- И что? Это как-то может повлиять на наши отношения? - с раздражением спросил Антон и сам же себе ответил:

- Нет.

И добавил:

- Ты сейчас сама себя накручиваешь, Катя. Понимаешь?

Я молчала.

- Мы говорили с тобой о прошлом, - уже более мягким голосом напомнил Тропинин. - Его возвращение мне не нужно.

- Тебе - нет. А ей - да, - отрывисто ответила я, понимая, что не должна закатывать Антону истерики. Но ведь он не понимает, на что способны влюбленные до безумия женщины! Алина может пойти на любую подлость! Как с фотографиями, как с письмом-угрозой - я не сомневалась, что их присылала она. Кто еще может опуститься до такого?

Тот, кого с головой погребли чувства.

Тот, чье достоинство - под грудой камней, именуемых любовью.

Тот, кто мечтает вновь взобраться на разрушенную гору по ступеням из чужих костей.

Я не стану ступенью. Она не ступит на меня. Не взойдет по моим костям на вершину своего безумия, именуемого любовью.

Я встала напротив окна, сжимая телефон и глядя во всепоглощающую ночную тьму, густо окутавшую дома.

Тьма манила. Звала. Обещала.

И мне хотелось стать частью этой тьмы и проникнуть в самое сердце Лесковой, чтобы разгрызть его напополам.

Никогда не думала, что могу так ревновать.

- Мне нет до нее дела, - отрывисто сказал Антон. - Поняла меня, Катя? Поняла?

Я молчала, любуясь тьмой. Из-за снега она не была абсолютной, но в этом было ее очарование. Абсолютная тьма - слепа. Мне хотелось видеть ясно.

- Поняла? - повтори Антон, повысив голос.

Я отчего-то улыбнулась, чувствуя, как по щеке скатывается слеза.

- Поняла? Ответь мне. Черт подери, да хоть слово скажи!

Молчание выводило Тропинина из себя - я помнила это с лета.

- Она делала отвратительные вещи, - тихо произнесла, чувствуя на глазах непрошенные горячие слезы. - Не по отношению ко мне. По отношению к тебе, Антош. Любовь не способна на такое. Запомни это, я тебя заклинаю. Любовь лечит, а не копает могилу. Понимаешь?

- Ты слишком эмоционально это восприняла, - произнес парень. Кажется, он не ожидал от меня подобной реакции. Ведь казалось бы - в дом, где он жил вместе с друзьями, приехала его бывшая - формально, к своему брату. Что в этом такого? Зачем закатывать из-за этого истерики?

Но это было не истерикой, это было предчувствием.

Алина Лескова не тот человек, чтобы делать что-либо просто так, без расчета. Наверняка она будет подбивать клинья к Антону.

- Я слишком люблю тебя, чтобы отдавать, - сказала я напоследок, не стесняясь говорить это при Нинке. Та подняла на меня глаза - но в них не было насмешки, только одобрение.

Борись за свое, Катя.

- Я знаю, - ответил Антон.

- Если она попробует забрать тебя, я не знаю, что буду делать. Я попытаюсь стереть ее в порошок, - сказала я. - Не считай меня истеричкой. Я защищаю свое.

- Не считаю, - хмыкнул он. - Я знаю, что такое - защищать свое. И ценю это.

- Время сойти с ума от любви, - слабо улыбнулась я, чувствуя подозрительное головокружение и понимая, что сердце бьется, как ненормальное.

Тьма была такой же привлекательной, но на небе появился серебряный полумесяц и стало светлее.

- Я сделал это раньше. Сошел с ума раньше. Люблю тебя, - повторил Антон второй раз за вечер. И в его тихом, пьянящем, чуть хрипловатом голосе я слышала желание и нечто такое, чего никогда прежде не слышала - какой-то особенный интерес. Будто бы он давно ждал от меня нечто подобное - как этакое успокоение, подтверждение моих чувств.

Мы еще немного поговорили и распрощались - в моем телефоне оставалось лишь несколько процентов заряда.

Перед тем, как пойти спать, я вышла в Интернет через мобильную сеть, отыскала в социальной сети профиль Алины - это оказалось не сложно, и отправила ей сообщение.

Никаких слов.

Лишь одно фото.

Я и Антон в Праге.


