Припарковавшись чуть в стороне, Эллен направилась к лентам ограждения, трепетавшим на ветру.
Строго говоря, она ехала в Нючёпинг к доктору Хиральго, но до встречи оставалось еще немного времени. Она никак не могла понять, почему этому убийству уделялось так мало внимания, и это бесило ее, хотя она и сознавала, что обо всем в СМИ сообщать невозможно. Однако на контрасте с мужчиной, забитым до смерти на Свеавеген, это выглядело насмешкой. А отношение полицейских и вовсе привело Эллен в ярость. Слишком много всего было в их словах, чтобы назвать это просто «фигурой речи» или «профессиональным сленгом».
Эллен снова зашла на страничку Лив в «Фейсбуке» — по-прежнему ни одного комментария о том, что кто-то скорбит. Неужели ее друзья не знают, что она умерла? Разве так может быть?
Что-то во всей этой истории казалось странным и грустным. Что Лив делала в Стентуне и почему оказалась такой незаметной?
Бросив взгляд в сторону хутора Альварссона, Эллен посмотрела на часы и поняла, что не должна туда ездить и что у нее нет на это времени. Придется обуздать свое любопытство.
Между тем у края дороги начал стихийно складываться мемориал. У ограждения лежали цветы и венки. Но кучка была скромная, а надписи — безличными. У людей есть удивительная способность становиться лучшим другом усопшему — даже если они до этого никогда не встречались.
«Думаю о тебе и твоих близких» — было написано на карточке с приложенным к ней цветком.
«Покойся с миром» — гласила другая надпись.
Из кучки торчала карточка. «Прости» — было написано на ней детским почерком. Эллен достала телефон и сфотографировала эту надпись.
— Трагично, правда?
Подняв глаза, Эллен увидела даму с короткими седыми волосами, которая вела на поводке такую же седую таксу.
— Да, ужасно, — проговорила Эллен. — Вы знали ее?
Такса подошла и понюхала цветы.
— Нет. Вовсе нет. Я здесь обычно гуляю с собакой. Мы живем тут неподалеку, — она указала на один из трех домов Сульбю, — однако я не видела и не слышала ничего странного. Похоже, никто ничего не заметил. Надеюсь, виновника скоро найдут, от таких событий по деревне распространился страх, сами понимаете. Уже из дому боишься выходить…
Такса задрала ногу, собираясь помочиться на кучку цветов. Эллен не знала, сказать ли об этом хозяйке.
— Я работаю в отделе новостей на четвертом канале, — проговорил она. — Если что-то вспомните — позвоните мне.
Нащупав в сумочке визитку, она протянула ее даме, которая тут же припустила прочь, словно стремясь выйти из кадра.
Эллен огляделась. Чуть дальше по дороге она увидела маленькую девочку, бегающую босиком по траве перед одним из красных домов. Волосы у девочки были такой же длины, как у Эльзы, а розовое платье напоминало то, которое было на Эльзе на последней школьной фотографии во втором классе. Эллен несколько раз сморгнула, направляясь к девочке, хотела окликнуть ее, пока та не скрылась из виду, даже прибавила шагу, но в следующее мгновение девочка исчезла за домом.
Эллен замедлила шаг и покачала головой. «Что я делаю?» — подумала она и устыдилась своей реакции. Тут она увидела мальчика постарше со светлыми волосами, постриженными «под горшок», который монотонно прыгал на батуте перед домом. Он уставился на нее ледяным взглядом, ни один мускул у него на лице не шевелился. Его прыжки звучали ритмично, железки поскрипывали каждый раз, когда он приземлялся на батут, который явно был ему слишком мал. Мальчик по-прежнему не спускал глаз с Эллен.
Ее пробрал холод, возникло чувство, что надо скорее уходить, — однако она была так близко. Может быть, тем, кто живет здесь, что-нибудь известно о Лив Линд?
Из дома вышла женщина, неся в руках кучу вещей. Эллен подошла к забору.
— Ой, сколько игрушек для малышей! — проговорила она, обращаясь к женщине, которая была примерно того же возраста, что и она сама. Женщина с пышными курчавыми волосами была одета в свободную белую тунику. Под мышкой она несла детский развивающий коврик.
— Да, я немного взялась за уборку. А мы знакомы? — прищурившись, она посмотрела на Эллен.
— Простите. Меня зовут Эллен Тамм.
Она сделал несколько шагов навстречу и протянула руку.
Женщина положила развивающий коврик на землю — он тут же начал мигать и играть какую-то знакомую мелодию.
