Вы можете послать со мной своего человека или группу людей – мне нечего скрывать. Я не собираюсь вас подставлять – это нужно лично мне и… – Лисовский на мгновение запнулся. – …я бы хотел, чтобы эта моя поездка осталась строго между нами. Это моя личная просьба.
– Вот как? Любопытно, но ничего невозможного я не вижу. И куда же вам надо попасть? – Маннергейм был сама любезность.
Просьба подполковника была довольно необычна, и главнокомандующему было интересно, так ли это на самом деле.
– Я покажу вам на карте. Это небольшой городок на побережье Северного моря. Пожалуй, вы единственный человек, который может помочь мне добраться туда легально. Добраться и почти сразу же вернуться обратно. Я не собираюсь задерживаться в этом городе надолго – мне необходимо максимум двое суток.
Глава 8
«Лис»
Я даже и не думал, что мне удастся моя авантюра – имеется в виду поездка в Норвегию. Все остальное было сделано достаточно быстро. Но я совершенно не ожидал, что всего за четверо суток Маннергейм станет не только божественно везучим национальным героем, но еще и главой правительства Финляндии. Для некоторого количества, как говорили в нашем времени, электората спасшийся во время бомбежки Маннергейм стал божественным мессией и единственной надеждой если не на победу до последнего финна, то, по крайней мере, на скорое окончание порядком затянувшейся войны.
Густав Маннергейм, в свою очередь, не терял даром времени. Всего за несколько суток прекрасно понимающий, по какой причине он остался в живых, главнокомандующий расставил своих людей на все сколько-нибудь значимые должности страны. Видимо, чутье старого прожженного политика в очередной раз не подвело его, и к разговору со мной новоявленный исполняющий обязанности президента Республики Финляндия был уже всесторонне подготовлен.
На следующий день я связался с капитаном Гринкевичем и его бойцами и перевез всех в загородный особняк Маннергейма. Всюду во избежание недоразумений меня сопровождал капитан Микко Лихтонен. Он же еще с двумя финскими офицерами должны были сопроводить меня в Норвегию – у одного из офицеров в нужном мне городе обнаружились дальние родственники.
Разумеется, эта моя поездка не была моей личной инициативой – генерал-майор Малышев Александр Иванович санкционировал продолжение моей операции, но.… Как бы это поточнее сказать? Не совсем легально – ни по каким документам моя поездка в Норвегию не проходила и была абсолютно не согласованной в Кремле. Уж и не знаю, что сказал бы Сталин, узнав о такой инициативе собственного порученца. И совсем не стремлюсь это узнать.
Долетели мы в достаточно комфортабельных условиях – Маннергейм предоставил в распоряжение своих офицеров собственный пассажирский «Юнкерс». Летели мы не одни – в самолете находились еще семь человек. На аэродроме мы предъявили свои удостоверения личности и поменяли воздушное такси на четырехколесное. Все же Маннергейм жучара еще тот – связи в Норвегии у него потрясающие, а шикарный легковой «Мерседес» с грамотным и молчаливым водителем ждал нас прямо у ворот аэродрома.
Мы подъезжали к городу, в котором я никогда не был, и если мои спутники внешне выглядели бесстрастно спокойными, то я все же испытывал некоторое волнение. Сегодня все решится, но я до сих пор не верил в происходящее. Пожалуй, работа в Финляндии была для меня намного проще.
Наш приезд в мирный норвежский город, оккупированный немецкими войсками, постановка на учет в комендатуре, встреча дальних родственников и наше размещение почти в самом центре города прошли как бы мимо меня. От всей этой суеты у меня вдруг разболелась голова, и мы вдвоем с капитаном Лихтоненом направились в дом к местному эскулапу. Впрочем, сопровождавшие нас офицеры финской контрразведки (я совершенно не сомневался в их принадлежности к оной организации), уже переодевшиеся в штатскую одежду, сопровождали нас на некотором удалении.
До нужного дома мы добрались быстро – он находился на соседней улице. Что поделать? В подобных небольших припортовых городишках все находится в шаговой доступности. Вот и дом местного практикующего эскулапа оказался совсем недалеко от места нашего временного пристанища.
Переговоры с врачом, разумеется, вел разносторонне образованный капитан Лихтонен. Как оказалось, он знает не только русский, но еще и немецкий, шведский и норвежский языки. Всего пара фраз – и нас пригласили в дом. Вышколенная горничная была сама любезность.
Зайдя в просторную гостиную, я, абсолютно не скрывая ничего от Микко, произнес по-русски:
– Здравствуйте, Николай Евфграфович. Вам привет от Алексея Петровича Елагина. Помните такого? Впрочем, конечно же, помните.