Мы стоим на краю смотровой площадки на смотровой башне Карлового моста, и за нашими спинами: река, делящаяся мостом напополам, и море красно-оранжевых крыш. Ветрено и прохладно. Антон обнимает меня за плечо, прижимая к себе, и я улыбаюсь.

Когда-то фотографии, на которых они с Антоном были запечатлены вместе, мне отправляла Алина. Но теперь настала моя очередь.

Их отношения начались теплой весной и закончились безрадостной осенью, сломавшись и не выдержав напора эмоций.

Наши же отношения были крепкими даже холодной зимой. И их ничего не должно было сломать.

В последний раз глянув на темную улицу, я ушла в Нинкину комнату.

Мне вновь снился Антон - мы целовались, лежа в белоснежном мягком снегу, и не чувствуя холода обнаженной кожей.

А тьма лишь смеялась нам в спины.

***

После разговора с Катей Антон закурил - не нужно было это делать, но отчего-то его накрыло. Все и сразу: усталость, тоска, непонимание. И постоянный, терпкий страх - а вдруг Катя его не простила?

Вдруг не смогла это сделать?

До сих пор.

Постель не была доказательством. Скорее еще одним приятным способом совместного времяпровождения, в процессе которого Антон с головой отдавался той, кого любил.

А тут еще мать, Кезон, Алина.

Опять ее принесло. При Кате.

Еще несколько лет назад он и не думал, что Лескова станет ему чужой.

Антон потушил сигарету и громко закрыл окно, напротив которого курил, уйдя в соседнюю пустую комнату, подальше от всех. Люди его бесили. В особенности - Арин. Какого... он опять притащил свою сестренку?

Дверь без стука распахнулась и в темную комнату, в которую попадал лишь желтый свет фонарей за окном, беззвучной тенью скользнула Алина. Она приблизилась к Антону и хотела, было, коснуться его спины, а, может быть, прижаться к ней - как когда-то, но он резко развернулся.

- Ты опять приехала, - не спрашивал, а констатировал Антон. Голос его был спокойным. А глаза - холодны.

- Опять, - спокойно подтвердила Алина. - Как ты?

Антон едва не дернул плечом. Но сдержался. Этот вопрос - и таким тоном - задают друзьям, которых давно не видели и по которым скучали.

Они - не друзья. Они давно друг другу никто.

- Что ты хочешь? - прямо спросил Антон.

Алина смотрела в его лицо жадным долгим взглядом. Улыбнулась - ее накрашенные губы казались во мраке темными.

- Тебя, - сказала она, наконец.

«Ты ведь знаешь».

- Пока, - сказал равнодушным голосом Антон, будто и не слыша ее слов, и вышел из комнаты. Алина попыталась схватить его за руку - по ее венам точно яд разлили, но он легко высвободил свою ладонь из ее цепких пальцев и ушел, забыв на подоконнике пачку сигарет. Одну из них вытащила Алина - тонкая рука ее подрагивала.

Арин застал ее сидящей на подоконнике и держащей в руке телефон. Лицо ее было отстраненно-холодным.

- Довольна? - только и спросил он.

- Не тебе меня судить, братик, - отозвалась Алина раздраженно.

Арин посмотрел на нее, вздохнул, но все-таки сказал:

- Может, пора перестать?

- Перестать хотеть быть счастливой? Нет. К тому же у меня еще есть козыри в рукаве, - совершенно не весело рассмеялась девушка. - Ты же знаешь, что такие, как я, - не сдаются. И отлично умеют ждать.

Она коснулась кончиками пальцев его длинных распущенных волос.

- Ты ведь хочешь, чтобы твоя сестра была счастливой? Я хочу тебе счастья. А ты мне?

Арин проигнорировал ее слова.

- Не сдаешься. Хочешь счастья. Умеешь ждать, - лишь повторил он, глядя не на сестру, а в окно, на вереницу огней. - Поэтому скрашиваешь ожидание счастья с Кириллом, Лина?

Линой он называл ее в детстве. Когда-то очень давно. Раньше ей это нравилось, потом стало раздражать. А сейчас вызывало улыбку. Однако в эту минуту Алина не улыбалась - казалось, только разозлилась на брата. То ли не хотела, чтобы он знал об этом, то ли не любила, когда он лез в ее дела.