– А что? Возможно! – с энтузиазмом принял предложение Ньевор и – о чудо! – заговорил!
Он сам с собой обсуждал идею, сам себе перечислял проблемы, сам себя убеждал, опровергал, доказывал… И даже не догадывался, с каким наслаждением я его слушала! Каким восторгом наполнялась моя душа, когда ответ, который приходил мне в голову, Ньевор тоже находил! Моих подсказок совсем не требовалось, зато прекрасно срабатывали воодушевление в глазах, если я чувствовала, что он движется в правильном направлении, или задумчивое внимание, если я тоже сомневалась в истинности пути. И тогда он нащупывал новый.
В один прекрасный момент, когда последняя из особо коварных постоянных, не желающих находить себе место, неожиданно элегантно вписалась в формулу, Ньевор не выдержал. От радости забыв обо всем, схватил меня в охапку и, буквально сорвав со скамьи, закружил.
– Дея, Дея! – повторял суматошно. – Ты хоть понимаешь, что это значит?! Это значит, что временное торможение может быть управляемым! Мы надеялись лишь на спонтанный эффект, а тут…
Я понимала. И радовалась ничуть не меньше него. Особенно тому, что в моей голове, на основе этой самой формулы, начала рождаться схема аппарата, способного изменить скорость хода времени. И теперь мне было безумно интересно – рарки пойдут по аналогичному пути или в основу их модели ляжет какой-то иной принцип?
Схема, правда, пестрела изрядными дырками и допущениями, но подумать над тем, как сделать ее целостной, мне мешали… руки Ньевора. Очень уж крепко они сжимали мою талию и не давали связно мыслить. И даже то, что ноги уже стояли на земле, ничуть не снижало той бури эмоций от нежданной близости, что захлестывала с головой. И, похоже, не только меня. Ньевор тоже тяжело дышал, всматриваясь в мое лицо.
– Может, вызов, который был между нами, ты уже выиграл? – прошептала я с робкой надеждой, пытаясь вспомнить, что там было за условие? Что я тогда сказала?
Кажется: «ты сможешь начать за мной ухаживать…»
– Когда командировка закончится успешно, – неожиданно продолжив мою мысль, тяжко вздохнул Ньевор. Убрал руки и отступил на шаг. – Она еще не закончилась, Дея. И успех пока только на бумаге.
– Но даже это здорово! – оптимистично воскликнула я, ободряя и не позволяя угаснуть той маленькой искорке счастья, что на миг нам удалось ухватить. – Идем спать! Завтра снова поштурмуем!
«Завтра» началось поздно. Мы банально проспали, потому что легли поздней ночью, и на завтрак явились в столовую самыми последними. В том смысле, что там уже и народа практически не было, наш столик оставался единственным накрытым и незанятым среди тех, что были уже пусты, и тех, где гости трапезу уже заканчивали.
Между прочим, не только гости! Хозяин особняка (я постепенно пришла к мысли, что называть домом это глобальное сооружение как-то дико) не являлся исключением. И сейчас он сосредоточенно, с несомненно хорошим аппетитом жевал, глядя сквозь прозрачную стену, рядом с которой стоял его стол.
А вот шош дагона уже не ел. Лениво развалился на лежанке, отвернув морду в сторону, и в глазах его мне чудилось сытое отвращение.
– Наконец-то явились. Мы тут скоро лопнем, вынужденно изображая неутолимый голод, а они спать изволят, – услышала я его сварливое ворчание. Пусть не так отчетливо, как в прошлый раз, скорее приглушенно, но наверняка из-за не самого маленького расстояния.
Вынужденно? Я аж запнулась на ровном месте от неожиданности. Это что значит? Они нас ждут, а вид делают, что не ждут? Но почему? Зачем? Или я, опять же из-за дальности, неправильно слова расслышала?
– Осторожнее!
Почувствовала руку, подхватившую меня под локоть и больше уже не отпускавшую до тех пор, пока я не села на диванчик. Но даже после этого я не сразу смогла сосредоточиться на блюдах, утихомиривая желание обернуться и посмотреть на странно себя ведущую пару.
