Но Каримов будто уехал. Или дает мне время осмыслить происходящее.

Или я опять слишком раздуваю свою роль в его жизни и он вернется тогда, когда случайно вспомнит о «жене»?

Букетище бесподобных, розово-оранжевых пионов приносят в конце очередной рабочей недели. С краткой запиской:

«Суббота. Восемь вечера. Третье условие».

И адрес с названием компании.

Я забиваю его в поисковике и замираю в недоумении. Квесты-перформансы?

До меня не дошло это увлечение, но в голове возникла картинка из телеигры Форт Боярд.

— А ты ходил на какие-нибудь квесты? — спрашиваю Степу, который вживую лепит неподалеку от меня макет зала для свадьбы, чтобы оценить степень будущей головной боли декораторов.

— Конечно, — он кивает, — был у друга на «Мальчишнике» — нам надо было за час выбраться с того притона, в котором мы якобы уснули накануне «свадьбы» и на эту самую свадьбу не опоздать. Ну и на парочке детективных историй с маньяками. Мой совет — одевайся достаточно удобно, мало ли куда придется залезть.

Хмурюсь.

Каримову это зачем? Решил во взрослую игру добавить детскую?

Нет, мы остаемся на взрослом поле… это я понимаю, когда после яркого холла с компаниями людей, предвкушающих новые впечатления, меня провожают в боковой вход, и там оставляют ждать администратора.

Да, я здесь. Выполняю его последнее условие.

И зачем я это делаю… оставляю в тех вопросах, на которые не буду искать ответа. Пусть будет точка. Над всеми прошлыми и настоящими «и».

— Майя Александровна?

Мягкий голос вырывает меня из раздумий.

Блондинка в коротких кожаных шортах мило улыбается, но выглядит настолько не соответствующе моим представлениям о квесте, что я хмурюсь.

— Добро пожаловать в ваш персональный квест-перформанс «Приват». Как только вы зайдете в эту дверь, у вас будет всего час, чтобы вызволить дорогого вам человека из западни элитного клуба. Там вас ждут неожиданные встречи, помощь… и противостояние. И вам придется постараться разобраться в хитросплетениях местных интриг и обыскать достаточно помещений, чтобы найти ключи. Учтите, в комнатах практически нет не играющих элементов и деталей. И у квеста возможно несколько финалов, все будет зависеть только от вашего решения. Так что прошу внутрь фантазий…

Я вздрагиваю.

— Чьих?

— Своих собственных, — открывает блондинка скрытую за бархатной шторой дверь.

И я, как завороженная, шагаю в темноту…





* * *


Сыграем?

Кто это? Судьба-злодейка или Фортуна?

Рыжая недоуменно смотрит на женщину в красном корсете с кроваво-красными губами — два ярких пятна на общем блондинисто-блеклом фоне — но садится за игровой стол, стараясь не коситься в сторону.

Там в клетках рычат…

Отводит глаза.

Там — мужчины. Гладкие, накаченные, намасленные тела. Почти обнаженные, если не считать блестящих шорт и масок. Не звери, хотя… Они явно потеряли человеческий облик, и теперь ожидают приказов своей Госпожи, которая не торопится выбирать судьбу для рыжей девушки.

— «Казино Рояль»?

— Я не знаю правил.

— Придется догадаться. Иначе…

Хозяйка не договаривает, что именно произойдет. Но девушка догадывается — ничего хорошего. Для нее. Эти люди-звери способны загрызть — заласкать? — до потери сознания… Или ей это все мерещится в утонченной галлюцинации?

Тонкие пальцы мелькают, танцуя свой собственный танец, выщелкивая рождение, полет, смерть, забвение, вторя им воркующим голосом, будто на иностранном языке, раздавая карты, четыре втемную, четыре лицом, и девушка сносит, добавляет, пристраивает чуждые ей масти, стараясь взять определенные карты и набрать максимум очков, чтобы…

Победа отдает горечью пепла на губах.


Уж слишком довольно выглядит женщина напротив — она хотела этой победы.

А у гостьи теперь не остается выбора, только принять приз-поводок и войти в одну из дверей.

Там тени.