А теперь второй вопрос: где те люди, которые добрались до вашего дома в начале сентября прошлого года? – Конечно же, я этого не знал, но надежда умирает последней, и я надеялся сам не знаю на что.
Наверное, на чудо, и оно произошло. Выпученные глаза старого белогвардейца говорили сами за себя. Не держит Красницкий Николай Евфграфович удара. Совсем не держит, а вроде боевой офицер – всю Гражданскую прошел.
– Да здесь я, «Лис». Здесь. Везунчик ты. Хорошо, что сегодня я нашего гостеприимного хозяина контролирую, а не мои английские друзья. Ребята они резкие и таких шуток не понимают. Мог бы и пулю получить – обратно в концлагерь ребятам совсем не хочется, – раздался за моей спиной так запомнившийся в нашу последнюю встречу голос.
Капитан Егоров.
Позывной «Егерь»
Мы выжили. Наш самолет садился первым. Выполняя мой приказ, пилот ведущего «Юнкерса» гвардии капитан Алехин Владимир Николаевич, трижды орденоносец и отец двоих мальчишек, выкатился за взлетно-посадочную полосу немецкого аэродрома, снес все, что смог собрать на своем пути до предела загруженным самолетом, и врезался в самую опасную зенитку, наставившую на нас стволы автоматических орудий.
Вовка Алехин – душа любой компании, весельчак и человек отчаянной храбрости, – и его штурман Серега Привалов погибли на месте. Вернусь – лично Смирнову морду разобью. Перестраховщик энкавэдэшный – собрал в экипажи женатиков.
К пострадавшему самолету сбежался весь аэродром, даже расчеты «Эрликонов», как потом оказалось. Боковую дверь долго не могли открыть, задняя аппарель тоже не открывалась. Уже сел второй самолет, за ним тянулся третий, а двери так и не открывались. Из салона самолета слышались стоны, и кто-то протяжно кричал.
Мы там внутри чуть не задохнулись. М-мать его! Я ждал отмашки из второго самолета. Наконец обе двери распахнулись, и по скопившимся немцам в упор ударили очереди из автоматов с глушителями, сзади ошарашенной толпы тоже стреляли. Рванули две светошумовые гранаты. Всех скосили за пару минут.
Потом еще с десяток минут гонялись за разбегающейся аэродромной обслугой. Потеряли троих, но до автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов добежать никто из немцев так и не сумел. Затем чистили аэродром и загружали оружие в четыре грузовика и два «Ганомага», снимали пулеметы с самолетов.
По концлагерю мы ударили через два часа. Оказалось, слишком поздно. От гавани уже ехал усиленный взвод немецких парашютистов, что охранял базу торпедных катеров. Задержки не предусматривались, и, не дозвонившись на аэродром, немцы выслали подкрепление. Взвод мы, конечно же, уничтожили, пленные помогли, и до гавани дошли и захватили торпедные катера, но потери были слишком большие, а нашумели мы на всю округу.
Две с половиной тысячи взбешенных английских моряков и летчиков, вооруженных кирками и лопатами, – это страшно. У немцев не было ни единого шанса. Десятки порубленных и удавленных голыми руками трупов – это все, что осталось от охранников концлагеря, взвода немецких десантников, расчетов «Эрликонов» и крупнокалиберных пулеметов и экипажей самих катеров.
Все шесть торпедных катеров, стоявших в гавани, были забиты под завязку. Я отправил на них всех раненых и «пионеров». Жалко стало мальчишек. Уже вечерело, и они вполне могли прорваться, а мы, сбив заслон на дороге, ушли в горы.
Хорошие англичане вояки! В этом мире и времени, по крайней мере. Долго они с нами бегали. Группы я сразу разделил, всех вместе в первый же день перебили бы.
Сам ушел на аэродром, там оставался «Рубик» с «Кубиком» и один из пилотов со штурманом. Они должны были взорвать самолеты позже, чтобы не привлекать внимания. «Чук» и «Гек» были со мной, еще и полтора десятка англичан прицепились.
«Чук» погиб через шесть дней, когда нас в первый раз обнаружили. Мы уже почти пришли на место, как нарвались опять. Рядом с «Рубиком» взорвалась граната, ранен он был очень тяжело. Мы с «Кубиком», «Геком», летчиком Саней Волошиным, его штурманом Олегом Блинковым и тремя англичанами тащили его двое суток, почти не останавливаясь, и дотащили-таки до врача живым.
До какого врача? До Красницкого Николая Евфграфовича, подданного Российской империи и дворянина. Сейчас его зовут Петтер Нильсен. Он добропорядочный норвежский гражданин и врач с немаленькой практикой. Живет Петтер здесь не так давно, но уже пользуется уважением всех жителей этого небольшого городка.