– Спать хочешь? – по-своему расценил мою заторможенность Ньевор. – Можем после завтрака вернуться в комнату, и ты приляжешь еще немного подремать.
– Давай лучше снова в парке посидим? Там тебе вроде бы хорошо думается. И мне приятнее на воздухе находиться.
Я заставила себя выбросить из головы странности пригласившего нас хозяина и сосредоточиться на своем спутнике. Ну и на еде, разумеется, ведь она что вчера, что сегодня была достойна всяческих похвал.
– Точно… В поселении ты могла свободно выйти из дома и весь день провести на улице, а в городе с этим сложнее. Как я раньше об этом не подумал? Надо было почаще с тобой гулять, – укорил самого себя Ньевор. Расстроился так, что даже очередную ложку каши из вальесы не на свою тарелку положил, а обратно в емкость с внутренним подогревом.
– Ты не мог чаще. Тебе нужно было нас двоих обеспечивать, авторитет на новой работе получать, проблемы решать, – оправдала я его. А то ведь, не ровен час, повесит на себя вину и сочтет ее компенсацию новым вызовом. А мы еще с прежним толком не разобрались!
Наложила кашку себе, заодно добавив пару ложек Ньевору.
– Откармливает, – со знанием дела прокомментировал мои действия…
Шош! Он снова был совсем рядом. Сунул свою узкую морду мне под локоть, словно оценивая – не слишком ли много ценной вальесы мы намерены съесть? И ладно бы просто сунул, так ведь еще и толкнул! А я, не ожидавшая подобной подставы, дернулась. И ложка в моей руке тоже дернулась. Ну и каша, само собой.
Вот только если руку я остановила, ложку удержала, то кашу перехватить оказалось из разряда нереального. И она благополучно приземлилась на пиджак Дьера Шайхота, остановившегося рядом со своим питомцем!
– Ой…
Первый порыв – извиниться, пресекла вовремя. Молчать, молчать и еще раз молчать!
Посмотрела на медленно сжимающиеся кулаки моего спутника и осознала: нет, все же говорить. Иначе это сделает Ньевор, и не факт, что результат будет приемлемым.
– Пушистик! – умилилась наглой морде. – Ты чего толкаешься? Голодный? Тоже кашу хочешь? На, поешь.
– Пушистик? Это я-то пушистик?! – возмущенно зашипел шош, сразу отскочив от меня метра на два. А может, от тарелки, которую я ему протянула.
– Она съедобная! – естественно, я сделала вид, что понимаю только реакцию, а не смысл его повизгиваний. – И очень вкусная! Правда, правда!
– Ему нельзя кашу, он на диете, – Дьер Шайхот спас питомца от моей настойчивости. – Хас, уймись! – приказал никак не желавшему прекращать ругаться, чуть ли не плюющемуся раздражением шошу, который уже и шерсть вздыбил, и зубки показал, и боком ко мне повернулся, выгнув спину, как это делают кошки, когда сердятся. Только что хвост столбом не поднял. Впрочем, последнее как раз понятно – проделать такое с пятнадцатисантиметровым обрубком проблематично.
Шош послушно вернул себе нормальное положение тела, пасть закрыл, на пол уселся. Уровень негодования снизился. Внешне. Однако мысленно он возмущаться не перестал.
– Вот чуть что, сразу Хас виноват… Сам напридумывал махинаций, а я крайний оказываюсь. И перед кем приходится унижаться?! Перед круглоухой обжорой, которая только думает, как бы своего любовника откормить… Еще и мне хозяйскую кашу предлагает. Да тут вся еда мне принадлежит!..
Стараясь не рассмеяться, я вернула тарелку на стол, а дагон… Если он и слышал в этот момент своего шоша, то очень хорошо его нытье игнорировал – на лице ни один мускул не дрогнул. Впрочем, нет, уголки рта все же поползли вверх, видимо показывая доброжелательный настрой, да и обратился к нам рарк более чем дружелюбно:
– Судя по тому, что обсуждалось на совете тетрады, реализация проекта, который ты, Ньевор Хот, курируешь, повлияет на многие сферы жизни. Экономические и производственные в том числе. Мне хотелось бы воспользоваться твоим присутствием здесь и получить некоторые разъяснения, чтобы лучше видеть перспективу для своей провинции.