— Ханна Андерссон, — тихо представилась женщина, пожимая руку Эллен.
— Я работаю на четвертом канале, приехала сюда в связи с убийством, — Эллен кивнула в сторону лент ограждения. — Вы ее знали?
— Нет, — ответила Ханна и покачала головой. — Все это ужасно, однако мне известно не больше, чем вам, и я уже побеседовала с полицией.
Она снова взяла в руки развивающий коврик и направилась к сараю.
— Понимаю, — проговорила Эллен. — Я ничего не вынюхиваю, просто хотела поговорить.
В чем дело, почему никто не желает с ней разговаривать? Почему все поворачиваются спиной, едва речь заходит о Лив Линд?
— Вы взволнованы по этому поводу? — продолжала она, прекрасно понимая, что нарушает некую невидимую границу.
Ханна остановилась и посмотрела на Эллен.
— Ясное дело, мы взволнованы, когда такое происходит в крошечной Стентуне, — сказала она. — Да мы все потрясены!
— Можно задать вам несколько вопросов? Я не буду использовать это в передаче, никакой камеры.
Для убедительности подняла ладони, показывая, что у нее нет скрытой камеры.
— Нет, я не хочу иметь ко всему этому никакого отношения. Извините, у меня скоро начинаются занятия.
Ханна посмотрела на часы на руке.
Вид у нее был напуганный, и Эллен поняла, что ситуация, мягко говоря, неприятная. Такой страх она не раз наблюдала у людей, с которыми ей доводилось встречаться.
Из дома вышел мужчина, высокий и статный, с тронутыми сединой висками и трехдневной щетиной. На вид ему было лет пятьдесят.
— Дорогой, — обратилась к нему Ханна. — Это — простите, как, вы сказали, вас зовут?
— Эллен Тамм.
Внезапно словно из ниоткуда возникла девочка и кинулась к ним.
— Папа! — крикнула она. Увидев Эллен, девочка замедлила шаг.
Она так похожа на Эльзу! И на саму Эллен в этом возрасте. Волосы были волнистыми, как бывает, когда спишь с заплетенными косичками.
— Ей восемь? — спросила Эллен, не успев подумать.
— Семь, — с удивлением ответила Ханна и прижала к себе девочку.
Эллен присела на корточки.
— Как тебя зовут?
— Мама говорит, что с незнакомыми разговаривать нельзя.
— Твоя мама совершенно права, — кивнула Эллен и поднялась.
— Эллен с четвертого канала, она здесь, чтобы поговорить о… сам знаешь…
— Что? — девочка подняла глаза. — Поговорить о чем?
— Ничего, моя дорогая, — ответила Ханна и погладила девочку по волосам.
— Это мой гражданский муж Стоффе, — проговорила она, обращаясь к Эллен.
Эллен всегда удивляли люди, употреблявшие слова «гражданский муж» и «гражданская жена». Это звучало так неромантично — так непохоже на спутника жизни или человека, в которого ты влюблена.
Мужчина, по-прежнему не проронивший ни слова, протянул руку для приветствия. Рукопожатие у него было крепкое, его рука и взгляд, обращенный на нее, задержались слишком надолго — Эллен стало немного не по себе.
— Стало быть, этим заинтересовался четвертый канал? — спросил он, наконец-то выпуская ее руку.
— Алиса, пойди возьми свой рюкзак, нам скоро пора идти в школу.
— Но почему…
— Пожалуйста, сделай, что я прошу.
Алиса нехотя повиновалась.
— А почему бы нам этим не заинтересоваться?
Второй раз за два дня Эллен задавали этот вопрос.
— Почему эта женщина не может быть нам интересна? Ведь речь идет об убийстве!
— Вы правы. И, конечно, для нас — тех, кто живет здесь, — это большое потрясение, но я подумал — вряд ли это интересно для всей страны.
— Я понимаю, вы потрясены, — кивнула Эллен, решив не комментировать, насколько это интересно для всей Швеции. — Извините, не буду вам больше мешать.
Она протянула Ханне визитную карточку.
— Позвоните мне, если что-нибудь вспомните — или просто захотите поговорить.
Медленным шагом Эллен направилась к машине. Обернувшись, она увидела, что пара стоит неподвижно, глядя ей вслед.
Ее не покидала мысль, что они ведут себя как-то слишком сдержанно. Когда происходит нечто страшное, люди обычно стремятся выговориться. Возможно, не перед камерой, но им хочется обсудить случившееся и задать вопросы.
Парнишка по-прежнему монотонно прыгал на батуте — Эллен ощущала затылком его пристальный взгляд.