Добрый доктор, верный муж и папочка трех белокурых дочурок по совместительству является секретным сотрудником гестапо, отправившим в концлагерь и на виселицу полторы сотни своих новых соотечественников. Ко всему прочему он личный агент Елагина Алексея Петровича – моего неожиданного, но такого своевременного приятеля.
Прорабатывая уход отряда через Норвегию, я перетряхнул всех знакомых Елагина и остановился на этом агенте. Именно Красницкий сделал все возможное и невозможное, чтобы «Рубик» выжил, а мы все не попали в гестапо. Знал о нем Елагин такую мерзость, что при обнародовании – только вешаться. Знаю и я.
«Рубик» выздоравливал очень долго. Я «шлифовал» немецкий язык и совершенствовал свой английский. Генри Эванс оказался изрядным полиглотом. Мальчишка, выросший в припортовых трущобах Дублина, дорос до суперкарго на американском торговом судне и за свою жизнь избороздил немало морей и океанов, а «Рубик» очень хороший учитель, да и ему не так было скучно. Генри был сиделкой у «Рубика», я запретил ему выходить с нами на боевые операции.
Что значит какие операции? А жрать мы что-то должны? Нас все-таки девять человек, а Петтер Нильсен не сын Рокфеллера и даже с его дочкой не знаком.
Платить золотом нашему хозяину я не собирался. Чревато. Он бы нас сдал с удовольствием, вот только жутко меня боялся, а потом стало поздно. Мы с «Кубиком» и «Геком» по его наводке вырезали отделение гестапо и забрали архив, в котором были доносы Петтера Нильсена.
Отделение гестапо. Смешно. Любой город в Норвегии – это не заполненные гитлеровцами и полицаями Рига с Даугавпилсом. В этом отделении служили всего полтора десятка обленившихся донельзя гестаповцев, с комфортом расположившихся в просторном особняке на тихой улочке.
Мы всемером спокойно зашли в дом среди бела дня, загрузили «Кюбельваген» и грузовик архивом и подарками от начальника местного гестапо и так же спокойно уехали.
Именно после этой операции Генри Эванс согласился с нами работать. Сразу после того, как Билли Кларк рассказал, что я с начальником гестапо сделал, – он с нами ездил и на шухере стоял.
Ронни Хилл у нас грузчиком работал. Здоровый он мужик – второй раз в жизни я увидел такую громадину. Наш «Старшина» вроде поменьше будет.
Ронни тоже все видел, но рассказывать не смог – впечатлительный слишком. Даже подаренная начальником гестапо бутылка потрясающего виски успокоению его нервов не помогла, а ведь в одно лицо ее выжрал и не поморщился. И ни с кем не поделился. Гаденыш шотландский!
К счастью, видели мои художества только свои. Сгорело это отделение гестапо сразу после того, как мы уехали. Не надо пить виски у камина.
Ну и что, что начальник гестапо не мог пить виски, потому что был прибит гвоздями к письменному столу? Это я про себя. Это я виски у камина разлил и уголек уронил. Случайно. В канистру с бензином.
От виски так весело не горело бы, но сначала горел прибитый начальник гестапо. Живьем. Канистра совершенно случайно оказалась прямо рядом со столом. Так что местный главупырь напоследок огреб самых разнообразных удовольствий – это было самое меньшее, что я ему был должен.
Зато как Петтер Нильсен впечатлился, когда Билли ему все рассказал, тоже случайно, между прочим. А как Петтер Нильсен расстраивался, когда ребята в конце февраля покидали этот тихий норвежский городок на аргентинском судне. Рыдал, руки заламывал, разве что на коленях не елозил.
Что значит – почему? Архив-то я себе оставил, со всеми его художествами. Нет, не с собой повез. Я что, с дуба рухнул? Он бы меня сразу сдал. Спрятал у гостеприимного хозяина в доме, пусть сам охраняет.
Вот такое я овно – «овен» я по гороскопу. Да и вообще, этот городишко нас не забудет. За зиму столько местных упырей без вести пропало – море рядом, горы, снег опять же. Ну а «подснежники»[21] – не наша забота, пусть их по весне гестаповцы собирают.
Петтеру Нельсону не повезло. Через три дня после нашего отъезда неизвестные убили почтенного доктора прямо во время приема больного.
Кошмар! И это тихий норвежский городок! Узенькие улочки, аккуратные дома, благопристойные люди. Вот только норвежцы, как и я, ненавидят предателей, а секретных сотрудников гестапо режут прямо на рабочем месте.
Архив гестапо такая удобная штука. В нем не только доносчики, но и родственники казненных обозначены. Норвежцы оказались ребятами суровыми, но справедливыми, и среди них у нас с Генри остались очень хорошие друзья. Перед своим отъездом я подарил им этот архив, там еще оставались живые местные гестаповские осведомители. Правда, немного и в других городишках и поселках, по месту мы всех вырезали, до кого дотянуться смогли. Мы старались. Зимой все равно делать было нечего.