Пока говорил, снял испачканный пиджак и небрежно бросил его моментально подскочившему служащему, оставшись в тонкой белой рубашке, заправленной за коричневый ремень на светлых бежевых брюках.
– Сегодня днем у меня, к сожалению, не будет на это времени, а вечером… – он на несколько секунд задумался, словно перебирал варианты. Хотя мне кажется, все просчитал и продумал заранее. – Да, вечером я буду свободен. За тобой зайдет сопровождающий. – Снова задумался и исправился: – За вами обоими. Ты наверняка не захочешь оставлять свою спутницу, так что найдем и для нее интересное занятие, пока будем беседовать. Идем, Хас.
Подтверждения дагон ждать не стал, ушел уверенный, что от таких предложений не отказываются. А ведь предложение крайне подозрительное! То есть не само предложение, а то, какую бурную деятельность развили, чтобы его сделать.
– Пойдешь? – осторожно спросила я, когда рыжая толстая попа тоже исчезла за тканевой занавесью входа.
– Да. А что? – Ньевор, взявшийся было за приборы, чтобы наконец съесть остывший завтрак, замер, ожидая ответа.
Я открыла было рот, чтобы высказать свои подозрения, но в итоге лишь впихнула туда ложку каши и отрицательно мотнула головой. Ну а что я ему скажу? У меня ведь никаких доказательств, кроме слов шоша. Да и о них я не могу рассказать, не выдав себя.
«Ешь, ешь» – показала глазами, подавая пример и проглатывая тающую на языке массу. Даже холодная, она была изумительна.
– Ты молодец, что сдержалась, – неожиданно похвалил меня рарк, когда трапеза уже подходила к концу. До этого он что-то тщательно обдумывал, и я тоже молчала, не желая ему мешать. Конечно, ход его мыслей был мне интересен, но не настолько, чтобы лезть с глупыми вопросами.
Зато теперь, когда Ньевор заговорил, для них самое время!
– Значит, тебе тоже показалось, что шош специально меня толкнул?
– Может, специально, а может, и нет, – пожал плечами собеседник. – Но брать вину на себя в любом случае не нужно. Не мы к ним подошли, а они к нам, так что все последствия автоматически становятся их проблемой. К нам не может быть никаких претензий.
– Так вот почему Дьер Шайхот сделал вид, что его не волнует испачканная одежда, – ахнула я в лучших традициях какой-нибудь мыльной оперы. Хотя проявленного безразличия на самом деле не поняла.
– Поверь, Дея, – засмеялся Ньевор, – у дагона достаточно костюмов, чтобы не делать из этого трагедию.
– А ведь я действительно чуть было не начала извиняться, – призналась я.
Расслабилась. И совершенно напрасно, потому что веселость моего спутника тут же превратилась в серьезную озабоченность.
– Я этого и опасался. Твое постоянное стремление поблагодарить, извиниться, уступить… – он покачал головой в раздумьях. – Иногда, само собой, все это допустимо. Как исключение, в особых ситуациях. Но у тебя оно просто рвется наружу по малейшему, самому незначительному поводу. Видимо, ты с детства привыкла так реагировать. Но ведь твой дед, при всех его странностях, вряд ли стал поощрять подобное поведение. Тогда откуда в тебе все это?
У меня в груди похолодело. Он догадался? Мне придется признаваться именно сейчас?
И тут же нахлынула паника. Я не готова! Не уверена! Да, Ньевор столько для меня сделал, он мой друг… Нет! Больше, чем друг, но… Но в этом-то и проблема!
