В какой-то момент Нину и Келлу, на которых многие гости оглядывались - слишком уж они выделялись из толпы, пригласили пройти в холл, дабы те расписались в документах, а после предложили разойтись по комнатам жениха и невесты. Я ушла вместе с Нинкой, а Антон и Келла вместо комнаты жениха отправились на улицу - кое-кому захотелось курить.

- Ты как? - спросила я осторожно подругу, присаживаясь на мягкий диванчик, обитый кожей. Комната невесты была воздушной - под стать самой Ниночки.

- У меня на пальце будет кольцо с гребаным пауком? Как я могу быть? - сказала она в ответ и глянула на свои пальцы с безупречным маникюром так, будто бы на них уже сидел паук - и не серебряный, а настоящий тарантул. - Я блевать начну прямо там.

- Тебя только это волнует? - удивилась я, пропустив мимо ушей ее изящные словесные пассажи.

- Нет. Я еще думаю, как скоро Эльза бабки даст, - призналась Журавль. Если она и нервничала, то виду не показывала.

Мы замолчали. Я знала, что дела у дяди Вити идут плохо. Но не находила слов, которые сейчас могла бы сказать подруге. С одной стороны я была рада, что у нее появился шанс быть вместе с Келлой, а с другой, было во всем этом действе что-то неправильное, и хотелось, чтобы сейчас Нина улыбалась и думала не о деньгах, а о человеке, с которым свяжет свою жизнь. Когда они с Келлой были вместе, то высекали искры. А из искр, как известно, рождается огонь. И я хотела, чтобы этот огонь пылал в их сердцах.

Однако утешать Нинку было бессмысленно - жалость она не выносила. Сочувствие - не признавала. И сложно было ей объяснить, что если человек дорог, то оба эти чувства - естественны.

- Это безумие какое-то, - сказала Ниночка мне вдруг хриплым голосом за минуту до того, как нужно было выходить. - Безумие, - повторила она.

И я, поддавшись порыву, обняла ее, поняв, что ей тяжело держаться. От подруги едва заметно пахло свежими, чуть горьковатыми духами. А в голубых глазах затаилось временное смирение и даже растерянность. Она явно никогда не думала, что в ее жизни произойдут подобные события. Но отступать подруга не собиралась.

- Все будет хорошо, - говорила я, осторожно гладя ее по волосам.

Я в это верила. И я хотела ей счастья.

Нина осторожно положила мне руку на плечо и произнесла:

- Естественно, все будет хорошо. Потому что хуже может быть только на моих похоронах. - Она отстранилась, глядя мне в лицо, но держа за предплечья:

- Слушай, Радова. Я хочу, чтобы твоя свадьба была шикарная. «Мятная» там, «шоколадная» или в стиле рустик - что будет модно. Чтобы было пятьсот человек гостей, платье, как у принцессы, кольцо с бриллиантом и медовый месяц на Мальдивах. Чтобы все завидовали. Даже если женихом будет Блонди. Да, скорее всего, это будет Блонди - ты же ведь сумасшедшая. И он не в себе. Отличная пара. И чтобы тебе не было страшно. Ни-ког-да, - отчеканила она и на миг прикрыла глаза. - На твоей свадьбе я буду свидетельницей, и я устрою тебе крутой девичник и напою так, что у Блонди от злости волосы вылезут отовсюду. И потом буду танцевать, как ненормальная, всю ночь...

Она говорила что-то еще: бодро и почти весело, а у меня на глазах отчего-то появились слезы. Все-таки что-то пошло не так, раз мы обе сейчас - в комнате невесты центрального загса, и никого нет больше рядом, ни родных, ни друзей, а от этого странного брака зависит семья Нины.

Конечно же, она представляла свою свадьбу совсем по-другому - торжественной, стильной, сказочной, а выходило все совсем иначе. Ее гордость топтали. И, наверное, каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение Нина чувствовала себя сломленной.

Я вновь обняла ее крепко - как в детстве, и отстранилась.

- Давай, и я тебя сфотографирую? - сказала я, пряча взгляд. - На память.

На фото, сделанных на камеру обычного телефона, Ниночка получилась грустной - такой, что у меня защемило сердце, однако она упорно продолжала улыбаться.

- Может, уйдем? - вдруг спросила я, и Журавль упрямо мотнула головой.

- Не сбегаю от проблем, - гордо изрекла она и первой вышла из комнаты невесты, чтобы встретиться с женихом у двери зала для росписи.

Вышедшая откуда-то работница загса попросила невесту и жениха, который так и ходил в маске, пугая и забавляя народ, встать около дверей. А нас с Антоном, поверенного Эльзы Власовны, то и дело посматривающего на часы, и появившегося из ниоткуда фотографа, которого послала Нинкина тетушка, поставили позади. Под торжественную живую музыку - в углу находился чинный струнный квартет - все мы вошли в уютный круглый зал, рассчитанный на небольшое количество гостей, и дружно сели на нарядные стулья с высокими спинками. Нина и Келла же подошли к столику регистратора - улыбчивой женщины в костюме бутылочного цвета, на котором сияла огромная брошь.