Своим новым друзьям я оставил весь архив, кроме художеств Петтера Нельсона. Пусть его девчонки живут спокойно. Они же не виноваты, что Красницкий Николай Евфграфович наш русский профессиональный предатель. Так я суровым норвежским парням и объяснил: «С малолетними девчонками воевать – последнее дело, тем более что они гражданки вашей страны. Не дай бог, с их головы упадет хотя бы один волосок или ветерок холодный в их сторону дунет. Узнаю, принципиально вернусь и прибью живыми к любому дереву или забору, как начальника местного гестапо к его любимому письменному столу, на котором он так любил насиловать малолетних норвежских девчонок».
Мне поверили на слово. Иногда я бываю очень убедителен, да и фотография посаженного моими ребятами на металлический штырь штурмбаннфюрера СС Ранке в очередной раз пригодилась.
Единственное, чего я совсем не ожидал перед самым своим отплытием в солнечную Аргентину, так это появления своего современника – «Лиса». Лисовский Николай Валентинович теперь мало того что личный представитель Сталина, так еще и военный советник исполняющего обязанности президента Республики Финляндия Густава Маннергейма.
Вот пронырливый сукин сын-то! Приперся «Лис» с тремя финскими офицерами и сам в финской форме и с совершенно свежей «ксивой». Документы нулевые – не подкопаешься, а предложения старые: схватить в горсть собственную задницу и скакать на запад. Ну, в моем случае на юго-восток, но для меня разницы все равно никакой.
Как будто без меня они Гитлера с его кодлой не завалят. Да там одного Степаныча всем за глаза. Этот ухарь уже термобарические боеприпасы для установок залпового огня применил. Звездец полный! Содрал изобретение сумрачного армянского гения и за свое выдал.
Вот кроме шуток! Это армяне в начале девяностых годов изобрели термобарические боеприпасы для самопальных установок залпового огня. У них эти ракеты запускались с обычных грузовиков, а то и с простых направляющих прямо с земли и больше десяти с половиной тысяч метров не летели, но Степанычу с местными разработчиками этого оказалось более чем достаточно. Сейчас технологии производства техники такие – чем проще, тем лучше, а армянские самоделкины в свое время все упростили до дебилизма.
Теперь эти ракеты запускаются с «Ил-2», «Ту-2» и сверхтяжелых штурмовиков «Су-8». Довел все же Павлик Сухой этот штурмовик до ума к началу сорок четвертого года. Даром, что ли, мы ему всю техническую документацию по этому самолету притащили?
В нашем мире эта «сушка» появилась только в конце сорок четвертого года, да и то с таким количеством «детских» болезней, что она не летала, а ковыляла в воздухе. А здесь вон оно как! Финнов уже таким комплексным применением новой техники запугали до икоты.
Конечно! Припереть с собой все фотокопии из архива Министерства обороны до пятьдесят седьмого года, а в данном случае самые подробные карты Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов этого периода.
Даже я до такого не додумался! (Правда, у меня и возможностей таких в нашем мире не было.)
Вот голова у Малышева! Встречу – в ноги поклонюсь. Сколько он этими картами жизней спас, даже подумать страшно. А сколько немцев и финнов из-за этих простых листков бумаги досрочно на тот свет отправились?
Еще бы нашим не знать расположение всех без исключения складов боеприпасов и штабов противника вплоть до полкового, а то и батальонного. В нашем-то мире это уже далекая история, и гриф «Совершенно секретно» с этих документов уже давным-давно сняли. Со всеми вытекающими от этого для местных немцев и финнов последствиями. Да и испанцам пару раз прилетело так, что ошметки испанской «Голубой» дивизии срочным порядком отвели на переформирование. Кого успели вывести – по дошедшим до нас слухам, немцам под Ленинградом устроили реальную кровавую баню.
Эх! Придется все же опять по немецким тылам побегать, а так хотелось в Аргентине на пляже поваляться! Вот что мне мешало неделей раньше на пароход сесть?
Впрочем, вопрос этот риторический, да и отвечать мне никто не собирается, а в Аргентину пусть Генри с «Рубиком» и «Геком» плывут. Ну, и пилотов обязательно прихватят, они там очень пригодятся, а инструкции я им подробнейшие распишу. Пусть мне ребята пока «запасной аэродром» готовят – лишним он однозначно не будет, а мы с «Кубиком» будем пока подвиги геройствовать.
А куда деваться? Родина-мать зовет. В смысле, евойный посланник – Лисовский Николай Валентинович. Ох, аукнутся мне мои выступления перед Малышевым летом сорок третьего. Чувствую, загонит он меня, куда Макар телят не гонял, потому что этот простодушный парень о таком адресе в те далекие времена даже не подозревал.