То есть в том, что это я хочу быть к нему ближе. Видеть в нем любимого, а вовсе не лучшего друга! А как он сам ко мне относится, пока совершенно неясно. И как поступит, узнав, кто я на самом деле, если, например, видит во мне лишь временную замену той девушке, которую вынужденно оставил в прошлом, как и остальную свою жизнь? Он ведь запросто спишет меня со счетов, решив, что связь с инопланетной девицей это тоже… ненормально. А если сжалится и оставит при себе, то лишь до момента, когда свой вызов отцу выиграет и его бывшая любовь бросится к нему с распростертыми объятиями. Что после этого ждет меня? Наверняка ничего хорошего.
По всему выходит, нельзя мне себя раскрывать. Надо снова изобретать удобоваримую ложь, хоть немного похожую на правду.
– Так у меня же и родители… были.
Тактику проявила обычную, не раз хорошо себя зарекомендовавшую, – оставить продолжение на усмотрение собеседника, в надежде, что он сам додумает и подскажет правильное продолжение. И ведь не ошиблась. Ньевор на мгновение замер, а потом хлопнул себя ладонью по лбу.
– Точно! Конфликт интересов! В разной по менталитету семье каждый пытался воспитать тебя в соответствии со своим образом мыслей. Родители учили быть услужливой и покладистой, раз уж ты круглоухая, а дед, когда у него оказалась, наверняка злился и ругался, что ты такая слабохарактерная и глупая выросла. Требовал перестать заискивать – как-никак ты же внучка старосты! Начал прививать тебе поведение остроухих и поучать, чтобы не раздражала неприлично уступчивым характером и дуростью. Так?
Само собой, я кивнула. Еще раз. И еще пару, для верности. Да я китайского болванчика изображать готова, лишь бы Ньевор и дальше продолжал изобретать вот такие логичные объяснения, спасая меня от разоблачения!
– Оттого, когда мы начали общаться, мне и казалось, что ты пытаешься подражать остроухим.
– Тебя это очень раздражало, – напомнила я.
– Потому что бессмысленное поведение, ушами-то не вышла.
– А теперь тебе не нравится типичное для круглоухой поведение, – невесело усмехнулась я, намекая на явную нелогичность его же собственных слов. – Как и моему… деду.
– Он тебя оберегал, – нахмурился мужчина. – А сейчас тебя защищаю я. И хочу, чтобы ты мне доверяла и вела себя… – запнулся, видимо только в этот момент осознав, что сам себе противоречит.
– Как остроухая? – закончила я за него и вздохнула. – Знаешь, кого я сейчас сама себе напоминаю? Иероглиф. Ты вертишь мной, пытаясь отыскать удобный для тебя в данный момент угол чтения. Повернешь так – одно увидишь, посмотришь с другой стороны – иную суть разглядишь… А я единообразная по смыслу! Уж какая есть… – добавила совсем тихо.
Наверное, в точку попала, потому что Ньевор надолго задумался. Он даже не сразу отреагировал на бурную деятельность, которую вокруг нас развили служащие столовой, сначала просто убирающие посуду и поправляющие скатерти, а затем перешедшие к более глобальным перестановкам столов и стульев… Они определенно пришли в отчаяние оттого, что последние посетители никак не освобождают помещение и не понимают намеков.
Но даже после того, как мы оказались в парке, разговорчивость вернулась к мужчине не сразу. Я за это время успела по дорожке пробежаться, догнать какую-то пеструю летающую тварь, заглянуть под куст, куда животинка забралась, а узрев, как она сама себя рвет на части, обливаясь кровью, взвизгнуть и броситься обратно.
– Он там!.. Оно там… – у меня от шока все слова пропали разом. Пальцы намертво вцепились в плечи рарка, который неторопливо шел следом.
Оторвать меня сейчас от него мог только бульдозер. Наверное, поэтому Ньевор и пытаться не стал. Погладил по голове и «успокоил»:
– Просто пьежка решила, что ты на нее охотишься. Вот и фрагментирует, чтобы ты ее не поймала и не съела. Теперь их станет несколько маленьких, таких хищники не трогают. У пьежек хорошая регенерация.
А у меня, похоже, слабая нервная система. И подобные зрелища мне противопоказаны. Даже если не заканчиваются смертельным исходом.
