знаешь.
Мне пришлось притвориться рассерженной. На самом деле я очень хотела его утешить и с трудом сдерживала слезы. Но я сделала шаг назад и погрозила пальцем, как какой-нибудь персонаж из мультфильма. Иначе что подумает обо мне Йоран? Разве нормальный родитель станет жалеть собственного ребенка, укусившего ни в чем не повинную девочку?
Я попросила у Фабиана прощения, как только мы приехали домой.
— Я знаю, что ты сделал это не специально.
— Нет, специально! Она сказала, что мне нельзя с ними играть, и я ее укусил.
Внутри у меня разверзлась бездна.
— Фабиан, кусаться нельзя! Когда кто-нибудь плохо себя ведет, об этом надо рассказать взрослым. Обещай мне, что никогда так больше не сделаешь!
Он искривил губы в кислой мине:
— Ну-у…
— Ну же?
— Обещаю, мама.
24. Mикаэль
До катастрофы
Зима 2015/16 года
Зима выдалась слякотной, с плюсовой температурой и хлесткими ливнями. Неутихающий западный ветер, постоянная темень и грусть. Ученик школы в Орегоне застрелил учителя и восьмерых одноклассников, а потом покончил с собой. Вскоре после этого человек в маске ворвался в школу в Трольхеттане и убил троих мечом.
— Безумие, — покачала головой Бьянка. — Теперь и в наших школах установят охрану и металлодетекторы.
Мы представляли себе школу по-другому.
— Важно сохранить открытое общество.
— Да, но безопасность — важнее всего.
Рождество мы отмечали в Гётеборге у моих кузенов, с которыми я более или менее тесно общался только в детстве, их дети были намного старше наших. В машине по дороге домой Вильям спросил, почему мы уехали от всех наших стокгольмских друзей. Глаза Бьянки увлажнились, и она часто заморгала, пытаясь объяснить ему причину. Я внутренне сжался от угрызений совести. В этом была только моя вина. Мы бежали от моих демонов. Однако я не смог выдавить из себя ни слова.
Белле и Вильяму пока рано знать правду.
Только в новогоднюю ночь небо вспыхнуло фейерверками, а потом снова погрузилось во мглу. День заканчивался быстро, но и ночи не хватало. Ты укладывался спать, обремененный кучей забот и мыслей, и засыпал лишь в тот момент, когда начинал звонить будильник.
В Джакарте и Стамбуле взрывали ни в чем не повинных людей, на Алеппо падали бомбы, в египетском отеле смертник устроил теракт среди загоравших на пляже туристов. От теленовостей Бьянке становилось физически больно.
— Что за мир мы оставим детям…
Мы полулежали на диване, в окна стучал дождь. На улице в кромешной тьме вода с шумом извергалась из водосточной трубы.
— Не бывает так, чтобы все было плохо, без проблесков, — сказал я. — Должно быть и что-то хорошее.
— Конечно. У нас лучшая на свете семья. Рождество было чудесным. Просто сейчас много всего навалилось.
Работа в риелторской фирме в Лунде оказалась непростой. Район на северной окраине города, который поручили Бьянке, был застроен почти сплошь довольно ветхими многоквартирными домами. Продажи здесь шли вяло, клиенты торговались до последнего или требовали невозможного.
— Я почти ничего не зарабатываю, — вздыхала Бьянка. — Хорошие варианты владельцы продают напрямую.
— Ты обязательно найдешь что-то лучше, — успокаивал ее я. — Для этой убогой конторы ты слишком хороший специалист.
— Но я не знаю здешнего рынка. Я тут даже не ориентируюсь без навигатора.
— Мы можем это исправить. Поехали на выходных в Лунд, запишемся там на просмотр всех продающихся в городе домов и квартир! Так ты сможешь создать себе представление о разных районах.
— Ты просто супер. — Бьянка ущипнула меня за большой палец на ноге.
— Мы же знали, что придется немного побороться, — сказал я. — Но ты — сокровище! Помни об этом!
Она улыбнулась, а я взял ее за плечи и, как одуревший подросток, прижался к ней всем телом. Как будто между нами оставалась невидимая преграда, которую я хотел преодолеть. Бьянка это тоже заметила?
Я провел рукой по ее икрам:
— Ты побрила ноги?
Она давно не делала этого. Это приглашение?
— Ну-у… — пробормотала она и повернулась ко мне.
У нее было горячо между ног.
— Я и вправду в последнее время не очень следила за внешностью, — засмеялась она, — но ты мог бы притвориться, что не замечаешь.
Я просунул руку ей между бедер и поцеловал:
— Я очень люблю тебя.
Это была абсолютная правда. Моя любовь была сильна как никогда, пусть даже теперь она стала иной. Я хотел видеть Бьянку веселой и счастливой и вместе с ней наблюдать, как растут наши дети. И вместе с ней встретить старость. Моя страсть уже не была столь горячей, как прежде. И, засыпая, мне больше нравилось просто чувствовать ее дыхание на своей шее, чем покусывать ей соски. Больше всего меня теперь поражала та красота, которая делала Бьянку лучшей мамой на свете.
Любовь обрела новые горизонты, стала более зрелой. И я не так сильно нуждался в том, другом ее проявлении, которое было так важно в молодости.
— Я тоже тебя люблю, — прошептала Бьянка.
На «спортивные каникулы» в конце зимы мы забронировали поездку. Беллу и Вильяма нужно было поставить на лыжи, а нам рассказали, что в Бранэсе есть трассы для новичков.
В последнюю рабочую пятницу я отпустил восьмой «Б» сразу после обеда. Потом принял в школе душ и переоделся в джинсы и рубашку. Хотел выгадать несколько часов вечером, поскольку завтра, задолго до рассвета, нам предстояло сесть в машину и отправиться на север.
Пока я перебегал школьный двор, руки покрылись мурашками от холода. Занырнув в здание, я пыхтел и топал ногами, стряхивая с ботинок снежную жижу. В ученическом холле торчали несколько парней из девятого «В», и я уже почти прошел мимо, когда какое-то инстинктивное чувство заставило меня остановиться. Что-то было не так. Хороший учитель чует подобное в воздухе.
— Ребята, что вы тут делаете? — спросил я.
Они переглянулись.
— Тусуемся.
Четверо рослых парней в укороченных джинсах и теннисках. Двое — реально перспективные футболисты.
— Кто там? — спросил я, показав на дверь туалета за их спинами.
— Никого.
Они врали. Защелка на двери была повернута на красное — «занято».
— Эй, — сказал я и дернул дверь, — кто там?
— Прекратите, — произнес один из парней, — нельзя так ломиться в двери.
Это был Анди, известный задира, любитель мопедов. Его отец владел собственной сантехнической фирмой и в свое время тоже доставил хлопот здешней школе.
— Так, парни, быстро говорите, кто там!
Анди с вызовом вышел вперед. Подошел угрожающе близко. Он был прилично выше меня.
— Зачем вы вмешиваетесь?
— Сбавь обороты! — ответил я.
Дверь скрипнула, замок повернулся.
Внутри, ссутулившись и глядя в пол, стоял Фабиан.
— Что здесь происходит? — спросил я.