Глава 9
– Вот как? Любопытно, но ничего невозможного я не вижу. И куда же вам надо попасть? – Маннергейм был сама любезность.
Просьба подполковника была довольно необычна, и главнокомандующему было интересно, так ли это на самом деле.
– Я покажу вам на карте. Это небольшой городок на побережье Северного моря. Пожалуй, вы единственный человек, который может помочь мне добраться туда легально. Добраться и почти сразу же вернуться обратно. Я не собираюсь задерживаться в этом городе надолго – мне необходимо максимум двое суток.
Глава 8
«Лис»
Я даже и не думал, что мне удастся моя авантюра – имеется в виду поездка в Норвегию. Все остальное было сделано достаточно быстро. Но я совершенно не ожидал, что всего за четверо суток Маннергейм станет не только божественно везучим национальным героем, но еще и главой правительства Финляндии. Для некоторого количества, как говорили в нашем времени, электората спасшийся во время бомбежки Маннергейм стал божественным мессией и единственной надеждой если не на победу до последнего финна, то, по крайней мере, на скорое окончание порядком затянувшейся войны.
Густав Маннергейм, в свою очередь, не терял даром времени. Всего за несколько суток прекрасно понимающий, по какой причине он остался в живых, главнокомандующий расставил своих людей на все сколько-нибудь значимые должности страны. Видимо, чутье старого прожженного политика в очередной раз не подвело его, и к разговору со мной новоявленный исполняющий обязанности президента Республики Финляндия был уже всесторонне подготовлен.
На следующий день я связался с капитаном Гринкевичем и его бойцами и перевез всех в загородный особняк Маннергейма. Всюду во избежание недоразумений меня сопровождал капитан Микко Лихтонен. Он же еще с двумя финскими офицерами должны были сопроводить меня в Норвегию – у одного из офицеров в нужном мне городе обнаружились дальние родственники.
Разумеется, эта моя поездка не была моей личной инициативой – генерал-майор Малышев Александр Иванович санкционировал продолжение моей операции, но.… Как бы это поточнее сказать? Не совсем легально – ни по каким документам моя поездка в Норвегию не проходила и была абсолютно не согласованной в Кремле. Уж и не знаю, что сказал бы Сталин, узнав о такой инициативе собственного порученца. И совсем не стремлюсь это узнать.
Долетели мы в достаточно комфортабельных условиях – Маннергейм предоставил в распоряжение своих офицеров собственный пассажирский «Юнкерс». Летели мы не одни – в самолете находились еще семь человек. На аэродроме мы предъявили свои удостоверения личности и поменяли воздушное такси на четырехколесное. Все же Маннергейм жучара еще тот – связи в Норвегии у него потрясающие, а шикарный легковой «Мерседес» с грамотным и молчаливым водителем ждал нас прямо у ворот аэродрома.
Мы подъезжали к городу, в котором я никогда не был, и если мои спутники внешне выглядели бесстрастно спокойными, то я все же испытывал некоторое волнение. Сегодня все решится, но я до сих пор не верил в происходящее. Пожалуй, работа в Финляндии была для меня намного проще.
Наш приезд в мирный норвежский город, оккупированный немецкими войсками, постановка на учет в комендатуре, встреча дальних родственников и наше размещение почти в самом центре города прошли как бы мимо меня. От всей этой суеты у меня вдруг разболелась голова, и мы вдвоем с капитаном Лихтоненом направились в дом к местному эскулапу. Впрочем, сопровождавшие нас офицеры финской контрразведки (я совершенно не сомневался в их принадлежности к оной организации), уже переодевшиеся в штатскую одежду, сопровождали нас на некотором удалении.
До нужного дома мы добрались быстро – он находился на соседней улице. Что поделать? В подобных небольших припортовых городишках все находится в шаговой доступности. Вот и дом местного практикующего эскулапа оказался совсем недалеко от места нашего временного пристанища.
Переговоры с врачом, разумеется, вел разносторонне образованный капитан Лихтонен. Как оказалось, он знает не только русский, но еще и немецкий, шведский и норвежский языки. Всего пара фраз – и нас пригласили в дом. Вышколенная горничная была сама любезность.
Зайдя в просторную гостиную, я, абсолютно не скрывая ничего от Микко, произнес по-русски:
– Здравствуйте, Николай Евфграфович. Вам привет от Алексея Петровича Елагина. Помните такого? Впрочем, конечно же, помните.
А теперь второй вопрос: где те люди, которые добрались до вашего дома в начале сентября прошлого года? – Конечно же, я этого не знал, но надежда умирает последней, и я надеялся сам не знаю на что.