– Хочешь убедиться? – Ньевор потянул меня к кусту.
Он сам с собой обсуждал идею, сам себе перечислял проблемы, сам себя убеждал, опровергал, доказывал… И даже не догадывался, с каким наслаждением я его слушала! Каким восторгом наполнялась моя душа, когда ответ, который приходил мне в голову, Ньевор тоже находил! Моих подсказок совсем не требовалось, зато прекрасно срабатывали воодушевление в глазах, если я чувствовала, что он движется в правильном направлении, или задумчивое внимание, если я тоже сомневалась в истинности пути. И тогда он нащупывал новый.
В один прекрасный момент, когда последняя из особо коварных постоянных, не желающих находить себе место, неожиданно элегантно вписалась в формулу, Ньевор не выдержал. От радости забыв обо всем, схватил меня в охапку и, буквально сорвав со скамьи, закружил.
– Дея, Дея! – повторял суматошно. – Ты хоть понимаешь, что это значит?! Это значит, что временное торможение может быть управляемым! Мы надеялись лишь на спонтанный эффект, а тут…
Я понимала. И радовалась ничуть не меньше него. Особенно тому, что в моей голове, на основе этой самой формулы, начала рождаться схема аппарата, способного изменить скорость хода времени. И теперь мне было безумно интересно – рарки пойдут по аналогичному пути или в основу их модели ляжет какой-то иной принцип?
Схема, правда, пестрела изрядными дырками и допущениями, но подумать над тем, как сделать ее целостной, мне мешали… руки Ньевора. Очень уж крепко они сжимали мою талию и не давали связно мыслить. И даже то, что ноги уже стояли на земле, ничуть не снижало той бури эмоций от нежданной близости, что захлестывала с головой. И, похоже, не только меня. Ньевор тоже тяжело дышал, всматриваясь в мое лицо.
– Может, вызов, который был между нами, ты уже выиграл? – прошептала я с робкой надеждой, пытаясь вспомнить, что там было за условие? Что я тогда сказала?
Кажется: «ты сможешь начать за мной ухаживать…»
– Когда командировка закончится успешно, – неожиданно продолжив мою мысль, тяжко вздохнул Ньевор. Убрал руки и отступил на шаг. – Она еще не закончилась, Дея. И успех пока только на бумаге.
– Но даже это здорово! – оптимистично воскликнула я, ободряя и не позволяя угаснуть той маленькой искорке счастья, что на миг нам удалось ухватить. – Идем спать! Завтра снова поштурмуем!
«Завтра» началось поздно. Мы банально проспали, потому что легли поздней ночью, и на завтрак явились в столовую самыми последними. В том смысле, что там уже и народа практически не было, наш столик оставался единственным накрытым и незанятым среди тех, что были уже пусты, и тех, где гости трапезу уже заканчивали.
Между прочим, не только гости! Хозяин особняка (я постепенно пришла к мысли, что называть домом это глобальное сооружение как-то дико) не являлся исключением. И сейчас он сосредоточенно, с несомненно хорошим аппетитом жевал, глядя сквозь прозрачную стену, рядом с которой стоял его стол.
А вот шош дагона уже не ел. Лениво развалился на лежанке, отвернув морду в сторону, и в глазах его мне чудилось сытое отвращение.
– Наконец-то явились. Мы тут скоро лопнем, вынужденно изображая неутолимый голод, а они спать изволят, – услышала я его сварливое ворчание. Пусть не так отчетливо, как в прошлый раз, скорее приглушенно, но наверняка из-за не самого маленького расстояния.
Вынужденно? Я аж запнулась на ровном месте от неожиданности. Это что значит? Они нас ждут, а вид делают, что не ждут? Но почему? Зачем? Или я, опять же из-за дальности, неправильно слова расслышала?
– Осторожнее!
Почувствовала руку, подхватившую меня под локоть и больше уже не отпускавшую до тех пор, пока я не села на диванчик. Но даже после этого я не сразу смогла сосредоточиться на блюдах, утихомиривая желание обернуться и посмотреть на странно себя ведущую пару.
