Свой отъезд из Комсомольского после окончания школы Алексей называл побегом. Ни больше, ни меньше. Так себя и ощущал — сбежавшим из заключения. Наконец его жизнь не зависела от пчёл, от пенсионерского режима родителей и не ограничивалась пределами посёлка. Свобода пьянила и дурманила перспективами и множеством распахнутых дверей. Алексей верил, что везде ему рады и все его ждут, никак не мог насмотреться на Санкт-Петербург и надышаться самостоятельностью. Долго его преследовал запах мёда, ощущался в промозглой погоде и в сыром воздухе. Он просыпался с рассветом, прислушиваясь к звукам за окном, и с удовлетворением опознавал шум большого города.

Ваня окончил школу на год раньше и освободился досрочно, весь одиннадцатый класс Алексей представлял, как уедет к брату и как начнётся новая жизнь, полная приключений и приятных сюрпризов.

Первым же сюрпризом оказался сильно изменившийся брат. Ваня и раньше не отличался чувствительностью и тактом, а сейчас и вовсе напустил на себя вид прожжённого циника, Алексей никак не мог разглядеть под этой грубой оболочкой родного брата, чувствовал себя неуютно и одиноко.

Ваня поступил в Санкт-Петербургский технологический институт, туда же попал и Лёша. Выбирал недолго и в принципе рассматривал факультеты в пределах одного учебного заведения, чтобы быть рядом с братом. Ваня снимал однокомнатную квартирку с двумя студентами, те не слишком обрадовались ещё одному жильцу, но потеснились. Ваня раздобыл для него старенькую раскладушку, за неимением лучшего варианта, спальное место определили на кухне. По сравнению с огромным подворьем и садом в Комсомольском, новая жилплощадь напоминала, скорее, вагон поезда, а не полноценную квартиру. Первое время Алексей постоянно бился обо все предметы локтями и коленями, за последний год сильно вытянулся, и ещё не привык к своему новому телу, а теснота новой квартирки будто заставляла сутулиться и вжимать голову в плечи.

Наивный и вдохновлённый новыми перспективами, Алексей вызывал снисходительную улыбку у друзей Вани. Они приняли его в свой круг общения, но быстро поняли, что со своей принципиальностью и прямодушием он не вписывается в их компанию. Не всегда понимал, когда они над ним шутили, и терпеть не мог, когда кто-то плохо отзывался о девушках или родителях, мог оборвать грубую шутку или влезть с замечанием.

Алексей тянулся к друзьям брата, они выглядели такими бесшабашными и свободными. Изо всех сил пытался влиться в компанию, быть таким же цинично-самоуверенным. С подачи Вани начал курить и участвовать в квартирных попойках. Но плохиш из него никак не получался. Пары он не пропускал, а если пропускал, то ссорился с неугомонной совестью и сам себя казнил, больше преподавателей, осуждающе покачивающих головой. Хуже всего, что в этом образе он чувствовал себя ужасно неуютно, будто в чужой шкуре, но и быть таким, как раньше, тоже не мог. Он пока не мог нащупать золотую середину, его бросало из крайности в крайность и накрывало жуткой волной противоречия. Пожалуй, пубертатный период у него затянулся. Протест, начавшийся в одиннадцатом классе, переехал вместе с ним в Петербург и пышно зацвёл.

Если в Комсомольском он пытался загнать себя в ожидания родителей, то в Питере добровольно влез в образ, навязанный братом, и ни там, ни там не чувствовал себя на своём месте, метался, продлевая затянувшийся подростковый мятеж. В итоге терял самого себя. Интуитивно чувствовал, что происходит что-то неправильное, но не мог понять, как из этого выпутаться.

Одним из первых бунтарских поступков, обозначивших свободу, стал поход в тату салон, где Алексей обзавёлся пирсингом в брови и кольцом в ухе. Тату, правда, не набил, но познакомился с тату-мастером Даниилом. Он был старше, но именно его с первой же встречи Алексей хотел назвать другом, именно ему в последствие позволил художничать на своей спине, хотя изначально планировал сделать небольшую татуировку.