Наверное, на чудо, и оно произошло. Выпученные глаза старого белогвардейца говорили сами за себя. Не держит Красницкий Николай Евфграфович удара. Совсем не держит, а вроде боевой офицер – всю Гражданскую прошел.
– Да здесь я, «Лис». Здесь. Везунчик ты. Хорошо, что сегодня я нашего гостеприимного хозяина контролирую, а не мои английские друзья. Ребята они резкие и таких шуток не понимают. Мог бы и пулю получить – обратно в концлагерь ребятам совсем не хочется, – раздался за моей спиной так запомнившийся в нашу последнюю встречу голос.
Капитан Егоров.
Позывной «Егерь»
Мы выжили. Наш самолет садился первым. Выполняя мой приказ, пилот ведущего «Юнкерса» гвардии капитан Алехин Владимир Николаевич, трижды орденоносец и отец двоих мальчишек, выкатился за взлетно-посадочную полосу немецкого аэродрома, снес все, что смог собрать на своем пути до предела загруженным самолетом, и врезался в самую опасную зенитку, наставившую на нас стволы автоматических орудий.
Вовка Алехин – душа любой компании, весельчак и человек отчаянной храбрости, – и его штурман Серега Привалов погибли на месте. Вернусь – лично Смирнову морду разобью. Перестраховщик энкавэдэшный – собрал в экипажи женатиков.
К пострадавшему самолету сбежался весь аэродром, даже расчеты «Эрликонов», как потом оказалось. Боковую дверь долго не могли открыть, задняя аппарель тоже не открывалась. Уже сел второй самолет, за ним тянулся третий, а двери так и не открывались. Из салона самолета слышались стоны, и кто-то протяжно кричал.
Мы там внутри чуть не задохнулись. М-мать его! Я ждал отмашки из второго самолета. Наконец обе двери распахнулись, и по скопившимся немцам в упор ударили очереди из автоматов с глушителями, сзади ошарашенной толпы тоже стреляли. Рванули две светошумовые гранаты. Всех скосили за пару минут.
Потом еще с десяток минут гонялись за разбегающейся аэродромной обслугой. Потеряли троих, но до автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов добежать никто из немцев так и не сумел. Затем чистили аэродром и загружали оружие в четыре грузовика и два «Ганомага», снимали пулеметы с самолетов.
По концлагерю мы ударили через два часа. Оказалось, слишком поздно. От гавани уже ехал усиленный взвод немецких парашютистов, что охранял базу торпедных катеров. Задержки не предусматривались, и, не дозвонившись на аэродром, немцы выслали подкрепление. Взвод мы, конечно же, уничтожили, пленные помогли, и до гавани дошли и захватили торпедные катера, но потери были слишком большие, а нашумели мы на всю округу.
Две с половиной тысячи взбешенных английских моряков и летчиков, вооруженных кирками и лопатами, – это страшно. У немцев не было ни единого шанса. Десятки порубленных и удавленных голыми руками трупов – это все, что осталось от охранников концлагеря, взвода немецких десантников, расчетов «Эрликонов» и крупнокалиберных пулеметов и экипажей самих катеров.
Все шесть торпедных катеров, стоявших в гавани, были забиты под завязку. Я отправил на них всех раненых и «пионеров». Жалко стало мальчишек. Уже вечерело, и они вполне могли прорваться, а мы, сбив заслон на дороге, ушли в горы.
Хорошие англичане вояки! В этом мире и времени, по крайней мере. Долго они с нами бегали. Группы я сразу разделил, всех вместе в первый же день перебили бы.
Сам ушел на аэродром, там оставался «Рубик» с «Кубиком» и один из пилотов со штурманом. Они должны были взорвать самолеты позже, чтобы не привлекать внимания. «Чук» и «Гек» были со мной, еще и полтора десятка англичан прицепились.
«Чук» погиб через шесть дней, когда нас в первый раз обнаружили. Мы уже почти пришли на место, как нарвались опять. Рядом с «Рубиком» взорвалась граната, ранен он был очень тяжело. Мы с «Кубиком», «Геком», летчиком Саней Волошиным, его штурманом Олегом Блинковым и тремя англичанами тащили его двое суток, почти не останавливаясь, и дотащили-таки до врача живым.
До какого врача? До Красницкого Николая Евфграфовича, подданного Российской империи и дворянина. Сейчас его зовут Петтер Нильсен. Он добропорядочный норвежский гражданин и врач с немаленькой практикой. Живет Петтер здесь не так давно, но уже пользуется уважением всех жителей этого небольшого городка.
Добрый доктор, верный муж и папочка трех белокурых дочурок по совместительству является секретным сотрудником гестапо, отправившим в концлагерь и на виселицу полторы сотни своих новых соотечественников. Ко всему прочему он личный агент Елагина Алексея Петровича – моего неожиданного, но такого своевременного приятеля.