– Спать хочешь? – по-своему расценил мою заторможенность Ньевор. – Можем после завтрака вернуться в комнату, и ты приляжешь еще немного подремать.
– Давай лучше снова в парке посидим? Там тебе вроде бы хорошо думается. И мне приятнее на воздухе находиться.
Я заставила себя выбросить из головы странности пригласившего нас хозяина и сосредоточиться на своем спутнике. Ну и на еде, разумеется, ведь она что вчера, что сегодня была достойна всяческих похвал.
– Точно… В поселении ты могла свободно выйти из дома и весь день провести на улице, а в городе с этим сложнее. Как я раньше об этом не подумал? Надо было почаще с тобой гулять, – укорил самого себя Ньевор. Расстроился так, что даже очередную ложку каши из вальесы не на свою тарелку положил, а обратно в емкость с внутренним подогревом.
– Ты не мог чаще. Тебе нужно было нас двоих обеспечивать, авторитет на новой работе получать, проблемы решать, – оправдала я его. А то ведь, не ровен час, повесит на себя вину и сочтет ее компенсацию новым вызовом. А мы еще с прежним толком не разобрались!
Наложила кашку себе, заодно добавив пару ложек Ньевору.
– Откармливает, – со знанием дела прокомментировал мои действия…
Шош! Он снова был совсем рядом. Сунул свою узкую морду мне под локоть, словно оценивая – не слишком ли много ценной вальесы мы намерены съесть? И ладно бы просто сунул, так ведь еще и толкнул! А я, не ожидавшая подобной подставы, дернулась. И ложка в моей руке тоже дернулась. Ну и каша, само собой.
Вот только если руку я остановила, ложку удержала, то кашу перехватить оказалось из разряда нереального. И она благополучно приземлилась на пиджак Дьера Шайхота, остановившегося рядом со своим питомцем!
– Ой…
Первый порыв – извиниться, пресекла вовремя. Молчать, молчать и еще раз молчать!
Посмотрела на медленно сжимающиеся кулаки моего спутника и осознала: нет, все же говорить. Иначе это сделает Ньевор, и не факт, что результат будет приемлемым.
– Пушистик! – умилилась наглой морде. – Ты чего толкаешься? Голодный? Тоже кашу хочешь? На, поешь.
– Пушистик? Это я-то пушистик?! – возмущенно зашипел шош, сразу отскочив от меня метра на два. А может, от тарелки, которую я ему протянула.
– Она съедобная! – естественно, я сделала вид, что понимаю только реакцию, а не смысл его повизгиваний. – И очень вкусная! Правда, правда!
– Ему нельзя кашу, он на диете, – Дьер Шайхот спас питомца от моей настойчивости. – Хас, уймись! – приказал никак не желавшему прекращать ругаться, чуть ли не плюющемуся раздражением шошу, который уже и шерсть вздыбил, и зубки показал, и боком ко мне повернулся, выгнув спину, как это делают кошки, когда сердятся. Только что хвост столбом не поднял. Впрочем, последнее как раз понятно – проделать такое с пятнадцатисантиметровым обрубком проблематично.
Шош послушно вернул себе нормальное положение тела, пасть закрыл, на пол уселся. Уровень негодования снизился. Внешне. Однако мысленно он возмущаться не перестал.
– Вот чуть что, сразу Хас виноват… Сам напридумывал махинаций, а я крайний оказываюсь. И перед кем приходится унижаться?! Перед круглоухой обжорой, которая только думает, как бы своего любовника откормить… Еще и мне хозяйскую кашу предлагает. Да тут вся еда мне принадлежит!..
Стараясь не рассмеяться, я вернула тарелку на стол, а дагон… Если он и слышал в этот момент своего шоша, то очень хорошо его нытье игнорировал – на лице ни один мускул не дрогнул. Впрочем, нет, уголки рта все же поползли вверх, видимо показывая доброжелательный настрой, да и обратился к нам рарк более чем дружелюбно:
– Судя по тому, что обсуждалось на совете тетрады, реализация проекта, который ты, Ньевор Хот, курируешь, повлияет на многие сферы жизни. Экономические и производственные в том числе. Мне хотелось бы воспользоваться твоим присутствием здесь и получить некоторые разъяснения, чтобы лучше видеть перспективу для своей провинции.