Много знакомых теней. И деталей. Их надо разгадать, подчинить, перекрутить, а может и просто сломать. Она неловко осторожничает, особенно потому, что рядом трется и крутится совсем не нужный, как ей кажется, элемент непонятной игры, навязчиво трогает за ноги, мурлычет, порывается лизнуть, ничуть не возбуждая этим, а только раздражая. Зато загадки с каждой минутой подогревают интерес все больше, их пикантная логика заставляла то смеяться, то удивленно вскрикивать, и вот уже все разгадано, дверь на следующий уровень открывается… но там так темно и глухо, что хочется отшатнуться прочь. Спрятаться.

Или взять с собой вот это живое и уже почти терпимое, только бы не оставаться наедине со своей темнотой.

Но она вдруг чувствует, что это не правильно.

Или одна — или никак.

Отбрасывает прочь насильно врученную цепь — ей не нужно так, она хочет к людям! — и втягивается в эту темноту, полную скользящего шелка и мягкого бархата, льнущего к телу меха и гладкости кожи…

Она пропадает.

Пропадает в остро — пряных и мускусных ароматах, в прикосновении тканей, которые сменяются руками, ей кажется, что она сейчас задохнется под их весом, а в следующее мгновение — что взлетит слишком высоко, но потом снова растворяется в собственных ощущениях и почти забывает о цели своего путешествия.

Зачем? Зачем идти куда-то, если все уже хорошо? Если здесь тесно, сладко, волнительно и безопасно? Зачем, если темнота уже обернулась забвением, а страх — тишиной?

Она готова остаться здесь навечно… почему должна кого-то искать и спасать, если…

Если только…

Замирает.

А потом с утроенной силой отбивается, ползет, бежит, втискивается в последний вагон, чтобы оказаться в совершенно аскетичной комнате, полной болезненного света. В той как-будто пусто — нет ничего, кроме железного трона посередине, поставленном загадочным персонажем. Ни других дверей, окон, подсказок, ключей — замков даже нет!

Без тепла человеческих, пусть и чужих, тел, всё здесь кажется еще более странным и холодным, выбеленным до ненастоящей стерильности. Но постепенно зрение проясняется, и она видит надпись на полу.

«Вечность».

А потом проявляются и другие детали.

Крючки на потолке.

Острые иглы на подлокотниках.

Прячущийся под днищем кожаный ремень.

Несколько изогнутых железных деталей, при взгляде на которые она краснеет и чувствует ненужное сейчас возбуждение.

Классическая загадка на открывание двери помноженная на отвлекающую обстановку.

Пальцы дрожат, когда она ощупывает иглы, уже понимая, куда необходимо нажать, когда соединяет ремень с крючьями, когда примеряет друг к другу части головоломки… И, постепенно, дыхание становится ровным, а действия — точными до скупости. Появляется и азарт — азарт действительно достигнуть поставленной задачи. Но азарт холодный, подкрепленный уверенностью, а не эмоциями, ведущий строго прямо и никак иначе…

Щелчок открывающейся двери, которую до той поры заметить было не возможно, воспринимается не как награда, а как закономерное развитие событий.

И роскошь следующего помещения — тоже.

И поклонение подданных, умопомрачительный аромат блюд, сотни тысяч цветочных лепестков и кубки, кубки, кубки, каждый из которых обещает власть, деньги, счастье, любовь, долголетие, успех, удовольствие…

И есть среди них один. Особенный. Ключ ко всему.

Она чувствует — если выпьет из него, то откроется последняя дверь. Она выберется, наконец, отсюда.

Хватает, пьет, наплевав, что кроваво-красный напиток течет по ее пересохшим губам, по шее, заливается в ложбинку, щекочет соски, собираясь огненной лужицей на бедрах…

Растерянно моргает и оглядывает идеально чистую рубашку, такую же свежую и отглаженную, как и когда она пришла.

Ставит бокал и отодвигает бархатную ширму.

Там и правда — конец всему.

А еще зеркало.

Какое-то время она смотрит на себя — шумно дышащую, чуть бледную, с блестящими глазами… А потом мотает головой и делает несколько шагов назад, возвращается в ту комнату… которой уже нет…