Прорабатывая уход отряда через Норвегию, я перетряхнул всех знакомых Елагина и остановился на этом агенте. Именно Красницкий сделал все возможное и невозможное, чтобы «Рубик» выжил, а мы все не попали в гестапо. Знал о нем Елагин такую мерзость, что при обнародовании – только вешаться. Знаю и я.
«Рубик» выздоравливал очень долго. Я «шлифовал» немецкий язык и совершенствовал свой английский. Генри Эванс оказался изрядным полиглотом. Мальчишка, выросший в припортовых трущобах Дублина, дорос до суперкарго на американском торговом судне и за свою жизнь избороздил немало морей и океанов, а «Рубик» очень хороший учитель, да и ему не так было скучно. Генри был сиделкой у «Рубика», я запретил ему выходить с нами на боевые операции.
Что значит какие операции? А жрать мы что-то должны? Нас все-таки девять человек, а Петтер Нильсен не сын Рокфеллера и даже с его дочкой не знаком.
Платить золотом нашему хозяину я не собирался. Чревато. Он бы нас сдал с удовольствием, вот только жутко меня боялся, а потом стало поздно. Мы с «Кубиком» и «Геком» по его наводке вырезали отделение гестапо и забрали архив, в котором были доносы Петтера Нильсена.
Отделение гестапо. Смешно. Любой город в Норвегии – это не заполненные гитлеровцами и полицаями Рига с Даугавпилсом. В этом отделении служили всего полтора десятка обленившихся донельзя гестаповцев, с комфортом расположившихся в просторном особняке на тихой улочке.
Мы всемером спокойно зашли в дом среди бела дня, загрузили «Кюбельваген» и грузовик архивом и подарками от начальника местного гестапо и так же спокойно уехали.
Именно после этой операции Генри Эванс согласился с нами работать. Сразу после того, как Билли Кларк рассказал, что я с начальником гестапо сделал, – он с нами ездил и на шухере стоял.
Ронни Хилл у нас грузчиком работал. Здоровый он мужик – второй раз в жизни я увидел такую громадину. Наш «Старшина» вроде поменьше будет.
Ронни тоже все видел, но рассказывать не смог – впечатлительный слишком. Даже подаренная начальником гестапо бутылка потрясающего виски успокоению его нервов не помогла, а ведь в одно лицо ее выжрал и не поморщился. И ни с кем не поделился. Гаденыш шотландский!
К счастью, видели мои художества только свои. Сгорело это отделение гестапо сразу после того, как мы уехали. Не надо пить виски у камина.
Ну и что, что начальник гестапо не мог пить виски, потому что был прибит гвоздями к письменному столу? Это я про себя. Это я виски у камина разлил и уголек уронил. Случайно. В канистру с бензином.
От виски так весело не горело бы, но сначала горел прибитый начальник гестапо. Живьем. Канистра совершенно случайно оказалась прямо рядом со столом. Так что местный главупырь напоследок огреб самых разнообразных удовольствий – это было самое меньшее, что я ему был должен.
Зато как Петтер Нильсен впечатлился, когда Билли ему все рассказал, тоже случайно, между прочим. А как Петтер Нильсен расстраивался, когда ребята в конце февраля покидали этот тихий норвежский городок на аргентинском судне. Рыдал, руки заламывал, разве что на коленях не елозил.
Что значит – почему? Архив-то я себе оставил, со всеми его художествами. Нет, не с собой повез. Я что, с дуба рухнул? Он бы меня сразу сдал. Спрятал у гостеприимного хозяина в доме, пусть сам охраняет.
Вот такое я овно – «овен» я по гороскопу. Да и вообще, этот городишко нас не забудет. За зиму столько местных упырей без вести пропало – море рядом, горы, снег опять же. Ну а «подснежники»[21] – не наша забота, пусть их по весне гестаповцы собирают.
Петтеру Нельсону не повезло. Через три дня после нашего отъезда неизвестные убили почтенного доктора прямо во время приема больного.
Кошмар! И это тихий норвежский городок! Узенькие улочки, аккуратные дома, благопристойные люди. Вот только норвежцы, как и я, ненавидят предателей, а секретных сотрудников гестапо режут прямо на рабочем месте.
Архив гестапо такая удобная штука. В нем не только доносчики, но и родственники казненных обозначены. Норвежцы оказались ребятами суровыми, но справедливыми, и среди них у нас с Генри остались очень хорошие друзья. Перед своим отъездом я подарил им этот архив, там еще оставались живые местные гестаповские осведомители. Правда, немного и в других городишках и поселках, по месту мы всех вырезали, до кого дотянуться смогли. Мы старались. Зимой все равно делать было нечего.