Пока говорил, снял испачканный пиджак и небрежно бросил его моментально подскочившему служащему, оставшись в тонкой белой рубашке, заправленной за коричневый ремень на светлых бежевых брюках.
– Сегодня днем у меня, к сожалению, не будет на это времени, а вечером… – он на несколько секунд задумался, словно перебирал варианты. Хотя мне кажется, все просчитал и продумал заранее. – Да, вечером я буду свободен. За тобой зайдет сопровождающий. – Снова задумался и исправился: – За вами обоими. Ты наверняка не захочешь оставлять свою спутницу, так что найдем и для нее интересное занятие, пока будем беседовать. Идем, Хас.
Подтверждения дагон ждать не стал, ушел уверенный, что от таких предложений не отказываются. А ведь предложение крайне подозрительное! То есть не само предложение, а то, какую бурную деятельность развили, чтобы его сделать.
– Пойдешь? – осторожно спросила я, когда рыжая толстая попа тоже исчезла за тканевой занавесью входа.
– Да. А что? – Ньевор, взявшийся было за приборы, чтобы наконец съесть остывший завтрак, замер, ожидая ответа.
Я открыла было рот, чтобы высказать свои подозрения, но в итоге лишь впихнула туда ложку каши и отрицательно мотнула головой. Ну а что я ему скажу? У меня ведь никаких доказательств, кроме слов шоша. Да и о них я не могу рассказать, не выдав себя.
«Ешь, ешь» – показала глазами, подавая пример и проглатывая тающую на языке массу. Даже холодная, она была изумительна.
– Ты молодец, что сдержалась, – неожиданно похвалил меня рарк, когда трапеза уже подходила к концу. До этого он что-то тщательно обдумывал, и я тоже молчала, не желая ему мешать. Конечно, ход его мыслей был мне интересен, но не настолько, чтобы лезть с глупыми вопросами.
Зато теперь, когда Ньевор заговорил, для них самое время!
– Значит, тебе тоже показалось, что шош специально меня толкнул?
– Может, специально, а может, и нет, – пожал плечами собеседник. – Но брать вину на себя в любом случае не нужно. Не мы к ним подошли, а они к нам, так что все последствия автоматически становятся их проблемой. К нам не может быть никаких претензий.
– Так вот почему Дьер Шайхот сделал вид, что его не волнует испачканная одежда, – ахнула я в лучших традициях какой-нибудь мыльной оперы. Хотя проявленного безразличия на самом деле не поняла.
– Поверь, Дея, – засмеялся Ньевор, – у дагона достаточно костюмов, чтобы не делать из этого трагедию.
– А ведь я действительно чуть было не начала извиняться, – призналась я.
Расслабилась. И совершенно напрасно, потому что веселость моего спутника тут же превратилась в серьезную озабоченность.
– Я этого и опасался. Твое постоянное стремление поблагодарить, извиниться, уступить… – он покачал головой в раздумьях. – Иногда, само собой, все это допустимо. Как исключение, в особых ситуациях. Но у тебя оно просто рвется наружу по малейшему, самому незначительному поводу. Видимо, ты с детства привыкла так реагировать. Но ведь твой дед, при всех его странностях, вряд ли стал поощрять подобное поведение. Тогда откуда в тебе все это?
У меня в груди похолодело. Он догадался? Мне придется признаваться именно сейчас?
И тут же нахлынула паника. Я не готова! Не уверена! Да, Ньевор столько для меня сделал, он мой друг… Нет! Больше, чем друг, но… Но в этом-то и проблема!