Регистратор, кинув на жениха весьма выразительный взгляд, который все же не заставил его снять маску Анонимуса даже в столь торжественный момент, принялась долго и пространно рассуждать о том, что такое брак, как он важен и прекрасен. Когда молодожены уже в конец измаялись, регистратор все же смилостивилась и объявила то, что больше всего присутствующие мечтали услышать:

- Дорогие жених и невеста, перед началом регистрации вашего союза прошу еще раз подтвердить ваше решение....

Она вновь завернула длинную замысловатую речь, а Антон склонился ко мне и спросил тихо:

- Что с тобой?

Кажется, он все же увидел отблески слез в моих глазах.

Ну, давай, зарыдай в голос! Покажи класс!

- Все в порядке, - шепнула я. - Просто... Я никогда не думала, что буду выдавать ее замуж... И выдавать вот так.

У моей Нинки свадьба. Надо же - наверное, только сейчас, в торжественном зале, слыша официозный голос регистратора и живую музыку, я полностью это осознала. Как время летит...

Когда-то давно, в детстве, мы часто играли в свадьбу. Я и Ирка были гостями, Нина - невестой, а женихом выступал одноклассник, имя которого я даже и не вспомню уже - он ушел после младшей школы. Фатой служил кусок старой занавески, а букетом - искусственные цветы из вазы Софьи Павловны. «Церемония» прошла на кухне, залитой солнцем, и аккомпанировала ей кассетная запись с классической музыкой для детей. Ниночка тогда заявила, что теперь муж - под ее защитой, и если его кто-нибудь обидит, пусть говорит ей, и уж кто-кто, а она, Нинка Журавль, со всеми разберется! Помнится, «жених» едва сбежал из дома подруги и играть с нами перестал.

С тех пор прошло так много времени. И так много всего поменялось. И мы поменялись.

В детстве все казалось простым и понятным; сейчас же жизнь казалась чередой невероятных событий, которые мы были не в силах предсказать. Я не знала, что с нами будет дальше. Но сейчас я точно знала - если Ефим действительно дорог Нине, она будет его защищать со всей своей самоотверженностью. Той, непосредственной, детской. До самого конца.

Я улыбнулась далеким воспоминаниям, украдкой вытирая ненароком подступившие слезы. Как же быстро мы повзрослели! И от осознания этого на душе легкой дымкой пыли повисла светлая грусть, сквозь которую пробивалось полуденное солнце.

Антон взял меня за руку и сжал ладонь, словно успокаивая. Кажется, он не совсем понимал, что со мной. И волновался. Но вопросов не задавал, лишь изредка заглядывая в глаза.

А церемония продолжалась. Наступил час икс - формальный, но все-таки яркий -молодожены должны были дать свое согласие на предстоящий брак. Выглядели они, конечно, отнюдь не влюбленными голубками и смотрели в разные стороны: Келла изучал стену, Нина пялилась в полоток.

- ... прошу ответить вас, жених, - говорила регистратор все тем же торжественным тоном вершителя судеб.

- Ага, - уныло сказал Келла из-под своей маски. Мне показалось, что я услышала его вздох. Антону, возможно, - тоже. Он едва заметно улыбнулся. Тропинин вообще сейчас был похож на зрителя в театре - он откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и с некоторым скепсисом наблюдал за происходящим, не забывая время от времени обращать внимание на меня.


- Прошу ответить вас, невеста, - перевела взгляд на девушку регистратор.

- Я согласна стать женой своего господина, - пискнула Нинка.

- Что? - от неожиданности сбилась женщина. Фотограф, с камерой лежащий прямо на полу, дабы поймать интересный ракурс, громко хмыкнул. Антон снова едва сдержал улыбку. И даже мне стало смешно. Только вот синеволосому это не особо понравилось - дураком-то выставляли его.

- Милый просил называть его «мой господин» - потупила глазки в пол Журавль, явно мстя за паучье кольцо.

- Замолчи, - рассердился Келла.

- Как скажете, мой господин. - Покорность в ее голосе зашкаливала.

- Успокойся, а? - стал звереть парень.

Регистратор торопливо махнула рукой и в зале вновь заиграла живая музыка - струнный квартет в углу не дремал. И звуки «Грез любви» Листа усладил наши уши, кроме, разве что, Тропинина, который явно услышал фальшивые ноты, и выражение его лица стало страдальческим.

Регистратор заявила, что с молчаливого согласия свидетелей, что брак между Ниной Журавль и Ефимом Строгановым-Софьиным регистрируется в соответствии с Семейным Кодексом, попросила подойти к столу регистрации и скрепить семейный союз подписями. Нинка и Келла обменялись своими паучьими кольцами, едва не оторвав друг другу пальцы, а после их объявили мужем и женой.