Своим новым друзьям я оставил весь архив, кроме художеств Петтера Нельсона. Пусть его девчонки живут спокойно. Они же не виноваты, что Красницкий Николай Евфграфович наш русский профессиональный предатель. Так я суровым норвежским парням и объяснил: «С малолетними девчонками воевать – последнее дело, тем более что они гражданки вашей страны. Не дай бог, с их головы упадет хотя бы один волосок или ветерок холодный в их сторону дунет. Узнаю, принципиально вернусь и прибью живыми к любому дереву или забору, как начальника местного гестапо к его любимому письменному столу, на котором он так любил насиловать малолетних норвежских девчонок».
Мне поверили на слово. Иногда я бываю очень убедителен, да и фотография посаженного моими ребятами на металлический штырь штурмбаннфюрера СС Ранке в очередной раз пригодилась.
Единственное, чего я совсем не ожидал перед самым своим отплытием в солнечную Аргентину, так это появления своего современника – «Лиса». Лисовский Николай Валентинович теперь мало того что личный представитель Сталина, так еще и военный советник исполняющего обязанности президента Республики Финляндия Густава Маннергейма.
Вот пронырливый сукин сын-то! Приперся «Лис» с тремя финскими офицерами и сам в финской форме и с совершенно свежей «ксивой». Документы нулевые – не подкопаешься, а предложения старые: схватить в горсть собственную задницу и скакать на запад. Ну, в моем случае на юго-восток, но для меня разницы все равно никакой.
Как будто без меня они Гитлера с его кодлой не завалят. Да там одного Степаныча всем за глаза. Этот ухарь уже термобарические боеприпасы для установок залпового огня применил. Звездец полный! Содрал изобретение сумрачного армянского гения и за свое выдал.
Вот кроме шуток! Это армяне в начале девяностых годов изобрели термобарические боеприпасы для самопальных установок залпового огня. У них эти ракеты запускались с обычных грузовиков, а то и с простых направляющих прямо с земли и больше десяти с половиной тысяч метров не летели, но Степанычу с местными разработчиками этого оказалось более чем достаточно. Сейчас технологии производства техники такие – чем проще, тем лучше, а армянские самоделкины в свое время все упростили до дебилизма.
Теперь эти ракеты запускаются с «Ил-2», «Ту-2» и сверхтяжелых штурмовиков «Су-8». Довел все же Павлик Сухой этот штурмовик до ума к началу сорок четвертого года. Даром, что ли, мы ему всю техническую документацию по этому самолету притащили?
В нашем мире эта «сушка» появилась только в конце сорок четвертого года, да и то с таким количеством «детских» болезней, что она не летала, а ковыляла в воздухе. А здесь вон оно как! Финнов уже таким комплексным применением новой техники запугали до икоты.
Конечно! Припереть с собой все фотокопии из архива Министерства обороны до пятьдесят седьмого года, а в данном случае самые подробные карты Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов этого периода.
Даже я до такого не додумался! (Правда, у меня и возможностей таких в нашем мире не было.)
Вот голова у Малышева! Встречу – в ноги поклонюсь. Сколько он этими картами жизней спас, даже подумать страшно. А сколько немцев и финнов из-за этих простых листков бумаги досрочно на тот свет отправились?
Еще бы нашим не знать расположение всех без исключения складов боеприпасов и штабов противника вплоть до полкового, а то и батальонного. В нашем-то мире это уже далекая история, и гриф «Совершенно секретно» с этих документов уже давным-давно сняли. Со всеми вытекающими от этого для местных немцев и финнов последствиями. Да и испанцам пару раз прилетело так, что ошметки испанской «Голубой» дивизии срочным порядком отвели на переформирование. Кого успели вывести – по дошедшим до нас слухам, немцам под Ленинградом устроили реальную кровавую баню.
Эх! Придется все же опять по немецким тылам побегать, а так хотелось в Аргентине на пляже поваляться! Вот что мне мешало неделей раньше на пароход сесть?
Впрочем, вопрос этот риторический, да и отвечать мне никто не собирается, а в Аргентину пусть Генри с «Рубиком» и «Геком» плывут. Ну, и пилотов обязательно прихватят, они там очень пригодятся, а инструкции я им подробнейшие распишу. Пусть мне ребята пока «запасной аэродром» готовят – лишним он однозначно не будет, а мы с «Кубиком» будем пока подвиги геройствовать.
А куда деваться? Родина-мать зовет. В смысле, евойный посланник – Лисовский Николай Валентинович. Ох, аукнутся мне мои выступления перед Малышевым летом сорок третьего. Чувствую, загонит он меня, куда Макар телят не гонял, потому что этот простодушный парень о таком адресе в те далекие времена даже не подозревал.
Глава 9