Строго говоря, она ехала в Нючёпинг к доктору Хиральго, но до встречи оставалось еще немного времени. Она никак не могла понять, почему этому убийству уделялось так мало внимания, и это бесило ее, хотя она и сознавала, что обо всем в СМИ сообщать невозможно. Однако на контрасте с мужчиной, забитым до смерти на Свеавеген, это выглядело насмешкой. А отношение полицейских и вовсе привело Эллен в ярость. Слишком много всего было в их словах, чтобы назвать это просто «фигурой речи» или «профессиональным сленгом».
Эллен снова зашла на страничку Лив в «Фейсбуке» — по-прежнему ни одного комментария о том, что кто-то скорбит. Неужели ее друзья не знают, что она умерла? Разве так может быть?
Что-то во всей этой истории казалось странным и грустным. Что Лив делала в Стентуне и почему оказалась такой незаметной?
Бросив взгляд в сторону хутора Альварссона, Эллен посмотрела на часы и поняла, что не должна туда ездить и что у нее нет на это времени. Придется обуздать свое любопытство.
Между тем у края дороги начал стихийно складываться мемориал. У ограждения лежали цветы и венки. Но кучка была скромная, а надписи — безличными. У людей есть удивительная способность становиться лучшим другом усопшему — даже если они до этого никогда не встречались.
«Думаю о тебе и твоих близких» — было написано на карточке с приложенным к ней цветком.
«Покойся с миром» — гласила другая надпись.
Из кучки торчала карточка. «Прости» — было написано на ней детским почерком. Эллен достала телефон и сфотографировала эту надпись.
— Трагично, правда?
Подняв глаза, Эллен увидела даму с короткими седыми волосами, которая вела на поводке такую же седую таксу.
— Да, ужасно, — проговорила Эллен. — Вы знали ее?
Такса подошла и понюхала цветы.
— Нет. Вовсе нет. Я здесь обычно гуляю с собакой. Мы живем тут неподалеку, — она указала на один из трех домов Сульбю, — однако я не видела и не слышала ничего странного. Похоже, никто ничего не заметил. Надеюсь, виновника скоро найдут, от таких событий по деревне распространился страх, сами понимаете. Уже из дому боишься выходить…
Такса задрала ногу, собираясь помочиться на кучку цветов. Эллен не знала, сказать ли об этом хозяйке.
— Я работаю в отделе новостей на четвертом канале, — проговорил она. — Если что-то вспомните — позвоните мне.
Нащупав в сумочке визитку, она протянула ее даме, которая тут же припустила прочь, словно стремясь выйти из кадра.
Эллен огляделась. Чуть дальше по дороге она увидела маленькую девочку, бегающую босиком по траве перед одним из красных домов. Волосы у девочки были такой же длины, как у Эльзы, а розовое платье напоминало то, которое было на Эльзе на последней школьной фотографии во втором классе. Эллен несколько раз сморгнула, направляясь к девочке, хотела окликнуть ее, пока та не скрылась из виду, даже прибавила шагу, но в следующее мгновение девочка исчезла за домом.
Эллен замедлила шаг и покачала головой. «Что я делаю?» — подумала она и устыдилась своей реакции. Тут она увидела мальчика постарше со светлыми волосами, постриженными «под горшок», который монотонно прыгал на батуте перед домом. Он уставился на нее ледяным взглядом, ни один мускул у него на лице не шевелился. Его прыжки звучали ритмично, железки поскрипывали каждый раз, когда он приземлялся на батут, который явно был ему слишком мал. Мальчик по-прежнему не спускал глаз с Эллен.
Ее пробрал холод, возникло чувство, что надо скорее уходить, — однако она была так близко. Может быть, тем, кто живет здесь, что-нибудь известно о Лив Линд?
Из дома вышла женщина, неся в руках кучу вещей. Эллен подошла к забору.
— Ой, сколько игрушек для малышей! — проговорила она, обращаясь к женщине, которая была примерно того же возраста, что и она сама. Женщина с пышными курчавыми волосами была одета в свободную белую тунику. Под мышкой она несла детский развивающий коврик.
— Да, я немного взялась за уборку. А мы знакомы? — прищурившись, она посмотрела на Эллен.
— Простите. Меня зовут Эллен Тамм.
Она сделал несколько шагов навстречу и протянула руку.
Женщина положила развивающий коврик на землю — он тут же начал мигать и играть какую-то знакомую мелодию.
— Ханна Андерссон, — тихо представилась женщина, пожимая руку Эллен.