- Можете поцеловать невесту, - витиевато поздравив новоиспеченную парочку, разрешила регистратор, и Келла, наконец, сняв маску, с хищным видом потянулся к Нинке.

- Может, не надо, мой господин? - спросила она мрачно. - У меня на языке какая-то зараза вскочила. Боюсь, вы заразитесь, и я останусь вдовой.

- Надо, Королева, надо, - хотел отыграться за все синеволосый. - На твой яд у меня иммунитет.

И он все-таки получил, что хотел: притянул Нину к себе и прямо-таки впился в нее губами. Та, впрочем, не отставала, и их объятия больше были похожи на чувственную борьбу, а не на нежный первый поцелуй законных супругов. В какой-то момент Нинка даже схватила его за шею, а Келла едва не повалил ее на регистрационный столик.

Целовались они так страстно и самозабвенно, что регистратор и музыканты слегка опешили.

- Вот это любовь, - завистливо сказал поверенный Эльзы Власовны, что-то чиркая в своей записной книжке.

- Он ее сейчас съест, - покачала головой я, наблюдая за происходящим - даже как-то неловко стало, как будто бы я находилась не в зале регистрации брака, а подглядывала за этими двумя в замочную скважину их спальни.

- Она - его, - был иного мнения Тропинин. Естественно, он болел за приятеля.

Оторвались Келла и Нинка друг от друга, как довольные комары от жертвы, напившиеся крови. Кажется, каждый считал, что в этом поцелуе с элементами борьбы уделал другого.

Регистратор торопливо их поздравила и предложила станцевать первый брачный танец, однако молодожены дружно отказались, портя всю праздничную атмосферу.

- Я танцевать не умею, - буркнул Келла, вновь напяливая маску.

- У меня ножка болит, - вздохнула печально Ниночка.

- Эльза Власовна хотела увидеть и танец! - вскричал с места управляющий ее делами. - Просим вас не стесняться!

Регистратор и струнный квартет явно понимали, что с этой свадьбой что-то не то, однако молчали.

- Тогда пусть играет песня из «Титаника» - не собиралась просто так сдаваться Журавль, и уже откровенно улыбающиеся музыканты, переглянувшись, стали играть знаменитую мелодию.

В отличие от Нинки, Келла не врал - танцевал он, и впрямь, неважно. Положил ладони ей на талию и затоптался на месте, как мальчишка на дискотеке. Журавль, однако, не растерялась, одну руку положила новоиспеченному супругу на шею, второй взяла его ладонь и уверено повела. Келла учился быстро - он почти мгновенно поймал ритм. Закончили они вполне достойно, но тотчас отошли друг от друга, глядя исподлобья.

После поздравлений: официальных - поверенного Эльзы Власовны и фотографа, искренних - моих и шуточных - Антона, мы перешли в другой зал, где нас ждало шампанское, разлитое по бокалам, и сок - им мы с Антоном и ограничились: он был за рулем, а я просто решила его поддержать.

Этот зал, видимо, был предназначен для памятных съемок приглашенных на торжество, и фотограф минут десять измывался над нами, делая общие снимки. Новобрачные при этом не улыбались, и их лица были мрачнее тучи. Фотограф пытался вытянуть из них хоть что-то, похожее на улыбку, но был едва не послан Келлой. Услышавший это поверенный сообщил, что Эльза Власовна хочет радостных фотографий, и Нина тотчас принялась улыбаться, как кукла, и вешаться Келле не шею. Тот стоял с каменным лицом человека, которому все надоело, а после и вовсе натянул маску.

После фотосъемки поверенный радостно объявил, что Нинкина тетка хочет, чтобы молодожены придерживались традиций.

- Каких традиций? - не понял Келла. Его голос глухо звучал из-под маски Анонимуса. Кажется, он хотел сразу после церемонии смотаться. Нина - тоже. Да и мы с Антоном хотели провести время вдвоем.

- До шести вы катаетесь по городу - у вас фотосессия, - сказал поверенный, и фотограф, услышав это, закивал, как болванчик. - А после шести вы приглашены в ресторан «Сияние». Для празднования торжества, так сказать, в тесном кругу.

И, увидев наши выражения лиц, поверенный добавил со вздохом:

- Такова воля Эльзы Власовны, увы-увы.

С ней пришлось смириться.

- Неси меня на руках, - заявила Журавль, перед тем, как выйти из «Дворца бракосочетания».

- Мне моя спина дорога, - не собирался надрываться Келла и первым вылетел на улицу.

- Стой! - заорала Нина ему вслед.

- Мне кажется, ничего не изменилось, - покачала я головой, шагая вместе с Антоном следом за ними.