За полгода Алексей почти поверил в нового себя, отрастил длинную лохматую чёлку, курил в компании Вани и его друзей, чуть ли не под окном деканата, и одевался так, как советовал брат: немного небрежно и в соответствии с последними веяниями моды. Только вот потребительски относиться к девушкам и свободно флиртовать у него не получалось, никак не мог привыкнуть, что его считают красивым, смущался и не всегда мог найти ответ.

Проще было молчать и строить из себя загадочного пофигиста. К счастью, обычно от него и не требовалась проявлять активность, студентки охотно знакомились с ним сами или просили Ваню организовать встречу с Алексеем в их проходной, как вокзал, квартире.

В начале марта Ваня затеял сабантуй, посвящённый сразу двум праздникам — мужскому и женскому, объединил их с приходом весны и позвал друзей. Вышло как обычно шумно, грязно и неприлично. Время перевалило далеко за полночь, но Алексей не мог лечь спать: на кухне постоянно толпился народ, курили в открытую форточку, болтали, сидя на столе, кто-то громко плакался на учёбу и обещал отомстить принципиальной Щукиной.

В углу, упёршись лопатками в дверцу холодильника, сидела незнакомая брюнетка с короткой стрижкой и наигрывала на гитаре. Алексей не был с ней знаком, да и гитара в их квартире раньше не водилась. Девушка слегка пошатывалась и что-то напевала. Алексей устало опустился рядом с ней на пол. Спать хотелось до зуда в глазах, веки налились свинцом и закрывались сами собой. Сквозь гам и пьяные беседы он услышал знакомую мелодию.



Забытую песню несёт ветерок

В задумчивых травах звеня,

Но помню, что есть на земле уголок,

Где радость любила меня.

Боже как давно это было,

Помнит только мутной реки вода.

Время, когда радость меня любила

Больше не вернуть ни за что никогда



— Красиво.

Девушка сдвинула гитару и протянула ему руку.

— Привет. Меня зовут Юля.

— Научишь меня? Всегда мечтал играть на гитаре.

Юля пожала плечами и сделала вид, что думает. На этот квартирник она пришла специально, чтобы познакомиться с Алексеем. Но он весь вечер её не замечал, один раз она с ним заговорила, но он не расслышал и вышел на балкон подышать свежим воздухом. Юля молча проглотила обиду, дулась больше часа и предприняла новую попытку: предложила выпить на брудершафт, но он отказался, хотя не выглядел трезвым. Не грубил, отверг стакан с пивом вежливо, но ей было обидно до слёз. Она уже отчаялась заполучить его внимание и мысленно прозвала его самовлюблённым индюком, но тут он сам обратился к ней. Да ещё с такой просьбой, что предполагала возможность регулярно видеться.

— С удовольствием.

Алексей достал из кармана мятую пачку сигарет, выбил одну, предложил Юле, она вытянула сигарету и нарочно эротично коснулась фильтром губ. Алексей никак не отреагировал, хоть и смотрел прямо на неё, чиркнул зажигалкой и подкурил, сначала ей, потом себе. Откинул голову назад, позволяя светлой чёлке упасть на лоб и скулу, неглубоко затянулся и выдохнул дым.

Юля смотрела на его профиль, сгорая от желания прикоснуться к шее, к металлическому шарику над бровью и к его длинным пальцам, небрежно держащим сигарету.

— Ты учишься на финансовом? — Юля прекрасно знала, на каком факультете и на каком курсе учится Лёша, просто не могла выдержать это молчание, боялась показаться скучной и неинтересной.

Он слегка повернул голову, скосил взгляд в её сторону.

— Да.

И снова молчание. Он и не собирался продолжать беседу. Молча курил, Юля вспыхнула от обиды и возмущения, он не спросил, где учится она. Да за ней такие парни бегают, тот же Ваня, старший брат Лёши, а она вынуждена из него каждое слово будто клещами вытягивать.

— Так научить тебя играть?

— Сегодня точно не получится. Но да, научи как-нибудь.

— Завтра?


Алексей задумался, выпустил струю дыма через ноздри. Он и не пытался выглядеть крутым или интересным, просто хотел спать, а движения сами по себе получались ленивыми и привлекательными.