То есть в том, что это я хочу быть к нему ближе. Видеть в нем любимого, а вовсе не лучшего друга! А как он сам ко мне относится, пока совершенно неясно. И как поступит, узнав, кто я на самом деле, если, например, видит во мне лишь временную замену той девушке, которую вынужденно оставил в прошлом, как и остальную свою жизнь? Он ведь запросто спишет меня со счетов, решив, что связь с инопланетной девицей это тоже… ненормально. А если сжалится и оставит при себе, то лишь до момента, когда свой вызов отцу выиграет и его бывшая любовь бросится к нему с распростертыми объятиями. Что после этого ждет меня? Наверняка ничего хорошего.
По всему выходит, нельзя мне себя раскрывать. Надо снова изобретать удобоваримую ложь, хоть немного похожую на правду.
– Так у меня же и родители… были.
Тактику проявила обычную, не раз хорошо себя зарекомендовавшую, – оставить продолжение на усмотрение собеседника, в надежде, что он сам додумает и подскажет правильное продолжение. И ведь не ошиблась. Ньевор на мгновение замер, а потом хлопнул себя ладонью по лбу.
– Точно! Конфликт интересов! В разной по менталитету семье каждый пытался воспитать тебя в соответствии со своим образом мыслей. Родители учили быть услужливой и покладистой, раз уж ты круглоухая, а дед, когда у него оказалась, наверняка злился и ругался, что ты такая слабохарактерная и глупая выросла. Требовал перестать заискивать – как-никак ты же внучка старосты! Начал прививать тебе поведение остроухих и поучать, чтобы не раздражала неприлично уступчивым характером и дуростью. Так?
Само собой, я кивнула. Еще раз. И еще пару, для верности. Да я китайского болванчика изображать готова, лишь бы Ньевор и дальше продолжал изобретать вот такие логичные объяснения, спасая меня от разоблачения!
– Оттого, когда мы начали общаться, мне и казалось, что ты пытаешься подражать остроухим.
– Тебя это очень раздражало, – напомнила я.
– Потому что бессмысленное поведение, ушами-то не вышла.
– А теперь тебе не нравится типичное для круглоухой поведение, – невесело усмехнулась я, намекая на явную нелогичность его же собственных слов. – Как и моему… деду.
– Он тебя оберегал, – нахмурился мужчина. – А сейчас тебя защищаю я. И хочу, чтобы ты мне доверяла и вела себя… – запнулся, видимо только в этот момент осознав, что сам себе противоречит.
– Как остроухая? – закончила я за него и вздохнула. – Знаешь, кого я сейчас сама себе напоминаю? Иероглиф. Ты вертишь мной, пытаясь отыскать удобный для тебя в данный момент угол чтения. Повернешь так – одно увидишь, посмотришь с другой стороны – иную суть разглядишь… А я единообразная по смыслу! Уж какая есть… – добавила совсем тихо.
Наверное, в точку попала, потому что Ньевор надолго задумался. Он даже не сразу отреагировал на бурную деятельность, которую вокруг нас развили служащие столовой, сначала просто убирающие посуду и поправляющие скатерти, а затем перешедшие к более глобальным перестановкам столов и стульев… Они определенно пришли в отчаяние оттого, что последние посетители никак не освобождают помещение и не понимают намеков.
Но даже после того, как мы оказались в парке, разговорчивость вернулась к мужчине не сразу. Я за это время успела по дорожке пробежаться, догнать какую-то пеструю летающую тварь, заглянуть под куст, куда животинка забралась, а узрев, как она сама себя рвет на части, обливаясь кровью, взвизгнуть и броситься обратно.
– Он там!.. Оно там… – у меня от шока все слова пропали разом. Пальцы намертво вцепились в плечи рарка, который неторопливо шел следом.
Оторвать меня сейчас от него мог только бульдозер. Наверное, поэтому Ньевор и пытаться не стал. Погладил по голове и «успокоил»:
– Просто пьежка решила, что ты на нее охотишься. Вот и фрагментирует, чтобы ты ее не поймала и не съела. Теперь их станет несколько маленьких, таких хищники не трогают. У пьежек хорошая регенерация.
А у меня, похоже, слабая нервная система. И подобные зрелища мне противопоказаны. Даже если не заканчиваются смертельным исходом.
– Хочешь убедиться? – Ньевор потянул меня к кусту.