— Я работаю на четвертом канале, приехала сюда в связи с убийством, — Эллен кивнула в сторону лент ограждения. — Вы ее знали?
— Нет, — ответила Ханна и покачала головой. — Все это ужасно, однако мне известно не больше, чем вам, и я уже побеседовала с полицией.
Она снова взяла в руки развивающий коврик и направилась к сараю.
— Понимаю, — проговорила Эллен. — Я ничего не вынюхиваю, просто хотела поговорить.
В чем дело, почему никто не желает с ней разговаривать? Почему все поворачиваются спиной, едва речь заходит о Лив Линд?
— Вы взволнованы по этому поводу? — продолжала она, прекрасно понимая, что нарушает некую невидимую границу.
Ханна остановилась и посмотрела на Эллен.
— Ясное дело, мы взволнованы, когда такое происходит в крошечной Стентуне, — сказала она. — Да мы все потрясены!
— Можно задать вам несколько вопросов? Я не буду использовать это в передаче, никакой камеры.
Для убедительности подняла ладони, показывая, что у нее нет скрытой камеры.
— Нет, я не хочу иметь ко всему этому никакого отношения. Извините, у меня скоро начинаются занятия.
Ханна посмотрела на часы на руке.
Вид у нее был напуганный, и Эллен поняла, что ситуация, мягко говоря, неприятная. Такой страх она не раз наблюдала у людей, с которыми ей доводилось встречаться.
Из дома вышел мужчина, высокий и статный, с тронутыми сединой висками и трехдневной щетиной. На вид ему было лет пятьдесят.
— Дорогой, — обратилась к нему Ханна. — Это — простите, как, вы сказали, вас зовут?
— Эллен Тамм.
Внезапно словно из ниоткуда возникла девочка и кинулась к ним.
— Папа! — крикнула она. Увидев Эллен, девочка замедлила шаг.
Она так похожа на Эльзу! И на саму Эллен в этом возрасте. Волосы были волнистыми, как бывает, когда спишь с заплетенными косичками.
— Ей восемь? — спросила Эллен, не успев подумать.
— Семь, — с удивлением ответила Ханна и прижала к себе девочку.
Эллен присела на корточки.
— Как тебя зовут?
— Мама говорит, что с незнакомыми разговаривать нельзя.
— Твоя мама совершенно права, — кивнула Эллен и поднялась.
— Эллен с четвертого канала, она здесь, чтобы поговорить о… сам знаешь…
— Что? — девочка подняла глаза. — Поговорить о чем?
— Ничего, моя дорогая, — ответила Ханна и погладила девочку по волосам.
— Это мой гражданский муж Стоффе, — проговорила она, обращаясь к Эллен.
Эллен всегда удивляли люди, употреблявшие слова «гражданский муж» и «гражданская жена». Это звучало так неромантично — так непохоже на спутника жизни или человека, в которого ты влюблена.
Мужчина, по-прежнему не проронивший ни слова, протянул руку для приветствия. Рукопожатие у него было крепкое, его рука и взгляд, обращенный на нее, задержались слишком надолго — Эллен стало немного не по себе.
— Стало быть, этим заинтересовался четвертый канал? — спросил он, наконец-то выпуская ее руку.
— Алиса, пойди возьми свой рюкзак, нам скоро пора идти в школу.
— Но почему…
— Пожалуйста, сделай, что я прошу.
Алиса нехотя повиновалась.
— А почему бы нам этим не заинтересоваться?
Второй раз за два дня Эллен задавали этот вопрос.
— Почему эта женщина не может быть нам интересна? Ведь речь идет об убийстве!
— Вы правы. И, конечно, для нас — тех, кто живет здесь, — это большое потрясение, но я подумал — вряд ли это интересно для всей страны.
— Я понимаю, вы потрясены, — кивнула Эллен, решив не комментировать, насколько это интересно для всей Швеции. — Извините, не буду вам больше мешать.
Она протянула Ханне визитную карточку.
— Позвоните мне, если что-нибудь вспомните — или просто захотите поговорить.
Медленным шагом Эллен направилась к машине. Обернувшись, она увидела, что пара стоит неподвижно, глядя ей вслед.
Ее не покидала мысль, что они ведут себя как-то слишком сдержанно. Когда происходит нечто страшное, люди обычно стремятся выговориться. Возможно, не перед камерой, но им хочется обсудить случившееся и задать вопросы.
Парнишка по-прежнему монотонно прыгал на батуте — Эллен ощущала затылком его пристальный взгляд.