— Нет. Завтра не могу.

Он медленно поднялся, подал Юле руку.

— Нужно заканчивать эту вечеринку, иначе на первой паре я усну. Потом созвонимся.

Он щелчком отправил окурок в открытую форточку, не промахнувшись с расстояния в несколько метров, и вышел из комнаты. Юля осталась стоять с гитарой в руках в полной растерянности, закипая от возмущения: что он о себе думает?! Эгоцентричный, зазнавшийся хам! И номер не попросил, как он звонить собирается?

Алексей не заметил, какую бурю эмоций вызвал в хрупкой незнакомой девушке, на её симпатию не обратил внимания, притворяться и интересничать не умел, просто устал и безумно хотел спать.

Утром едва оторвал от подушки гудящую голову. Ваня и его однокурсники не предприняли попытку встретить утро, продолжили спать там, где их и настиг сон. Алексей привёл себя в порядок, растолкал Ваню.

— Ты не видел мою тетрадь с лекциями?

Ваня сонно проморгался, потёр кулаком глаз.

— Ты чего в такую рань подорвался?

— Рань? — Алексей бросил взгляд на наручные часы. — Восемь часов, пары скоро начнутся.

— Лёх, ты больной? Какие пары, башка как чугун. Иди спи, не отсвечивай.

— У меня семинар.

Ваня привстал на локтях, его взгляд стал более осмысленным.

— У Щукиной?

Алексей кивнул.

— Это у той, что тебе глазки строит?

Алексей смутился.

— Не выдумывай. Просто очень адекватная преподавательница, терпимая к пропускам студентов.

— Терпимая? Да она та ещё Щука, — возмутился Ваня. — Лови момент, зажми её в лаборантской или в подсобке — экзамен у тебя в кармане. Симпатичная тётка, ухоженная и не старая ещё.

— Ваня, ты идиот.

Алексей натянул на голову брата простыню и, переступая спящие на полу тела, вышел из квартиры.

Он и сам обнаружил интерес преподавательницы, оттого и стушевался. Ещё больше смущало, что это видели его однокурсники и не упускали возможности съязвить по этому поводу.

Как бы он ни торопился, на пару всё равно опоздал. Зашёл, когда Анастасия Александровна что-то оживлённо рассказывала, взмахивая электронной указкой. Красный луч остановился на лице Алексея. Он не постучал, чтобы не прерывать пару и войти незаметно, а большинство студентов решили, что нагло ввалился.

— Виртус? Почтили нас своим присутствием?

— Доброе утро, — Алексей улыбнулся как можно искреннее. — Можно сесть?

— Садитесь. После пары вам придётся задержаться.

По аудитории прокатился смешок. Девчонки зашептались, кто-то довольно громко произнёс:

— В моём кабинете, негодник.

Алексей не покраснел только потому, что в принципе не умел это делать, хотя ощущение жуткой неловкости вспыхнуло в нём и разлилось внутри горючей жидкостью. Преподавательница не растерялась, навела на шутника из аудитории луч указки и громко объявила:

— Тукаев, дополнительное задание. Придётся воспользоваться великолепным чувством юмора, чтобы твой ответ меня удовлетворил.

Над словом «удовлетворил» уже никто не смеялся.

Едва прозвенел звонок, Алексей рванул из аудитории, не хотел оставаться наедине с Щукиной. Образ самоуверенного молчуна и наглеца сыграл с ним злую шутку, преподавательница тоже восприняла его экстерьер всерьёз и начала агрессивную охоту.

Он почти сбежал, одна нога и чёлка уже были в коридоре, когда его догнал голос Анастасии Александровны

— Алексей, задержитесь. — В этот раз она обратилась не по фамилии и произнесла его имя мягко, даже как-то интимно.

Он дёрнулся, увидел проходящую мимо дверей аудитории Юлю и быстро придумал способ сбежать.

— Не могу, у меня сейчас урок игры на гитаре, — он поймал взгляд Юли и улыбнулся. — Юль, я уже иду!

Девушка резко остановилась, едва не налетев на идущую немного впереди подругу.